Таинственный остров(изд.1986) - Верн Жюль Габриэль. Страница 12

– Идем на охоту, Герберт, – сказал матрос. – У нас, правда, нет оружия, но это ничего не значит, мы добудем себе ружья в лесу.

Но в ту самую минуту, когда они уже собирались уходить, Герберт заметил, что у них нет трута и поэтому его необходимо заменить чем-нибудь другим.

– Чем же? – спросил Пенкроф.

– Жженой тряпкой, – ответил юноша, – при необходимости она может заменить трут.

Пенкроф нашел это замечание заслуживающим серьезного внимания. Единственное неудобство заключалось в том, что для этого нужно было пожертвовать носовым платком. Но приходилось выбирать одно из двух, и часть его клетчатого платка за несколько минут была превращена в обгоревшую тряпку. Затем этот новый трут самым тщательным образом положили в небольшое углубление в камне в средней комнате, где нечего было бояться ни ветра, ни сырости.

Было девять часов утра. Погода начинала меняться, небо хмурилось, и дул юго-восточный ветер. Герберт с Пенкрофом, выйдя из пещеры, невольно обернулись, чтобы взглянуть на струйку дыма, поднимавшуюся над остроконечной скалой, и затем двинулись по левому берегу реки.

В лесу Пенкроф прежде всего обломал с ближайшего дерева две толстые ветки и очистил их от листьев, а Герберт превратил их в две дубинки, слегка заточив концы о камень. В эту минуту он бы все отдал за то, чтобы иметь острый нож! Потом оба охотника пошли дальше по высокой траве, стараясь не уходить далеко от реки. Начиная от поворота на юго-запад, река понемногу сужалась и текла между очень крутых берегов, поросших с обеих сторон густыми деревьями. Чтобы не заблудиться, Пенкроф решил идти вверх по течению реки, чтобы иметь возможность без затруднений вернуться потом обратно. Но пробираться по берегу реки было очень и очень трудно: не раз гибкие ветви больших деревьев, раскинувшись над водой, преграждали им дорогу, цепкие лианы и колючие кустарники переплетали им ноги, и дорогу приходилось прокладывать, сбивая дубинками эти зеленые барьеры. Герберт часто, как кошка, проскальзывал между деревьями и исчезал в зарослях. Но Пенкроф тотчас же окликал его и просил не отходить далеко.

Моряк между тем внимательно изучал расположение и природу местности. Левый берег, по которому они шли, был ровным и постепенно повышался вверх по течению. Местами под ногами чувствовалась сырость, и местность принимала болотистый характер. Можно было предположить, что здесь протекает целая сеть подземных ручейков, которые вливались в реку. Иногда им встречались небольшие ручейки, которые они без малейшего затруднения переходили вброд. Противоположный берег казался более гористым, и очертания долины, представлявшей собой собственно русло реки, вырисовывались еще отчетливее. Гора, покрытая деревьями, которые росли по уступам, загораживала вид. Вообще по правому берегу было бы идти гораздо труднее, потому что берег там был очень крутой, и склонившиеся над рекой деревья удерживались только благодаря своим мощным корням.

Нечего, конечно, и говорить, что в лесу, как и на всей осмотренной ими части побережья, нигде не было видно следов человека. Пенкроф заметил только следы различных четвероногих и свежие просеки, проложенные животными неизвестных ему пород. Герберт согласился с ним, что некоторые следы оставлены большими хищными зверями, с которыми им, вероятно, еще придется иметь дело и которых следует опасаться. Но нигде не было видно следов топора, остатков костра или следов человеческой ноги. Впрочем, возможно, это было к лучшему, потому что в местностях, омываемых водами Тихого океана, присутствия человека следовало скорее бояться, чем желать.

Герберт и Пенкроф только изредка обменивались короткими замечаниями, потому что каждому из них ежеминутно приходилось преодолевать препятствия, которые им ставила негостеприимная природа, и они за час прошли всего около мили. До сих пор охота даже еще и не начиналась. Птицы, порхавшие и певшие между ветвями, казались очень пугливыми, по-видимому, они боялись близкого соседства людей, хотя и видели их в первый раз. В болотистой части леса Герберт заметил птицу с острым продолговатым клювом, которая была очень похожа на зимородка, она отличалась от него только более густым опереньем, отливавшим металлическим блеском.

– Это, должно быть, якамар, – сказал Герберт, стараясь поближе подобраться к птице.

– Интересно было бы попробовать, каков этот якамар на вкус, – заметил Пенкроф, – если только он позволит себя изжарить.

В эту минуту Герберт ловко бросил в птицу камень, но меткий удар не дал желаемого результата: он попал в нижнюю часть крыла, якамар вспорхнул и исчез в одну секунду.

– Какой я неловкий! – воскликнул Герберт.

– Вовсе нет, мой мальчик! – ответил матрос. – Удар нанесен был очень ловко, не каждый сумел бы попасть в птицу… Ну-ну! Не сердись! В следующий раз мы ее догоним!

Исследование продолжалось. По мере того как охотники двигались вперед, одни породы деревьев сменялись другими, но до сих пор им не попалось ни одного дерева со съедобными плодами. Напрасно Пенкроф искал глазами столь драгоценные для каждого путника пальмы, которые приносят людям такую пользу и которые в северном полушарии растут до сороковой параллели, а в южном – только до тридцать пятой. Весь этот лес, видимо, состоял из одних только хвойных деревьев, подобных тем, которые растут на северо-западном побережье Америки. Особенно заметны были гигантские сосны, достигавшие ста пятидесяти футов высоты.

Вдруг целая стая маленьких птичек с красивым оперением и длинными с отливом хвостами вспорхнула и рассыпалась по ветвям, устилая землю тонким нежным пухом. Герберт поднял с земли несколько перышек и, взглянув на них, сказал:

– Это трегоны.

– Я предпочел бы цесарку или глухаря, – ответил Пенкроф, – но, конечно, если они съедобны…

– Они очень вкусные, и мясо у них очень нежное, – продолжал Герберт. – Кроме того, если я не ошибаюсь, к ним можно подойти и убить камнем или дубинкой.

Пенкроф с Гербертом, согнувшись, стали осторожно подкрадываться к дереву, на нижних ветвях которого расположилось множество маленьких птичек, на лету ловивших насекомых, служащих им пищей. Снизу было видно, как их покрытые перьями лапки крепко охватывали веточки, на которых они сидели.

Охотники приподнялись и, размахивая дубинками, начали сбивать с веток трегонов, которые и не думали улетать. Почти сотня птиц лежала на земле, когда остальные сообразили, что им пора спасаться, и улетели.

– Ух! – с довольным тоном проговорил Пенкроф. – Вот дичь, вполне подходящая для таких охотников, как мы! Ее можно ловить голыми руками!

Он нанизал трегонов, как полевых жаворонков, на гибкий прутик, и исследователи отправились дальше. В этом месте река слегка закруглялась и поворачивала к югу, но потом опять изменяла свое направление, потому что она должна была брать начало в горах, питаясь растаявшим снегом, покрывавшим склоны средней вершины.

Главной целью экскурсии было, как известно, желание раздобыть для обитателей Гротов как можно больше дичи. Нельзя сказать, что цель эта была достигнута. Поэтому Пенкроф упорно продолжал поиски добычи и сердито ругался, когда какое-нибудь животное, которое он даже не успевал рассмотреть, быстро убегало, скрываясь в высокой густой траве. Если бы еще с ними была собака! Но Топ исчез вместе со своим хозяином и, вероятно, погиб вместе с ним.

Около трех часов дня охотники заметили стаю других птиц среди кустов можжевельника, где они склевывали душистые ягоды. Вдруг в лесу раздались громкие звуки трубы. Эти странные звучные рулады издавались птицами семейства куриных, которых называют глухарями. Через несколько минут они увидели несколько пар этих птиц, отличавшихся желтовато-коричневым оперением и коричневыми хвостами. Герберт опознал самцов по приподнятым перьям на шейке. Пенкроф, как только увидел этих крупных птиц, сразу решил во что бы то ни стало завладеть хоть одной из них, величиной с хорошую курицу, а по вкусу напоминавшей рябчика. Однако глухари держались очень осторожно и не позволяли им к себе приблизиться. После нескольких бесплодных попыток, которые только распугали птиц, Пенкроф сказал своему спутнику: