Хранить вечно - Шахмагонов Федор Федорович. Страница 100

— Сделав первый шаг, от второго шага не отказываются, — ответил он мне. — Я все пресек бы, если бы все еще не нуждался в вас…

Я еще раз имел случай убедиться, что тайная власть выше власти явной. Мать и Марьюшку переправили в деревню. А сутки спустя я получил через тайник уведомление от Максима Петровича, что они «на месте»… Это означало, что они в партизанском отряде…

Танки генерала ворвались в Орел и повернули на Тулу. Настроение его опять приподнялось. Он поделился со мной известиями, что главные силы группы армий «Центр» завершили окружение крупной группировки Красной Армии в районе Вязьмы и нацелились на Москву.

Я поймал несколько его фраз, которые могли свидетельствовать, что он вновь уверовал в свою доктрину неотразимости танковых прорывов в глубокие тылы противника. Он уже не столь критично отнесся и к задаче, начертанной ему в указаниях из высших штабов, — спешно замкнуть кольцо на востоке от Москвы с соседними танковыми группами, наступающими севернее столицы. Разведка ему доносила, что вплоть до Тулы не замечено серьезной группировки Красной Армии.

Казалось бы, все складывалось в лучшем для него варианте — танки оседлали дорогу и движение шло по открытой сухой местности, без болот, по осенним укатанным дорогам. В Орел танки ворвались внезапно. Когда первые танки выскочили на городские улицы, еще ходили трамваи.

Передовой командный пункт разместился в здании городского Совета, позже туда перебрался и штаб танковой группы.

На другой день пришло донесение, что танки выступили на Мценск.

Военная комендатура устроила генералу встречу.

Отыскался в городе бывший генерал царской армии, бодрый старичок лет семидесяти. Вид он имел совсем не генеральский. Худой, суетливый. Работал он в какой-то конторе делопроизводителем, помнится, чуть ли не в домоуправлении.

Наш генерал принял его соответственно давнему званию, и «бывший» легко и без усилий вошел в свою роль. Одет он был в скромненький пиджачок, изрядно потертый на локтях. Под пиджачком черная сатиновая косоворотка, подпоясанная плетеным шелковым пояском. Но осанку он сумел принять, и откуда взялся низкий и отлично поставленный баритон.

— Ну вот, свершилось! — объявил этому «бывшему» генерал. — Мои танки на подступах к Москве… Полагаю, что им остались один или, на крайний случай, два перехода… Я жду с минуты на минуту сообщений, что они возьмут Мценск… Вы рады?

— Чему? — спросил суховато гость.

— Как мне вас понять?

— Я — старик… Я могу лишь радоваться, как божьему дару, каждому новому рассвету в моей жизни… Мои страсти давно похоронены… Обо мне что за речь!

— Но вы можете радоваться за Россию! За ее судьбу!

— За Россию, покоренную Германией, я не могу радоваться!

— Неужели в вас угасло чувство справедливости!

— Какой?! Лет двадцать назад, быть может, вы и нашли бы тех, кто вас ожидал… Встретили бы вас с ликованием, чтобы потом разочароваться и повернуть против вас штык. Теперь никто вас, кроме лишенных разума и чести, и не ждал. Мы пережили самые трудные годы, мы справились с ужасающей разрухой… И сейчас вы не найдете человека, который не понимал бы, что участие в разрушении России приняла и немецкая армия в годы гражданской войны… Мы вырвались из тьмы; встали на ноги, ваш приход отбрасывает нас на двадцать лет назад! Чему же радоваться?

— Быть может, действительно ваш возраст убил все желания?

— Нет! — живо перебил генерала гость. — Не все… Я не желаю войны, у меня внуки на фронте и сражаются против вас… Я не желаю войны, я не желаю поражения армии, в которой сражаются мои внуки…

— Я полагаю, что и тут от вашего желания ничего не зависит?

— Так же, как и от вашего! — твердо ответил гость. — Я вам как солдат солдату скажу прямо… Германия никогда не сможет одержать победы над Россией… Это исключено самой природой русского народа и всего его исторического предначертания! Этого не может быть! И все тут! И сколько бы вы ни захватили наших городов, грядет страшная расплата! Мне нечего терять! Я старый человек, и вы не сможете зачислить в свои подвиги мою смерть или мои муки… Вы в Орле, мне это горько, но уверенности, что вы отсюда уйдете, у меня не убавилось…

Не получилась беседа.

Однако настроение у генерала испортилось не от этого. Он уже успел послать в генеральный штаб донесение, что его прорыв на Орел создал классический образец танкового наступления. Он указал в донесении, что впереди, на его правом фланге, нет войск противника. А к вечеру поступило сообщение авиационной разведки, что в районе Мценска появились части Красной Армии, что там идет концентрация войск, что под Мценск войска перебрасываются и на самолетах. С «классикой» не получилось.

Донесение было получено к вечеру, а вечером в город ворвались советские танки.

Из них два тяжелых танка генерал видел из окна командного пункта. Танки промчались, сокрушая на своем пути автомашины и бронетранспортеры с автоматчиками, двигавшимися к выходу по направлению к Мценску.

На северной окраине города началась ожесточенная канонада. На узких улочках города невозможно было развернуть крупное танковое соединение. Два тяжелых советских танка уничтожили более десятка немецких танков, а на выходе из города была остановлена крупная немецкая танковая колонна, в несколько секунд сгорело несколько танков, и командир дивизии отдал по рации приказ оторваться от противника и отступить в город.

Над городом занимался дождливый рассвет. По шоссе двинулись к Мценску мотоциклетные дозоры. Они донесли, что шоссе свободно, русских танков нигде нет. Генерал приказал выдвинуть к Мценску полк моторизованной пехоты, который взял бы под свою охрану шоссе Орел — Мценск.

После дозора и в полной уверенности, что ночное происшествие чистая случайность, командир полка двинул бронетранспортеры, автомашины и артиллерию по шоссе. Он спешил к Мценску.

Но полк не ушел далеко из города.

Советские танки опять совершили внезапный налет с правой стороны шоссе из оврагов, поросших густым орешником. Они выдвинулись на обочину шоссе и беглым огнем подожгли сразу несколько танков, разбили и расстреляли несколько бронетранспортеров. Ни вперед, ни назад двинуться было невозможно. Немецкие танки устремились с шоссейной дороги, но на другой стороне шоссе были встречены таким же беглым огнем из леса. Началась паника. Танки и бронетранспортеры пытались развернуться на шоссе и подставили себя под огонь из засады. На дорогу вырвались русские танки и начали утюжить пехоту, давить орудия, тараном разбивали бронетранспортеры.

Командир полка успел сообщить по рации, что наткнулся на «значительные танковые силы русских». Генерал поднял в воздух пикирующие бомбардировщики. Они проложили ковер смерти вдоль шоссе. Но наземная разведка не обнаружила ни одного сгоревшего советского танка.

Можно было бы обвинить командира полка, что ему все приснилось, но его нигде не удалось обнаружить. Ни среди спасшихся бегством и уцелевших от пулеметного огня, ни среди убитых.

Я заметил, что на этот раз генерал не торопился осмотреть поле боя. Потерь у русских не было, так гласило донесение об этом бое, а потери колонны, выступившей на Мценск, были немалыми. Десять танков, два тягача с противотанковыми орудиями, пять автомашин с пехотой и несколько сот солдат.

Генерал сообщил накануне, что его передовые части входят в Мценск, а тут надо было пробиваться из Орла.

Не решаясь двинуться по прямой на Мценск, командир дивизии двинул танки в обход шоссе, чтобы вырваться на него в тылу неуловимого подразделения русских. Авиаразведка донесла, что русские установили оборону в пяти километрах юго-восточнее Орла. Туда и были брошены до пятидесяти танков, сотня бронетранспортеров с автоматчиками, с противотанковыми орудиями на прицепе.

Генерал с нетерпением ждал сообщений о прорыве обороны русских и об уничтожении появившегося у него на фланге танкового подразделения.

Он распахнул окна здания горсовета и слушал бой. Канонада доносилась до центра города вполне отчетливо. Опытное ухо могло без труда установить, что идет интенсивная дуэль танковых пушек. В наступление двинулись два танковых полка. Но через три часа они запросили помощи, сообщив, что атакованы с флангов превосходящими силами русских.