Квартеронка - Рид Томас Майн. Страница 107

Я снова уставился на дверь, пристально рассматривая каждого входящего в зал. Д'Отвиль всё не появлялся. Он, конечно, скоро придёт. Он сказал, что будет в двенадцать, но пробило час, а его всё нет.

Наверно, он скоро явится, он не опоздает. В сущности, мне было рано тревожиться: имя Авроры стояло последним в списке. Оставалось ещё много времени. Я вполне полагался на моего нового друга, хотя и мало мне знакомого, но уже испытанного. Своим поведением прошлой ночью он полностью завоевал моё доверие. Он не обманет меня. Его опоздание не поколебало моей веры. Очевидно, когда он доставал деньги, ему встретились какие-то затруднения, ведь я надеялся, что он выручит меня. Он сам намекал на это. Вот что задержало его, но он ещё подоспеет. Он знает, что её имя стоит последним в списке — под № 65.

Несмотря на моё доверие к д'Отвилю, я был очень встревожен. Да это и понятно. Я не спускал глаз с двери, каждую минуту надеясь его увидеть.

Позади меня раздавался тягучий голос аукциониста, монотонно повторявший все те же фразы; время от времени его прерывал резкий стук молотка. Я знал, что торги уже в полном разгаре, а частые удары молотка говорили о том, что они неуклонно подвигаются вперёд. Хотя пока было продано только с полдюжины рабов, я с тревогой думал, что список быстро уменьшается и скоро — увы, слишком скоро! — наступит и её черёд. При этой мысли сердце бешено колотилось у меня в груди. Только бы д'Отвиль не обманул меня!

Неподалёку стояла кучка хорошо одетых молодых людей; все они, по-видимому, происходили из знатных креольских семей. Они весело болтали, и я ясно слышал их разговор.

Я, наверно, не обратил бы внимания, если бы один из них не назвал фамилии Мариньи, которая показалась мне знакомой. У меня сохранилось неприятное воспоминание об этой фамилии: Сципион рассказывал мне, что какой-то Мариньи хотел купить Аврору. Я сразу вспомнил это имя.

Теперь я стал прислушиваться.

— Итак, Мариньи, вы решили купить её? — спрашивал один из собеседников.

— Да, — отвечал молодой щёголь, одетый по последней моде и с некоторым фатовством. — Да-а, да-а, — продолжал он, томно растягивая слова, и, поправив сиреневые перчатки, стал помахивать тросточкой. — Это верно… Я думаю её купить…

— Сколько же вы за неё дадите?

— Гм… Не слишком большую сумму, дорогой мой.

— За небольшую сумму вы её не получите, — возразил первый. — Я знаю уже человек пять, которые будут добиваться её, и все они чертовски богаты.

— Кто они такие? — спросил Мариньи, сразу теряя своё томное равнодушие. — Кто такие, позвольте вас спросить?

— Кто? Пожалуйста! Гардет — зубной врач, он прямо сходит по ней с ума. Затем старый маркиз. Потом плантаторы Виларо и Лебон из Лафурша, да ещё молодой Моро — винный торговец с рю Дофин. А кто знает, сколько богатых янки-хлопководов захотят взять её себе в экономки! Ха-ха-ха!

— Я могу назвать ещё одного, — заметил третий собеседник.

— Кого? — спросило несколько голосов. — Может, себя самого, Ле Бер? Вам, кажется, нужна швея, чтобы пришивать пуговицы к вашим рубашкам?

— Нет, не себя, — возразил тот. — Я не собираюсь покупать швею за такие бешеные деньги. Она стоит не меньше двух тысяч долларов, друзья мои. Нет, нет! Я найду себе швею подешевле.

— Кого же тогда? Скажите!

— С полной уверенностью могу назвать старого сморчка Гайара.

— Гайара — адвоката?

— Как, Доминик Гайар?

— Не может быть! — возразил третий. — Гайар — человек строгих правил, уравновешенный, скупой.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся Ле Бер. — Я вижу, господа, вы совершенно не представляете себе характера Гайара. Я знаю его получше вас. Он, конечно, скупец, вообще говоря, но есть вещи, на которые он не жалеет денег. У него было, наверно, с десяток любовниц. Кроме того, вы знаете, что он холостяк и ему нужна хорошая экономка или служанка. Да, друзья мои, я кое-что слышал об этом. И готов биться об заклад, что этот скупец перебьёт цену каждого из вас, даже самого Мариньи!

Мариньи стоял, кусая губы. Но он чувствовал лишь досаду или разочарование, я же испытывал смертельную муку. Я не сомневался, о ком идёт речь.

— Банкротство было объявлено по иску Гайара? — спросил первый собеседник.

— Так говорят.

— Но ведь он считался старым другом семьи, доверенным лицом старика Безансона?

— Ну да, его советчиком и адвокатом. Xa-xal — многозначительно рассмеялся другой.

— Бедная Эжени! Теперь она уж не будет первой красавицей в округе. И ей не придётся корчить из себя разборчивую невесту.

— Это послужит вам утешением, Ле Бер, ха-ха!

— О, последнее время у Ле Бера было мало шансов, — вставил третий. — Говорят, её фаворитом стал молодой англичанин, тот самый, что приплыл с ней к берегу после взрыва на «Красавице». Так мне, по крайней мере, передавали. Это правда, Ле Бер?

— Вы бы лучше спросили у Эжени Безансон, — ответил Ле Бер с раздражением, и все засмеялись.

— Уж я бы спросил, — продолжал его собеседник, — да не знаю, как её найти. Где она сейчас? Её нет на плантации. Я заезжал туда, но мне сказали, что два дня назад она уехала. Нет её и у тётки. Где же она, господа?

Я с интересом ждал ответа на этот вопрос. Я тоже не знал, где находится Эжени, и ещё сегодня пытался её разыскать, но тщетно! Говорили, что она приехала в город, но никто не мог сказать, где она остановилась. Я вспомнил, что она писала мне о монастыре Сакре-Кер. Быть может, думал я, она действительно ушла в монастырь? Бедная Эжени!

— В самом деле, господа, где же она? — спросил другой.

— Очень странно! — заметил третий. — Где она может быть? Ле Бер, вы, наверно, знаете?

— Я понятия не имею о действиях мадемуазель Безансон, — ответил молодой человек с досадой и недоумением; по-видимому, он и вправду ничего не знал о ней и был оскорблён замечаниями своих собеседников.

— Тут кроется какая-то тайна, — сказал один из них. — Я был бы очень удивлён, если бы это касалось кого-нибудь другого, но с Эжени Безансон ничему не приходится удивляться.

Нечего и говорить, что этот разговор очень заинтересовал меня. Каждое слово жгло меня будто калёным железом, и я готов был броситься и задушить этих болтунов. Они и не подозревали, что «молодой англичанин» стоял возле них и слышал их беседу, не знали, какое ужасное впечатление производят на него их слова.