Завещание чудака (иллюстр.) - Верн Жюль Габриэль. Страница 18

Макс Реаль, вернувшийся накануне из своей экскурсии, находился в толпе, наполнявшей зал Аудиториума в тот момент, когда «четыре и четыре» было произнесено нотариусом Торнброком.

Никто не знал, что он в зале, так как о его возвращении еще никому не было известно. Поэтому, когда было произнесено его имя, в зале наступило минутное молчание, нарушенное громовым голосом командора Уррикана, прокричавшего с того места, где он сидел:

– Его нет!

– Он здесь! – раздалось в ответ, и Макс Реаль, приветствуемый аплодисментами, поднялся на эстраду.

– Готовы ехать? – спросил председатель Клуба Чудаков, подходя к художнику.

– Готов ехать.. » и выигрывать! – ответил, улыбаясь, молодой художник.

Командор Годж Уррикан в эту минуту был похож на людоеда из Папуасии, готового проглотить живьем своего соперника.

Что касается милейшего Гарри Кембэла, то, подойдя к Максу Реалю, он проговорил самым приветливым тоном:

– Счастливого пути, товарищ по путешествию!

– Счастливого пути также вам, когда настанет ваш день запирать чемодан, – ответил художник, и они обменялись дружеским рукопожатием.

Ни Годж Уррикан, ни Том Крабб, первый – от кипевшего в нем бешенства, второй – как всегда, пребывавший в полудремотном состоянии, не сочли нужным присоединить к пожеланиям журналиста свои. Что касается четы Титбюри, то она лелеяла в душе только одно желание: чтобы все самые неприятные случайности, могущие произойти в этой игре, обрушились на голову первого отъезжающего, чтобы он застрял в «глубине „колодца“ штата Невада или очутился в „тюрьме“ штата Миссури и оставался там до конца своих дней.

Проходя мимо Лисси Вэг, Макс Реаль почтительно ей поклонился.

– Разрешите мне пожелать вам успеха, мисс Вэг, – сказал он.

– Но ведь это против ваших собственных интересов, мистер Реаль! – ответила молодая девушка, немного удивленная.

– Это безразлично. Будьте только уверены в искренности моих вам пожеланий.

– Благодарю вас, – проговорила Лисси Вэг, а присутствовавшая при разговоре Джовита Фолей шепнула на ухо своей подруге:

– У него безусловно очень интересная внешность, у этого Макса Реаля! И он, верно, станет еще лучше, если, согласно пожеланию, позволит тебе прибыть к цели путешествия первой!

По окончании процедуры зал Аудиториума опустел, и весть о результате первого метания игральных костей не замедлила распространиться по всему городу.

«Матч Гиппербона», как любили выражаться жители Чикаго, должен был скоро начаться.

Вечером этого дня Макс Реаль закончил все свои приготовления к отъезду, в сущности очень несложные, и на следующе утро простился с матерью, крепко ее обняв и обещав писать как можно чаще. Потом ен покинул дом № 3997 на Холстедстрит и в сопровождении верного Томми отправился пешком на вокзал, куда пришел за десять минут до отхода поезда. Макс Реаль был прекрасно осведомлен о несметном количестве железнодорожных путей, окружавших Чикаго, и ему нужно было только выбрать один из двух или трех поездов, направляющихся в Канзас. Этот штат не граничит непосредственно со штатом Иллинойс, но отделяется от него одним только штатом Миссури. Вот почему путешествие, которое судьба приготовила молодому художнику, не превышало пятисот пятидесяти или шестисот миль, в зависимости от того пути, который он решит избрать.

«Я не знаю Канзаса, – сказал он себе, – и это прекрасный для меня случай узнать „американскую пустыню“, как называли когда-то этот штат. К тому же среди местных фермеров насчитывают немало канадских французов, и я буду чувствовать себя там, как в своей семье. Мне ведь не запрещается избрать любую дорогу, лишь бы только во-время прибыть к намеченному пункту».

Да, это не было запрещено. Таково было и мнение нотариуса Торнброка, когда его об этом спросили. В записке, составленной Вильямом Гиппербоном, говорилось, что Макс Реаль должен отправиться в Форт Рилей в Канзасе, и он мог явиться туда даже только на пятнадцатый день по выезде из Чикаго и все же во-время получить там телеграмму, извещающую его о числе очков, выпавших на его долю при втором метании игральных костей, втором для него и восьмом с начала партии. В общем, из всех пятидесяти штатов, расположенных на карте в известном нам уже порядке, было только три, которые обязывали играющего явиться в самый короткий промежуток времени к назначенному пункту. Там он мог надеяться, что его при следующем же метании игральных костей заменит другой игрок: Луизиана, или девятнадцатая клетка, в которой помещается «гостиница»; штат Невада, или тридцатая клетка, в которой находится «колодец»; штат Миссури, или соответствующая ему пятьдесят вторая клетка, в которой расположена «тюрьма».

И если Макс Реаль предпочитал достигнуть назначенного ему пункта, избрав для этого «дорогу школьников», как выражаются французы, то это было его дело, и никто не мог ему в этом препятствовать. Но нельзя было, конечно, ждать, чтобы такой сумасшедший, как командор Уррикан, или такой скупой, как Герман Титбюри, захотели бы испытывать свае терпение и тратить свои деньги на остановки в пути. Они помчались бы на всех парах, с головокружительной быстротой, совершенно не желая «transire videndo». Вот маршрут, избранный Максом Реалем: вместо того чтобы самым коротким путем направиться в Канзас, пересекая с востока на запад штаты Иллинойс и Миссури, он использует Грэнд-Трэнк, железнодорожную ветвь, которая тянется на протяжении трех тысяч семисот восьмидесяти шести миль от Нью-Йорка в Сан-Франциско, «от океана к океану», как говорят в Америке. Сделав около пятисот миль по железной дороге, он достигнет Омахи на границе штата Небраска и оттуда на одном из пароходов, которые идут вниз по Миссури, доедет до столицы Канзас-Сити, откуда в качестве туриста-художника явится в назначенный день в Форт Рилей.

Когда Макс Реаль явился на перрон вокзала, там собралось уже много любопытных. Дело в том, что, прежде чем рисковать большими суммами денег, держа пари за того или другого из играющих, любители таких пари желали собственными глазами увидеть того из этих играющих, кто в первую очередь должен был отправиться в путь. Хотя «ставки», основанные на тех или других более или менее невероятных предположениях, не были еще твердо установлены, всем все же хотелось взглянуть на молодого художника в момент его отъезда. Внушит ли доверие его вид? Было ли какое-нибудь основание думать, что судьба ему улыбнется? Ведь всегда можно было бояться, что он не избежит пунктов, где ему придется платить штрафы, что повлечет остановку в пути.

Нужно сознаться, что Макс Реаль с первого же момента не расположил к себе своих сограждан уже тем, что вез с собой все атрибуты своей профессии. Каждый янки, будучи весьма практичным, считал, что дело вовсе не в том, чтобы осматривать ту или другую местность, писать картины, но в том, чтобы путешествовать не как артист, а как один из участников партии. Придуманная Вильямом Гиппербоном, она вызвала к себе общенациональный интерес. Эта партия стоила того, чтобы к ней относиться вполне серьезно.

Если ни один из семи не вложит в эту партию весь тот пыл, на который он способен, то это будет страшным пренебрежением по отношению к громадному большинству граждан свободной Америки. Вот почему среди всей этой разочарованной публики, собравшейся на вокзале, не нашлось никого, кто решился бы сесть в поезд, чтобы составить компанию Максу Реалю хотя бы до первой остановки. Кроме художника, все вагоны были полны только пассажирами, уезжавшими из Чикаго по своим личным, торговым или промышленным делам.

Вот почему Макс Реаль мог прекрасно устроиться на одной из скамеек вагона и Томми рядом с ним, так как уже миновало время, когда белые не потерпели бы в своем вагоне присутствия цветнокожего пассажира.

Раздался наконец свисток, поезд дрогнул, и мощный паровоз с пронзительным ревом выбросил из своей широкой пасти целый сноп огненных искр и пара.

Среди публики, оставшейся на перроне, виднелась фигура командора Уррикана, бросавшего вслед первому отъезжающему взгляды, полные угроз.