Кожаный Чулок. Большой сборник - Купер Джеймс Фенимор. Страница 19

— Я думала, что умру от смеха, Зверобой, — кокетливо начала красавица, — когда увидела, как этот индеец нырнул в реку! Это был очень видный собой дикарь, — прибавила девушка, считавшая физическую красоту чем-то вроде личной заслуги. — Жаль, мы не могли остановиться, чтобы поглядеть, не слиняла ли от воды его боевая раскраска.

— А я боялся, что они выстрелят в вас, Джудит, — сказал Зверобой. — Очень опасно для женщины выбегать из-под прикрытия на глазах у целой дюжины мингов.

— Почему же вы сами вышли из каюты, несмотря на то что у них были ружья? — спросила девушка, выказав при этом больше интереса, чем ей хотелось. Она произнесла эти слова с притворной небрежностью — результат врожденной хитрости и долгой практики.

— Мужчина не может видеть женщину в опасности и не прийти к ней на помощь.

Сказано это было совсем просто, но с большим чувством, и Джудит наградила собеседника такой милой улыбкой, что даже Зверобой, составивший себе на основании рассказов Непоседы очень худое мнение о девушке, не мог не поддаться ее очарованию. Между ними сразу установилось взаимное доверие, и разговор продолжался.

— Я вижу, что слова у вас не расходятся с делом, Зверобой, — продолжала красавица, усаживаясь у ног молодого охотника. — Надеюсь, мы будем добрыми друзьями. У Гарри Непоседы бойкий язык, и он хоть и великан, а говорит гораздо больше, чем делает.

— Марч — ваш друг, Джудит, а о друзьях нельзя говорить дурно у них за спиной.

— Мы все знаем, чего стоит дружба Непоседы. Потакайте его причудам, и он будет самым милым парнем в целой Колонии, но попробуйте только погладить его против шерсти, тут уж ему с собой не совладать. Я не очень люблю Непоседу, Зверобой, и, говоря по правде, думаю, что он отзывается обо мне не лучше, чем я о нем.

В последних словах прозвучала затаенная горечь.

Если бы ее собеседник лучше знал жизнь и людей, он мог бы заметить по личику, которое она отвернула, по нервному постукиванию маленькой ножки и по другим признакам, что мнение Марча далеко не так безразлично для Джудит, как она утверждала. Читатель со временем узнает, чем это объяснялось — женским ли тщеславием или более глубоким чувством. Зверобой порядком смутился. Он хорошо помнил злые слова Марча. Вредить товарищу он не хотел и в то же время совершенно не умел лгать. Поэтому ему нелегко было ответить.

— Марч обо всех говорит напрямик — о друзьях и о врагах, — медленно и осторожно возразил охотник. — Он из числа тех людей, которые всегда говорят то, что чувствуют в то время, как у них работает язык, а это часто отличается от того, что он сказал бы, если бы дал себе время подумать. А вот делавары, Джудит, всегда обдумывают свои слова. Постоянные опасности сделали их осмотрительными, и длинные языки не пользуются почетом на их совещаниях у костров.

— Смею сказать, язык у Марча достаточно длинный, когда речь заходит о Джудит Хаттер и о ее сестре, — сказала девушка, поднимаясь с видом беззаботного презрения. — Доброе имя молодых девушек — излюбленный предмет беседы для людей, которые не посмели бы разинуть рот, если бы у этих девушек был брат. Мастер Марч, вероятно, любит злословить на наш счет, но рано или поздно он раскается.

— Ну, Джудит, вы относитесь к этому слишком уж серьезно. Начать с того, что Непоседа не обмолвился ни единым словом, которое могло бы повредить доброму имени Хетти…

— Понимаю, понимаю, — взволнованно перебила Джудит, — я единственная, кого он жалит своим ядовитым языком. В самом деле, Хетти… Бедная Хетти! — продолжала она более тихим голосом. — Ее не может задеть его коварное злословие. Бог никогда не создавал более чистого существа, чем Хетти Хаттер, Зверобой.

— Охотно верю, Джудит, и надеюсь, что то же самое можно сказать о ее красивой сестре.

В голосе Зверобоя слышалась искренность, которая тронула девушку. Тем не менее тихий голос совести не смолк и подсказал ответ, который она и произнесла после некоторого колебания:

— Я полагаю, Непоседа позволил себе какие-нибудь грязные намеки насчет офицеров. Он знает, что они дворяне, а он не может простить ни одному человеку, если тот в каком-нибудь отношении стоит выше его.

— Он, конечно, не мог бы стать королевским офицером, Джудит, но, по правде говоря, разве охотник на бобров не может быть таким же уважаемым человеком, как губернатор? Раз уж вы сами заговорили об этом, то, не отрицаю, он жаловался, что такая простая девушка, как вы, слишком любит красные мундиры и шелковые шарфы. Но в нем говорила ревность, и, я думаю, он скорее горевал, как мать может горевать о собственном ребенке. Быть может, Зверобой не вполне понимал все значение своих слов, которые он произнес очень серьезно. Он не заметил румянца, покрывшего прекрасное лицо Джудит, и ему не могло прийти в голову, какая жестокая печаль заставила эти живые краски тотчас же смениться смертельной бледностью. Минуты две прошли в глубоком молчании; только плеск воды нарушал тишину; потом Джудит встала и почти судорожно стиснула своей рукой руку охотника.

— Зверобой, — быстро проговорила она, — я рада, что лед между нами растаял. Говорят, внезапная дружба кончается долгой враждой, но, я думаю, у нас этого не будет. Не знаю, чем объяснить это, но вы первый мужчина, встретившийся на моем пути, который, очевидно, не хочет льстить мне и не стремится втайне погубить меня. Но ничего не говорите Непоседе, и как-нибудь мы еще побеседуем с вами об этом.

Девушка разжала пальцы и исчезла в каюте. Озадаченный юноша стоял у руля неподвижно, как сосна на холме. Он опомнился, лишь когда Хаттер окликнул его и предложил ему держать правильно курс баржи,

 ГЛАВА VI

Вскоре после ухода Джудит подул легкий южный ветерок, и Хаттер поднял большой квадратный парус. Когда-то он развевался на реях морского шлюпа. Океанские бризы продырявили парус, его забраковали и продали.

У старика был также легкий, но прочный брус из тамаракового  дерева, который в случае надобности он мог укреплять стоймя. С помощью этого нехитрого приспособления парус развевался по ветру. Теперь уже не было надобности работать веслами. Часа через два на расстоянии сотни ярдов в темноте показался "замок". Тогда парус спустили, и ковчег, продолжая плыть вперед, пристал к постройке; здесь его и привязали.

С той поры, как Непоседа и его спутник покинули дом, никто в него не входил. Всюду царила полуночная тишина. Враги были близко, и Хаттер приказал дочерям не зажигать свет. В теплое время года они вообще редко позволяли себе такую роскошь, потому что огонь мог служить маяком, указывающим путь неприятелям.

— При дневном свете, под защитой этих толстых бревен, я не боюсь целого полчища дикарей, — прибавил Хаттер, объяснив гостям, почему он запретил зажигать огонь. — У меня здесь всегда наготове три-четыре добрых ружья, а вот этот длинный карабин, который называется "оленебоем", никогда не дает осечки. Ночью совсем не то. В темноте может невидимо подплыть пирога, а дикари знают столько всяких военных уловок, что я предпочитаю иметь дело с ними при ярком солнце. Я выстроил это жилище, чтобы держать их на расстоянии ружейного выстрела, если дойдет до драки. Некоторые считают, что дом стоит слишком на виду и на слишком открытом месте, но я предпочитаю держаться на якоре здесь, подальше от зарослей и кустарников, и думаю, что это самая безопасная гавань.

— Я слыхал, что ты был когда-то моряком, старый Том? — спросил Непоседа со своей обычной резкостью, пораженный двумя-тремя техническими морскими выражениями, которые употребил его собеседник, — И люди думают, что ты мог бы рассказать много диковинных историй о битвах и кораблекрушениях.