Хранить вечно - Шахмагонов Федор Федорович. Страница 57

Должны быть подобраны свечи, которые выдержат подобную нагрузку и не сгорят. В двигатель должно быть залито масло, соответствующее режиму оборотов. Перед такой гонкой надо обязательно почистить контакты прерывателя, чтобы точен был зазор и искра отдавала всю свою силу. Я не прикасался к рулю, если бы какая-то точка в машине не была мною тщательно проверена перед выездом…

Полчаса машина парила на скорости двести пять — двести десять километров в час. Мощный мотор не надрывался, а лишь слегка шумел плавно и ровно, сберегая на длинную дистанцию свое дыхание.

«Ягуар» не отставал, хотя он и был нагружен. «Ягуар» — машина высокого качества, но я убежден, что англичане делали его двигатель для сильного рывка, а не на долгие гонки. И потом свечи… Какие у них свечи? Для такой гонки нужны специальные свечи.

Стрелка спидометра, уткнувшись в упор, не двигалась. Двести тридцать километров в час. Мотор уже наверстал все поправки на спидометр. Я следил за тахометром. Предельные обороты.

Прошло еще десять минут.

В зеркальце маячит серебристая капля. Она застыла на месте. У них тоже предел.

Если бы я был уверен, что эти люди что-то замышляют против меня, я сейчас легко мог бы с ними разделаться. Нажать слегка на тормоз только для того, чтобы загорелись «стоп»! На левый обгон выходить им некуда. Они пошли бы вправо, а я в это время включил бы правый указатель поворота. Они не могут делать правый обгон, а я в это время снижаю скорость. Им некогда тормозить, им надо уходить резким поворотом на левый обгон. Резкий поворот на скорости двести километров в час! Секунда, полсекунды — и они летят на обочину… Полет по воздуху метров шестьдесят.

Но я не смел этого делать, я не знал, кто и с какими целями меня преследует.

Минуло еще десять минут этой сумасшедшей езды. Мы выходили на вираж. Я уже махнул рукой. Подготовились к быстрой езде. Свечи выдержали — значит, поставили специальные. По городу на таких свечах ездить немыслимо, они не успевают прогреться, их забрасывает, и мотор глохнет. Значит, готовились к моему выезду на автобан.

«Ягуар» все же хорошая машина, признал я с неохотой. Завтра же решил расстаться со своим «БМВ» и купить «мезератти». В «мезератти» запас скорости еще километров на пятьдесят.

Вираж. Выходя из виража, я прибавил газу.

Сначала я не понял, что случилось. Сзади как будто бы раздался выстрел. На такой скорости он и должен быть глухим.

В зеркальце мне показалось, что я видел вспышку. Но почему над «ягуаром» взвился дымок и отлетел, отброшенный встречным ветром? Синий дымок — признак горящего масла.

Серебристый капот «ягуара» вдруг померк и почернел. Машина стала стремительно отставать, словно дала задний ход.

Позже я узнал, что диагноз был поставлен верно. Оторвался шатун. Это мне сообщили полицейские, когда я возвращался назад. «Ягуар» одиноко стоял на обочине. Шатун пробил чугунный блок, капот и, как снаряд, улетел с дороги. Хозяева машины уехали в город.

Я поинтересовался, чья это машина. Она была зарегистрирована в Вене всего лишь несколько дней назад на имя какого-то офицера в отставке. За рулем сидели его знакомые, приезжие из ФРГ…

Правды я, наверное, никогда не узнаю. Что они хотели сделать? Однако настало время серьезно подумать, в какую борьбу я втянут. Может случиться не только автомобильная катастрофа, может упасть на голову камень, может раздаться выстрел из-за угла.

Нет, я не тороплюсь умереть. Но в моем возрасте к смерти отношение более ровное, чем в молодости. Когда-то я цеплялся за жизнь, выплывал из омута, не умея плавать. Повторить все это сначала не хватило бы сил. Ну что же, схватка, начатая почти тридцать лет тому назад, может закончиться печальным исходом. Однако и я должен кое-что предпринять, чтобы она не закончилась поражением. Надо торопиться с записями и…

Я должен думать о самом близком мне человеке, должен позаботиться, чтобы мои злоключения не легли непосильным бременем на плечи жены. Человек я состоятельный. Но все, что я имею, — это плата за работу моего мозга: за создание прибора, за изобретение нового станка, за технологические рецепты…

Мы имеем с женой все, что могут иметь люди нашего воспитания, наших привычек. У нас есть дом. Мы можем украшать его стены картинами любимых художников, если цены на картины доступны. У меня есть автомобиль. Он, конечно, не самый лучший в мире, но он сделан по заказу и отвечает всем моим требованиям. А требования у меня к автомобилю очень высокие. Я люблю неутомимые моторы. По сегодняшним стандартам такой мотор должен обладать мощностью не менее чем в триста лошадиных сил. Ходовые части в таком автомобиле должны быть изготовлены из лучших сортов металла…

У нас с женой есть все, что нам нужно, но у нас нет накоплений, мой банковский счет пуст…

А если со мной случится беда? Продать — не купить. На продажу вещей моя жена не проживет. Поэтому я должен позаботиться хотя бы о пенсии для нее.

Я решил поговорить с адвокатом. И как вовремя! У нас не оказалось брачного свидетельства. Это после того, как прожили мы с женой сорок лет. Документ пропал во время войны, и теперь мне пришлось срочно поехать в костел, где мы венчались. Ксендз развел руками: все церковные книги за 1927 год и более поздние годы оказались уничтоженными.

Гитлер враждовал с католиками. Ванингер рыскал по Австрии в поисках смешанных браков. Он искал, кто из австрийцев женился на еврейках. Церковная книга с записью о браке — это самый надежный первоисточник. Ксендзы жгли книги, пряча их от ищеек Ванингера.

Мой адвокат дал прекрасный совет: обвенчаться и зарегистрировать брак в городской управе. Да, да, обвенчаться вторично, не теряя времени на поиски уничтоженных документов.

Где-то не за горами была наша золотая свадьба, и вдруг венчаться!.. Мария была очень удивлена.

Я объяснил ей, что надо привести в порядок наши документы. Зачем? Разве что-нибудь изменилось оттого, что у нас нет свидетельства о браке? Если бы у нас были дети, она поняла бы мое беспокойство. Пришлось сказать, что свидетельство о браке нужно ей для получения наследства и пенсии. Она встревожилась. Подумала, не болен ли я, не скрываю ли какого-либо недуга. Люди мы пожилые, и любая болезнь в нашем возрасте может быть опасна. Мария зацепилась, начала рассуждать, какому мне доктору следует показаться, и тут же заявила, что без меня ей жизнь не в жизнь и, если со мной что случится, ее нисколько не интересует наследство.

Я говорил о том, что мы стары и уже никогда не вернется к нам молодость. Не будет ли наше венчание повторением молодости? Я сквозь всю жизнь пронес любовь к Марии. Поэтому слова мои были искренни и нашли у нее свой отзвук. Женское сердце уступчиво…

Мы с Марией сидели за столом, раздумывая, кого пригласить на нашу запоздалую свадьбу. И вдруг вместе и сразу вспомнили: а где же те люди, которые были на нашей первой свадьбе? В списке сегодняшних приглашенных никого из тех не значилось. Мы стали припоминать, как мы их растеряли. Тогда казалось, что они, наши сверстники, пройдут с нами рука об руку всю жизнь. Юность излишне доверчива.

Какие разные характеры вынесла на поверхность наша память. Мария была более разборчива в людях и лучше их понимала, чем я. Она, собственно, и объяснила, как все случилось.

Когда нам было очень трудно, когда мы были гонимы и вне закона, нас оставила одна часть наших знакомых. Эти не любили несчастных, не любили людей, которым надо помогать. Но несчастья наши открыли нам сердца других людей. Когда нам бывало совсем худо, когда нам негде было приклонить голову и мы скитались по затемненным улицам в поисках, куда бы спрятаться от гестаповских ищеек, эти люди открывали нам двери своих квартир, рискуя при этом жизнью. Мы очень благодарны этим друзьям. Но и их мы потеряли. Потеряли, как только нам стало опять хорошо. Сердца этих людей были привержены к несчастным и не выносили счастья у тех, кому они помогали в несчастье.

Теперь нас окружают друзья, перед которыми мы не изливаем душу и которые не делятся с нами хлебом, ибо у нас его достаточно. Наши отношения с ними ровны и спокойны, связаны они делом, общим делом и общими взглядами на жизнь. В дни торжественные они садятся с нами за стол, и мы не одиноки в старости.