Квартеронка - Рид Томас Майн. Страница 114

Мы быстро двигались вперёд. На пути нам не встречалось никаких подъёмов, которые могли бы нас задержать. Мы скакали по береговой дороге, идущей от Нового Орлеана всё время вдоль реки, мимо плантаций и посёлков, разбросанных в нескольких сотнях ярдов друг от друга. Дорога эта такая же ровная, как беговая дорожка; копыта лошадей мягко ступали по толстому слою укатанной пыли, и мы ехали без всяких затруднений. Наши лошади — мустанги из техасских прерий — бежали лёгкой иноходью, как и все верховые лошади в юго-западных штатах. Это были прекрасные иноходцы, и до наступления ночи мы уже проскакали больше половины дороги.

Всё это время мы почти не разговаривали. Я молчал, обдумывая дальнейший план действий: мой юный спутник был, видимо, тоже занят своими мыслями.

Когда стало темнеть, мы подъехали ближе друг к другу, и я поделился с ним составленным мною планом.

Впрочем, какой же это был план! Я просто хотел пробраться на плантацию Гайара, незаметно проскользнуть к дому и через кого-нибудь из слуг передать записку Авроре. Если мне это не удастся, я попытаюсь выяснить, в какой части дома она должна провести ночь, и, когда все заснут, проникну в её комнату, предложу ей бежать и тем или иным путём уведу её.

Только бы выбраться из дома! Я мало думал о дальнейшем. Дальше всё казалось мне несложным. Наши лошади доставят нас в город. Там мы можем скрываться, пока какой-нибудь пароход не увезёт нас из этой страны. Таков был мой план, и, сообщив его д'Отвилю, я ждал от него ответа.

Поразмыслив несколько минут, он сказал, что считает его правильным. Как и я, он не мог придумать ничего более разумного. Прежде всего надо было во что бы то ни стало вырвать Аврору из лап Гайара.

Теперь оставалось обсудить подробности. Мы старались предусмотреть каждую мелочь, которая могла бы нам помешать.

Мы оба считали, что труднее всего будет снестись с Авророй. Удастся ли это нам? Надо надеяться, её не будут держать под замком. При всей своей подозрительности Гайар вряд ли станет запирать или охранять её. Теперь он полновластный хозяин сокровища, которого так долго домогался, и всякий, кто попытается завладеть его невольницей, нарушит закон и рискует подвергнуться тяжкому наказанию. Возможно, он и подозревает, что между мной и Авророй существуют какие-то отношения, но не представляет себе силы моей любви, не знает, что ради неё я готов пожертвовать всем, даже жизнью.

Где уж ему! Судя по себе, по своей собственной низменной натуре, Гайар мог подумать, что меня, как и его, увлекла лишь красота квартеронки и что я готов был заплатить изрядную сумму — три тысячи долларов, — чтобы завладеть ею. Но то, что я не пошёл дальше этой суммы, — а его агент, конечно, обо всём доложил ему, — убедило его, что любовь моя имеет свои границы и что на этом она кончилась. Он больше не считает меня своим соперником. Нет! Доминик Гайар даже не подозревает, что существует такая любовь, как моя, и не может себе представить, на что она способна. Мой романтический план показался бы ему просто невероятным. Поэтому (так рассуждали мы с д'Отвилем) вряд ли Аврору будут запирать или охранять. Но даже если она свободна, каким образом нам дать ей знать о себе? Это очень трудно.

Я возлагал все надежды на клочок бумаги со словами: «Жди меня сегодня вечером». Конечно. Аврора не ляжет спать. Так говорило мне сердце, и это вливало в меня мужество и уверенность. Этой же ночью я попытаюсь увезти её. Мне была невыносима мысль, что она проведёт хотя бы одну ночь под кровлей своего владыки.

А ночь обещала быть для нас благоприятной. Едва зашло солнце, как небо сразу омрачилось и словно налилось свинцом. Короткие сумерки быстро сгустились, и весь небесный свод так потемнел, что мы не могли различить на нём очертаний леса. Не видно было ни одной звезды: низкие, тёмные тучи скрывали их от нас. Даже желтоватую воду реки было трудно отличить от берегов, и только пыльная дорога слегка белела впереди, указывая нам путь.

В лесу или среди тёмных полей мы ни за что бы не нашли дороги, ибо густая мгла покрыла всё кругом.

Можно было опасаться, что в таком мраке мы собьёмся с пути, но я ничего не боялся. Я был уверен, что меня ведёт сама звезда любви.

Темнота благоприятствовала нам. Под её дружеским покровом мы могли незаметно подкрасться к дому, тогда как в лунную ночь нам грозила бы опасность, что нас обнаружат.

Я считал это изменение погоды не дурным знаком, а залогом успеха.

В воздухе чувствовалось приближение грозы. Но к чему нам хорошая погода? Пусть будет ливень, буря, ураган — что угодно, только не ясная ночь!

Когда мы добрались до плантации Безансонов, было не очень поздно, полночь ещё не наступила. Мы мчались во весь опор, чтобы поспеть на место до того, как в доме Гайара все улягутся спать. Мы надеялись, что найдём способ дать о себе знать Авроре через невольников. Я знал одного из них. Когда я жил в Бринджерсе, я оказал ему небольшую услугу. Он доверял мне настолько, что я мог его подкупить. Он нам поможет, лишь бы удалось его найти.

На плантации Безансонов царило безмолвие. Большой дом, казалось, опустел. Нигде не видно было света: только слабый огонёк мерцал вдалеке, в окне надсмотрщика. В негритянском посёлке стояла тишина, из мрака не доносилось обычного в этот час говора. Те, чьи голоса ещё так недавно звучали у хижин, были теперь далеко. Их дома опустели. Песни, шутки и весёлый смех умолкли; только вой брошенных хозяевами собак нарушал ночную тишину.

Мы молча проехали мимо ворот, пристально всматриваясь в дорогу перед нами. Мы двигались вперёд с величайшей осторожностью. Здесь мы могли встретить того, кого больше всего опасались, — надсмотрщика, работорговца, а может быть, и самого Гайара. Даже встреча с кем-нибудь из его невольников могла расстроить все наши планы. Я так боялся подобной встречи, что, если бы не глубокий мрак, свернул бы с дороги и выбрал какую-нибудь знакомую тропинку в лесу. Но тьма стояла такая, что, пробираясь по тропинке, мы потеряли бы много времени. Поэтому мы пока держались дороги, думая свернуть с неё, когда подъедем к плантации Гайара.