Посол Урус Шайтана(изд.1973) - Малик Владимир Кириллович. Страница 84

— Мед, пан Мартын… Вареный мед.

— О, так это же райский напиток! Налейте, пан Оноприй, еще едну кружку, чтоб как следует распробовать.

После обеда, который, собственно говоря, можно было назвать ужином, ибо затянулся он до сумерек, запорожцы со Спыхальским побрели к риге, спать на сене, а Арсен еще долго разговаривал с родными, с Младеном, Якубом и Златкой.

— Значит, снова война, Арсен? — спросил воевода. — Сегодня прискакал гонец — всех, кто владеет оружием, призывал в войско.

— Вскоре ожидаем Кару-Мустафу.

— С ним, наверно, появится и Гамид. Жаль, я еще не могу сесть на коня. А то бы смог разыскать его среди турецкого войска!

— Тебе, воевода, рано об этом думать… Если поможет бог, то и я его найду! А там уж ведомо, что с ним делать!

— Должно быть, и Ненко прибудет на Украину, — вставил Якуб. — А не поехать ли и мне под Чигирин?

— Нет-нет, — горячо возразил Арсен, — тебе, Якуб, надо оставаться в Дубовой Балке… Кто же иначе вылечит воеводу?.. К тому же и я с товарищами надеюсь в случае ранения воспользоваться твоими услугами. Все мы ходим под богом, и если что случится, приползем на хутор, как медведь к родной берлоге.

— Арсен правильно говорит, — согласился Младен. — Нам с тобою, Якуб, еще рано выбираться из Дубовой Балки… Но как только я твердо стану на ноги, поеду в Болгарию. Верю: не все мои соколы погибли! Хоть кто-нибудь живой остался — мы снова поднимем людей против поработителей! Вновь содрогнется Планина, зашумят горные потоки, всколыхнется вся болгарская земля! Пусть поначалу мало нас будет, но мы согреем сердца болгар сиянием надежды, пробудим в них уснувшие силы и стремление к свободе!

Хотя Младен был истощенный, худой и почти весь седой, сейчас он выглядел значительно лучше, чем в пути через Валахию. А темные глаза, когда зашла речь о борьбе с османами, заискрились неугасимым огнем и молодецкой силой.

Звенигора невольно залюбовался старым воеводой, его высоким открытым лбом, серебристым чубом, который он откидывал назад привычным жестом, залюбовался всем его мужественным и гордым обликом.

Спать легли поздно вечером.

Арсен заснуть не мог. Тихо, чтоб не разбудить товарищей, встал со свежего лугового сена, открыл плетенные из лозы двери и вышел из риги.

Ночь была теплая, лунная. Прямо перед двором чернел на горе дремлющий лес, а где-то за ригой, в пойме Сулы, завели свой концерт неутомимые лягушки. Их глухое — на тысячу ладов — кваканье заполняло всю долину, в которой раскинулся хутор, и эхом отдавалось в древнем лесу.

Арсен перешел двор и остановился у крыльца. Здесь его словно ждали. Скрипнула в сенях дверь, из тьмы возникла маленькая белая фигурка.

— Златка!

Девушка спорхнула с крыльца, как птичка. Сложив на груди тонкие белые руки, молча остановилась перед казаком. Арсен нежно обнял ее, чувствуя, как от волнения у него перехватывает дыхание.

— Златка!

— Как я ждала тебя, Арсен!

— Я тоже, милая, так ждал этого часа!

— Но завтра ты уже уедешь?

— Должен, любимая. Надвигается война.

— Я опять буду ждать тебя.

Он нежно пожал ее руки, еще крепче прижал к себе и медленно повел со двора. На улице повернули направо и не спеша пошли по холодному спорышу [117] навстречу луне.

Запорожцы въехали в Чигирин по Черкасской дороге через Калиновый мост.

Как изменился город за эти дни! Тысячи русских стрельцов и украинских казаков наводнили улицы и площади. На валах кипит работа: чинят палисад, складывают штабелями мешки с землей для заделки проломов в стене, устанавливают пушки. К Калиновому мосту спешат с домашним скарбом горожане — те, кто не может с оружием в руках защищать город, они торопятся за Днепр. Проносятся на конях гонцы. Звучат приказы и распоряжения старшин, зачастую подкрепляемые крепким словом. Под огромными закопченными котлами пылают смолистые дрова, привезенные из Черного леса, — кашевары готовят обед. Шум, гам, крики. Но на всем лежит печать тревоги и беспокойства. В этом шуме и гомоне почти не слышно веселых выкриков и смеха.

Чигирин очень хорошо помнит прошлогоднюю осаду, а потому серьезно и тревожно готовится к новой.

Гриву запорожцы нашли среди сердюков полковника Коровки, Вместе с другими воинами он работал на валу, забивая в земляную стену крепкие дубовые колья. Высокий, молчаливый, в синем одеянии сердюка, он с натугой поднимал тяжелую дубовую бабу и с ожесточением опускал ее вниз. Увидев друзей, неторопливо вытер вспотевший лоб и медленно спустился вниз.

— Ну, что нового? Как Кузьма Рожков? — спросил Звенигора, пожимая руку казаку. — Роман все еще в темнице?

— А где ж ему еще быть? Не так просто стережет его Трауернихт, чтобы нам было легко освободить!

— В том же погребе?

— В том самом. У дверей все время стоят двое часовых.

— Вы не пробовали с ними поговорить?

— Ничего не выходит. В разговор нипочем не вступают.

— Ну и черт с ними! Значит, надо подкупить!

— Я же говорю: такие псы цепные, ни слова не отвечают! Как тут подкупишь?

— Романа никуда не выводили? Не допрашивали?

— Не знаю. Не могу же я сидеть там целый день. Чтоб из Чигирина не выгнали, пришлось в сердюцкий полк записаться. Хорошо еще, что знакомые там нашлись — помогли. Зато теперь приказы сполнять надо и отлучиться трудно.

— Не много же вам удалось сделать, — разочарованно произнес Арсен. — Где же нам найти Рожкова? Может, он что-нибудь придумал?

Грива обиженно пожал плечами.

— Рожков знает то же, что и я… Да вот и он!

Кузьма Рожков издалека заметил всадников и узнал в них запорожцев. Приветливо улыбаясь, он спешил к ним. Подав всем руку и заметив, что Грива насупился больше, чем обычно, Рожков сразу понял причину.

— Что, брат Грива, перепало уже?

— Перепало, — хмуро ответил тот. — Арсен думает, что нам здесь легко было.

— Я этого не думаю, — возразил Звенигора раздраженно. — Но могли же вы за это время хоть придумать что-нибудь!

— Не надо торопиться, — сказал Рожков. — Поспешишь — людей насмешишь! Пока Роман в Чигирине, до тех пор он вроде в безопасности. Я просил генерала Гордона, и он разговаривал с Трауернихтом. Немец освободить своего крепостного отказывается, но и пытать не будет: боится шотландца.

— Он в любой день может вывести его отсюда, и тогда ищи ветра в поле! Где-нибудь незаметно замучит, даже не узнаем…

— Ну что ж делать-то, головой стену не прошибешь…

Звенигора с досадой стукнул рукоятью сабли.

— Эх, черт! Думал я, что вы сообразительнее… Не можем же мы сидеть здесь несколько дней! Должны немедленно мчаться в Сечь! Нужно не откладывая, сегодня же выручить Романа, хотя бы и пришлось пустить в ход сабли!

— Это можно сделать не раньше вечера, — сказал стрелец. — Днем нечего и думать об этом. Нас схватят, как куропаток. И сами погибнем, и Роману не поможем.

Неожиданно с укреплений ударила пушка. Выстрел был такой сильный и неожиданный, что всех взяла оторопь. За первым выстрелом последовал залп из всех пушек. Содрогнулась земля. В ушах зазвенело. Кони тревожно заржали, затоптались, приседая на задние ноги.

— О господи, что случилось?

— Ту-у-рки-и! Ту-у-рки-и! — донесся чей-то зычный голос. — Закрывай ворота-а!..

Запорожцы выскочили на вал. Отсюда видны были все подходы к городу с юга, востока и запада. Окинув быстрым взглядом местность, Звенигора сжал зубы.

Вдали по всему полю надвигалась темная туча. Широкие лавы конных отрядов, вздымая пыль, катились к Чигирину. Низиной, от Субботова, по-над Тясмином шли янычары.

— Ну вот, началось! — сказал Метелица.

— Да, началось. Скоро они будут уже под стенами города. И чтобы не оказаться в осаде, мы должны немедленно бежать отсюда, — произнес Звенигора, мысленно укоряя себя за то, что заезжал в Дубовую Балку. Теперь не хватало как раз одного дня, чтобы вызволить Романа. — Что будем делать, братья?..