Затянутый узел. Этап второй. Принцип домино - Март Михаил. Страница 20

— Как это скажется на тебе?

— Пронесет. В школе шесть инструкторов, они выделены в отдельный список. В свою группу отъявленных отщепенцев я не брал.

— Тебе нужен радист?

— Не нужен. У немцев высокоточные пеленгаторы, из собранных ими передатчиков можно музей создать. Есть три надежных адреса в Кракове. Донесения будут лежать под каменными решетками. Есть у них газета объявлений, где печатают сведения о свадьбах, помолвках, похоронах и репертуар кинотеатров. Двенадцать полос, более трех сотен заметок. Три фамилии. Каждая соответствует своему адресу. Такой-то такой-то объявляет о помолвке с такой-то такой-то. Значит, сообщение уже лежит по нужному адресу. Все адреса и фамилии в отдельном реестре, заберете на Воронцовом поле. Если встретите одну из фамилий в некрологе, значит, квартира засвечена.

— Неплохо придумано.

— Отправьте пару надежных людей в Краков. Обо мне они ничего не должны знать.

— Сколько у тебя своих людей?

— Трое. Из них двое немцев. Очень надежны. Вне подозрений. Один из них — шофер начальника школы, он и будет объезжать нужные адреса.

— Где школа набирает свой контингент?

— В концентрационных лагерях. Я сам туда езжу со своим куратором. В оккупированных зонах желающих служить фюреру хватает. На территории Польши пять школ Абвера, специализирующихся на советском направлении. Места расположения засекречены, но, думаю, удастся их вычислить. Мне доверяют, выдали немецкий мундир и присвоили звание лейтенанта.

— Как переходил линию фронта?

— В наглую. Под шквальным огнем с обеих сторон.

— Головой рискуешь…

— По-другому нельзя. Из докладной записки все поймете.

— А документы?

— Немцы делают не только документы, но и деньги, и хлебные карточки — используют наших специалистов, и все получается на высоком уровне. Они заботятся о своих диверсантах. Я прошел восемь адресов под носом у главного управления. Сейчас отправляют несколько групп в Бобруйск. Проверьте, почему их интересует этот район больше других.

— Тут и проверять нечего, все знаю.

Разговаривая с генералом контрразведки, Павел внимательно поглядывал в окна машины. Об этих улицах и домах его будут расспрашивать, но он не успел их обойти — потерял время на звонки и кружение вокруг места с телефоном-автоматом.

— Когда возвращаешься, Паша?

— Прямо сейчас.

— Мы можем переправить тебя надежным каналом.

— Чем легче переход, тем хуже для меня. Я выполнил трудное и важное задание и должен вернуться тем же путем, каким ушел.

— Под пулями?

— Пронесет. Вы же знаете, товарищ генерал, русское авось надежней всего на свете.

— Береги себя, Павел.

— Рад бы, но не всегда получается.

Павел Клубнев, он же Андрей Костинский, он же Гельмут Штутт перешел линию фронта, минуя партизанские леса, болота, линию огня и вернулся на базу с пустяковой царапиной на плече, оборванный и обессиленный. Встретили его, как героя, но все же трое суток проверяли, допрашивали — мурыжили.

В конце концов вынесли решение — лейтенанта Гельмута Штутта наградить и произвести в капитаны. Через месяц на новом мундире Штутта красовался железный крест третьей степени за храбрость.

6.

— Ну что скажете? — непонятно к кому обратился Масоха, когда все содержимое вещмешка разложили на полу в подсобке.

Профессор Берг надел резиновые перчатки и приступил к осмотру.

— В этом мешке продукты. Крупа, консервы, сухари, соль, спички, сахар. Что именно подбросили японцы, мы не знаем.

— Мы видели, как в мешок положили какой-то предмет. Один. И он должен отличаться от других, — заметил Зарайский. — Здесь пять банок тушенки, произведенной в Хабаровске. Где японцам взять такие же? На прилавках сельпо стоят консервы, но они произведены в Красноярске.

— Вы правы, у вас наметанный глаз, Яков Алексеич, — поддержал его Ледогоров. — Одна из банок должна отличаться от остальных.

— Нашел!

Берг поднял банку с закручивающейся крышкой и поднес ее к горящей свече. Все придвинулись к нему.

— Отойдите подальше. Банка керамическая, а не железная. О керамических бомбах я вам прочту лекцию чуть позже.

— Что в ней? — спросил Кондрат.

— Этого мы не узнаем, дорогой лейтенант. Вскрывать ее нельзя. Как вы можете догадаться, одного человека травить не имеет смысла. На ужин каждый берет по банке, не станут же все есть из одной. Значит, когда откроют сосуд, зараза должна тут же рассеяться и отравить все в округе. Штаммы чумы, холеры, желтой лихорадки разносятся ветром или с помощью насекомых. В частности, блох. Эту дрянь мы должны закопать. Чем глубже, тем лучше.

— Ладно. Что будем делать дальше? — спросил Егор.

— С рассветом команда Лизы уходит в тайгу. Баба с возу, кобыле легче, они нам мешают.

— А ты откуда знаешь, Ледогоров?

— Не все спали, когда я в сельсовет заглядывал, слышал разговор. Люди из села уйдут, японцы успокоятся. Нам надо оставаться незамеченными, сидеть здесь, пока монахи не вернутся из тайги. Не знаю, сколько их, но думаю, что немного. Двое, трое или пятеро — не имеет значения. Важно другое. Они выжили и никуда не ушли. Лучшего источника информации нам не добыть.

— Почему их не тронули? — удивился Зарайский. — Если все село вымерло, как им удалось уцелеть?

— Уцелеть никто не мог, это исключено, — покачал головой Берг. — Чума или холера никого не пощадит. И японцы не станут разносить заразу у себя под носом, им здесь жить и работать. Люди сами ушли. Что касается монахов, то я полагаю, они не посмели бросить храм на разграбление. Вы обратили внимание на церковь? Она действующая, сквозь щель пробивается свет, а купола и кресты сверкают золотом.

— Очень похоже на правду, — согласился Егор. — Монахи не мешают японцам, и они их не тронули. В селе жили охотники и рыбаки, ходили в тайгу за дичью и дровами и, возможно, натыкались на бункер или на его обитателей. Пришлось принять меры и выкурить население из деревни. Оставшиеся при церкви монахи их не очень тревожили.

— У меня есть одна идейка, — задумчиво протянул Ледогоров.

— Слушаем тебя, Шурик, — подался вперед Масоха.

Ледогоров быстро завоевал авторитет. И не только потому, что

выкрал мешок из-под носа у Лизы Мазарук, но и потому, что все его соображения отличались железной логикой.

— Нам повезло, десант отвлек на себя внимание. Надеюсь, мы остались незамеченными. До поры до времени. Но я себе очень слабо представляю, каким образом мы найдем лабораторию раньше, чем ее обитатели обнаружат нас. Нам надо переодеться в монахов. К ним привыкли, как к деревьям в лесу, они не привлекают внимания. Жить будем в церкви, сделаем из нее свою штаб-квартиру.

— Из твоей косоглазой морды получится такой же монах, как из меня китайский мандарин! — возмутился Кондрат Масоха. — Из генерала Моцумото тоже монаха не получится.

— А нам необязательно выставлять себя напоказ. К тому же если настоящих монахов двое или трое, то наблюдатели не должны видеть во дворе пятерых. Вылазки будем устраивать ночью, чтобы ознакомиться с местностью. Спешить нам некуда. Провалить дело можно в два счета, но другие на наше место не придут, мы единственные, кто может и должен уничтожить рассадник заразы.

— Предлагаю перебраться в церковь сейчас, — предложил Моцумото. — Село просматривается со всех сторон, с восходом солнца мы площадь не пересечем, нас обнаружат.

— Правильно, так и сделаем, — согласился охотник. — А утром одному человеку надо подняться на колокольню с биноклем. Спрятавшись за перилами, можно осмотреться.

— Японцев ты не заметишь, — возразил Кондрат, — видел, как они разрисовали свои маскхалаты? Пятнышками. С двух метров от кустарника не отличишь.

— Кто нам мешает сделать такие же? — спросил Зарайский.

— Чем? Я не видел красителей в сельпо.

— Лучший краситель — трава, — вмешался Егор. — Она еще молодая, сочная. Ревень оставляет коричневые пятна. Можно поколдовать с живыми красками, времени у нас с избытком.