Хранить вечно - Шахмагонов Федор Федорович. Страница 91

На маленький городок были брошены сразу несколько корпусов. Генерал хотел стремительным броском избежать ударов во фланг.

Командиры корпусов и дивизий собрались на военный совет. Я впервые увидел, что далеко не все генералы разделяют доктрину танкового генерала.

Мне запомнился седой генерал, он командовал дивизией еще в первую мировую войну, читал лекции в военной академии. Пользуясь правом, которое ему давал возраст и опыт, он резко бросил, ознакомившись с планом операции:

— Авантюра! Танковая авантюра! Город мы займем. Спрашивается, для какой цели?

— Я объяснял, — спокойно и уважительно, несмотря на резкость оппонента, ответил мой генерал, — мне нужен плацдарм для прыжка к Москве…

— С прыжками, я думаю, надо было покончить во Франции… — парировал старик. — При такой концентрации танков и пехоты мы проткнем оборону русских. Город возьмем, в этом я не сомневаюсь. Но мы пренебрегаем главным законом всякого наступления. А этот закон гласит, что противник должен быть вытеснен со всей территории…

— Мы уже имели опыт таких операций и в России, — настаивал генерал. — Мы брали в клещи крупные силы русских.

— И сообщали о них как об уничтоженных частях… Я это знаю! — не сдавался старик. — И на бумаге оказалось, что Красная Армия уничтожена, а напряжение на фронте непрестанно возрастает. Окруженным может быть только тот, кто захочет быть окруженным. Мы захватили Огромную территорию, и на всей этой территории до сих пор вспыхивают очаги боев. Сколько бы мы ни продвигались вперед, не уничтожив живую силу противника, мы все время будем идти с боями… пока они нас не измотают… Мы возьмем Рославль, а под Ельней не избежим неприятностей…

— Все математически рассчитано, — уже тверже ответил генерал. — Метод наступления танковыми клиньями — это математика! Если мы рассчитываем на крах России, то только танки дадут нам результат… Теснить и одновременно уничтожать противника у нас недостанет сил и ресурсов…

29 июля к генералу прибыл шеф-адъютант Гитлера полковник Шмундт. Он привез дубовые листья к Рыцарскому кресту, но это было лишь предлогом, чтобы побывать в войсках автора танковой доктрины.

Генерал настойчиво доказывал полковнику, что выход из кризиса в стремительном броске на Москву. Полковник внимательно его слушал, но не обронил ни слова одобрения.

31 июля генерал получил разъяснение к прежней директиве из группы армий. Наконец-то признали свершившееся. В служебной записке говорилось:

«Ранее намеченная задача — к 1 октября выйти на линию Онежское озеро — р. Волга — уже считается невыполнимой. Имеется уверенность, что к этому времени войска достигнут линии Ленинград — Москва и районов южнее Москвы. Главное командование сухопутных войск и начальник генерального штаба находятся в исключительно сложном положении, так как руководство всеми операциями осуществляется свыше. Окончательное решение о дальнейшем исходе операции еще не принято».

«Как бы этот документ доставить нашим» — было первой моей мыслью. Связи у меня так и не было.

Не впервой я задумался: а не перейти ли мне линию фронта, не взять ли в руки оружие, поскольку нет связи и я здесь ничем не могу быть полезен своим? Все ждал более существенных сведений, чтобы прийти не с пустыми руками. Нужны были оперативные планы наступления. Они мне в руки не попадали, пожалуй, этот документ был самым значительным из того, что я видел.

А между тем началось наступление на Рославль. Генерал поспешил в передовые части. По расчетам, он должен был настигнуть командный пункт танковой дивизии в одной из лесных деревенек. Оперативная группа и генерал в своем командирском танке легко добрались до этой деревни, но командного пункта дивизии не нашли. Направились к командному пункту армейского корпуса и его не обнаружили. Наткнулись лишь на конные дозоры, которые вели разведку местности. Генерал пришел в ярость.

— Пока они будут копаться с разведкой, — воскликнул он, — русские узнают об ударе!

По рации он связался с командиром танковой дивизии и приказал выступать.

На дороге к Рославлю конные дозоры нашли брошенные позиции русских. Танки устремились словно бы в пустоту.

Последовал приказ догнать противника.

Все было, как под Минском, под Смоленском, на многих дорогах у многих городов в первые дни войны. Танки, над ними самолеты, подвижная артиллерия, сзади бронетранспортеры с автоматчиками.

Дивизия продвигалась по дороге и параллельно дороге по просекам и по перелескам. Она продвинулась за час километра на три, подтянула тылы.

На широкую луговину перед лесом вышли немецкие танки, они медленно ползли, ощупывая каждую точку, растекаясь с дорог и просек.

С высотки, на которой расположился наблюдательный пункт корпуса, генерал и все, кто состоял в его свите, различали в бинокли каждую машину, даже человеческие фигурки автоматчиков.

— Как на параде идут… — заметил кто-то из офицеров, но фразы не закончил.

В лесу и за лесом, там, где в дальней дымке тонули очертания далекого города, разорвало небо и воздух, вздыбилась земля и потемнело над долиной небо. Все то мертвое пространство, которое было преодолено без одного выстрела, покрылось сеткой разрывов снарядов полевой артиллерии.

Старик, командир корпуса, ничего не сказал, должно быть считая, что неделикатно упрекать командующего, когда солдаты, загнанные в ловушку, умирают сотнями под прицельным огнем русских батарей. Он внимательно смотрел на командующего, как бы ожидая от него объяснений.

Артобстрел не стихал. Уцелевшие танки с трудом пробивались сквозь огонь, уползая назад.

Генерал приказал по рации ввести в бой вторую дивизию на этом же направлении. По трупам своих солдат, объезжая остовы обгоревших танков, останавливаясь на каждом заметном рубеже и проводя артиллерийскую подготовку, дивизия до вечера пробивалась через этот луг.

Бои шли всю ночь, генерал не покидал поле боя. Рославль — его замысел, и он не считался с потерями. К исходу второго дня наступления танки вошли в город.

Радости эта победа не принесла. Из-под Ельни поступали донесения, что атаки русских не прекращаются.

К генералу привели военнопленного из-под Ельни.

Солдат. Он был ранен и избит на допросах. Но напрасно. Откуда знать солдату, сколько и какие силы ведут наступление? Единственное, что из него выбили, это показание о приезде под Ельню генерала армии Жукова.

Контрнаступление под Ельней лишало смысла взятия Рославля.

Но генерал не сдавался, его приказы все еще нацеливали войска на Москву, штаб работал над подготовкой оперативных планов для каждой дивизии…

Командный пункт разместился в Рославле, в Рославле осталась и оперативная группа генерала, к которой я был прикомандирован.

Я решил пройтись по улицам, присмотреться к тому, как приняты немцы, как расставлены в городе посты полевой жандармерии.

Жители попрятались, редкий прохожий появлялся на улице, возле комендатуры толпились какие-то подозрительные личности, смахивающие на старорежимных чиновников или спекулянтов. Проконвоировали нескольких пленных.

В садах стояли замаскированные танки, на перекрестках маячили патрульные.

Я спускался по крутой улочке к речке. От церквушки, что стояла на половине подъема, отделился человек и вышел навстречу. Местный житель, в потертом пиджачке, в сапогах. Он держал в пальцах незажженную самокрутку.

— Простите, — обратился он ко мне, — в городе ни у кого нет спичек. Нет ли у вас огонька?

В первой же фразе слова пароля… Я почувствовал, что лоб покрылся испариной. Но пароля мало, он должен себя еще чем-то обнаружить. Я шарил по карманам. Сначала правая рука в правый карман пиджака, затем в правый карман брюк, затем левая рука в левый карман брюк. Это — ответ на пароль. Приглушенный голос:

— Никита Алексеевич! Вам поклон от Михаила Ивановича Проворова…

А вот это уже как гром… Я не верил своим ушам. Имя Михаила Ивановича Проворова мог назвать только близкий ему человек. Это был мой руководитель в Центре, старый друг моего отца. Это имя прозвучало надежнее всякого пароля. Однако я ничем не обнаружил своего волнения. Спокойно смотрел в немолодое лицо незнакомца. Его губы чуть заметно, но приветливо улыбались.