Бледный всадник - Корнуэлл Бернард. Страница 83
— Никакой пощады! — крикнул кто-то.
— Никакой пощады! — громко прокричал Альфред, но я-то знал, что на самом деле он так не думает.
Он бы скорее даровал пощаду датчанам, предложил им любить Бога и попытался их вразумить, но в последние минуты король научился наконец разговаривать с воинами.
— Завтра вы будете сражаться не за меня! — выкрикнул он. — Это я сражаюсь за вас! За Уэссекс! Я сражаюсь за ваших жен, за ваших детей и за ваши дома! Завтра мы будем драться за все это, и, клянусь могилой моего отца и жизнью моих детей, завтра мы победим!
Ему ответили приветственные крики. Говоря по чести, это нельзя было назвать особо зажигательной боевой речью, но то было лучшее, что мог предложить Альфред, и это сработало. Люди топали; имевшие щиты колотили по ним мечами и копьями, и сумерки вокруг нас наполнились ритмичным грохотом.
— Никакой пощады! — кричали люди.
Звук отдавался эхом от склонов холмов:
— Никакой пощады, никакой пощады!
Мы были готовы к решительной битве.
И датчане тоже были готовы.
Ночью небо затянули облака. Звезды исчезли одна за другой, тонкий месяц поглотила тьма.
Заснуть было нелегко, и, сидя рядом с Исеулт, которая чистила мою кольчугу, я точил оба своих меча.
— Завтра ты победишь, — сказала Исеулт тихо.
— Ты видела это во сне?
— Сны больше не посещают меня с тех пор, как я крестилась, — покачала она головой.
— И что, крещение того стоило?
— Я должна в это верить, — ответила она.
Камень со скрипом пополз вниз по лезвию. Вокруг все тоже точили оружие.
— Когда все кончится, — сказал я, — мы с тобой уедем и построим свой дом.
— Когда все кончится, — возразила она, — ты уедешь на север. Только на север, и никуда больше. К себе домой.
— Тогда ты пойдешь со мной.
— Может быть.
Исеулт передвинула кольчугу и принялась натирать следующую ее часть куском овчины так, чтобы звенья засияли.
— Я не могу видеть свое будущее. Оно всегда во тьме.
— Ты станешь госпожой Беббанбурга, — заявил я, — я одену тебя в меха и увенчаю ярким серебром.
Исеулт улыбнулась, но я заметил слезы на ее щеках и решил, что это от страха. В ту ночь многие в нашем лагере испытывали страх, особенно когда люди заметили свет на ближайших холмах — там, где датчане разожгли свои костры.
Мы немного поспали, но задолго до рассвета меня разбудил мелкий дождь. Все вокруг тоже проснулись: люди зашевелились и принялись натягивать воинское снаряжение.
Потом в сером утреннем свете мы двинулись вперед.
Дождь то прекращался, то начинался снова, злой и колючий, он все время хлестал нам в спину. Большинство из нас шли пешком, а немногочисленные лошади везли щиты. Осрик и его люди двигались впереди, потому что хорошо знали графство.
Альфред сказал, что люди из Вилтунскира построятся в боевом порядке справа и с ними встанут люди из Суз Сеакса, за которыми во главе своих гвардейцев будет сам король: его гвардия состояла из воинов с Этелингаэга. Еще с Альфредом будут фирды Дефнаскира, Торнсэты и Хамптонскира, отряды Харальда, Бургварда и моего двоюродного брата из Мерсии, а слева встанет сильный фирд Суморсэта под командованием Виглафа.
Всего три с половиной тысячи человек.
С нами шли и женщины. Некоторые несли оружие мужчин, другие — свое собственное.
Почти никто не разговаривал. Утро выдалось холодное, а трава была скользкой из-за дождя. Люди проголодались и устали, да к тому же всем было не по себе перед битвой.
Альфред приказал мне отобрать пятьдесят человек, но Леофрик не захотел отдать столько из своего отряда, поэтому я взял людей у Бургварда — тех, что сражались вместе со мной на «Хеахенгеле», превращенном в «Огненного дракона», а теперь пришли сюда из Гемптона. Стеапа тоже был с нами, потому что, как ни странно, мы прониклись друг к другу взаимной симпатией. Со мной был также отец Пирлиг, одетый сегодня как воин, а не как священник.
Нас набралось меньше тридцати человек, но, когда мы поднимались по склону мимо покрытой зеленым мхом старинной могилы, к нам подошел Этельвольд.
— Альфред считает, что я могу сражаться рядом с тобой, — сообщил он.
— Он так и сказал?
— Он велел мне быть с тобой рядом.
Я улыбнулся. Вообще-то мне хотелось, чтобы рядом со мной были только люди вроде Эадрика или Кенвульфа, Стеапы или Пирлига — словом, те, кому я мог доверять, зная, что они будут твердо держать свои щиты.
— Ты будешь у меня за спиной, — сказал я Этельвольду.
— Это как? — не понял тот.
— В клине ты встанешь прямо за мной и приготовишься в случае чего занять мое место.
Юнец воспринял это как оскорбление.
— Я хочу быть в первых рядах! — настаивал он.
— Ты когда-нибудь сражался в клине?
— Ты же знаешь, что нет.
— Ну, тогда и нечего лезть вперед. К тому же если Альфред вдруг погибнет, кто тогда станет королем?
— А… — На его губах появилась слабая улыбка. — Значит, мне держаться за тобой?
— Да, все время оставайся у меня за спиной.
Исеулт и Хильда вели мою лошадь.
— Если мы проиграем, — сказал я им, — забирайтесь обе в седло и скачите.
— Куда?
— Куда угодно, подальше отсюда. Возьмите деньги.
Я сложил все свое серебро и ценности в седельные сумки.
— Возьмешь все это, — объяснил я Исеулт, — и скачите отсюда подальше вместе с Хильдой.
Хильда улыбнулась, услышав эти слова.
Она выглядела бледной; ее светлые волосы, мокрые из-за дождя, плотно облепили голову: шляпы у Хильды не было. Свое белое платье она подпоясала веревкой. Меня удивило, что она отправилась вместе с армией, я думал, она предпочтет найти какой-нибудь монастырь, но Хильда настояла на том, чтобы пойти.
— Я хочу посмотреть, как датчане умрут, — голосом, не допускающим возражений, заявила она. — А того, которого зовут Эрик, я хочу убить сама.
Она похлопала по длинному ножу с узким лезвием, висящему у нее на поясе.
— Эрик — это один из тех, кто… — начал было я, но запнулся.
— Один из тех, кто превратил меня в шлюху, — сказала она.
— Значит, это не его мы убили в ту ночь?
— Вы убили рулевого его корабля, — покачала Хильда головой. — Но я обязательно найду Эрика и не вернусь в монастырь до тех пор, пока не услышу, как он вопит, захлебываясь в собственной крови.
— Бедняжку переполняет ненависть, — сказал мне отец Пирлиг, когда мы последовали за Исеулт и Хильдой вверх на холм.
— Разве это так плохо для христианки?
— Быть живым — вот что плохо для христианина! — засмеялся Пирлиг. — Мы называем человека святым, если он хороший, но многие ли из нас стали святыми? Мы все плохие! Некоторые из нас только пытаются быть хорошими.
Я посмотрел на Хильду и сказал:
— Она зря тратила время в монастыре.
— Тебе нравятся худенькие, верно? — высказал догадку Пирлиг. — А я вот люблю мясистых, похожих на хорошо откормленных телок! Дай мне милую темноволосую бриттку с бедрами как бочонки эля, и я стану самым счастливым священником. Бедняжка Хильда! Худая, как солнечный лучик, но мне жаль датчанина, который сегодня ей попадется.
Тем временем разведчики Осрика, которых он выслал вперед, вернулись и доложили Альфреду, что видели датчан. Враг ожидает у края откоса, там, где холмы выше всего и где стоит старинная крепость. Знаменам датчан несть числа, сказали разведчики. А еще они видели датских лазутчиков, значит, Гутрум и Свейн должны знать, что мы идем.
И мы шли, поднимались все выше и выше, карабкаясь по склонам меловых холмов. Дождь прекратился, но солнце не появилось: небо представляло собой сплошную мешанину серых и черных туч. Ветер порывами налетал с востока.
Мы прошли мимо рядов могил, оставшихся с древних времен, и я гадал — не лежат ли там воины, которые, как и мы, отправились некогда на битву? А еще мне подумалось, что через тысячи лет придут какие-нибудь другие люди, чтобы взобраться на эти холмы с мечами и щитами…