Русские банды Нью-Йорка - Костюченко Евгений Николаевич Краев. Страница 47
В его салуне Илья появлялся чаще, чем в других кабаках, потому что здесь можно было сидеть весь день с кружкой пива, не вызывая подозрений. В прочих же заведениях было принято напиваться быстро и решительно, и трезвый человек выглядел там белой вороной.
Постепенно вокруг Ильи сбилась кучка ровесников — Василь, Грицко и Андрей. Они приехали в Америку намного раньше, чем он, и охотно делились опытом случайных заработков — то на стройке, то на погрузке. Порой они звали Илью с собой, но он каждый раз отказывался.
Однажды в пятницу они, как обычно, сидели у Томека и обсуждали выгодное предложение — завербоваться на прокладку канала где-то в Небраске. Слушая приятелей, Илья краем глаза следил за тем, что происходило у них за спиной, в буфете. Там появились двое небритых субъектов в шляпах с опущенными полями. Они стояли возле Томека, а тот, склонившись над кассой, что-то негромко говорил им по-английски. Илье не было слышно слов, но по интонации показалось, что трактирщик оправдывается. Вот он распрямился, передал им пухлый конверт, и субъекты удалились, окинув публику презрительными взглядами.
Илья подошел к стойке и поставил на нее пустую кружку. Томек, вытирая взмокший лоб, рассеянно глянул на него, словно видел впервые.
— Что за типы? — спросил Илья.
— Сицилийцы. Тебе еще пива?
— Сколько ты им отдаешь?
— Что?
— Я спрашиваю, сколько процентов они забирают? — спокойно повторил Илья. — Чарли Помойка в Нижнем Манхэттене брал тридцать процентов. А эти?
— Пятьдесят, — опустив глаза, неохотно признался трактирщик и задвинул ящик кассы. — Откуда ты знаешь про Чарли?
— Неважно. — Илья уселся на табурет и отодвинул кружку, наклонившись поближе к Томеку. — Важно, что Помойке эти деньги не принесли счастья.
— Да, его убили. А ведь он был лучше многих.
— Лучше, — согласился Илья. — Ровно на двадцать процентов лучше. Ты бы, наверно, предпочел платить Помойке, а не этим итальянцам?
— Что толку говорить о том, чего мы не можем изменить? — вздохнул поляк.
— Жизнь не стоит на месте, — сказал Илья. — Значит, ты будешь платить тридцать процентов тем, кто придет вместо сицилийцев?
— А кто придет? Никто не придет! Эти волки присосались к нам навечно. Они уже не оторвутся от такой кормушки.
— Сами не оторвутся. Их можно только оторвать.
Томек поставил перед собой две крошечные рюмки. Достал откуда-то снизу графин. Осторожно приподнял стеклянную пробку и понюхал горлышко.
— Это водка. Моя мама делает ее из свеклы. Это самая лучшая водка на свете, но американцы о ней ничего не знают. Я пью ее сам. И наливаю самым дорогим гостям. — Он нацедил драгоценную влагу в рюмочки. — Слушай меня внимательно, Илюша. Главное — чтобы все было тихо и спокойно. Я отдаю половину, чтобы тихо и спокойно работать. Всякие перемены в жизни — это беспокойство. Давай с тобой выпьем. И забудем об этом разговоре. Мне приятно, что ты хочешь мне помочь. Твое здоровье.
— Все будет тихо и спокойно.
Илья чокнулся с ним, пригубил водку и вернулся за свой столик. Приятели замолчали, глядя на него.
— Да ну ее, эту Небраску, — сказал он весело. — Мы и тут можем заработать. И лопатой махать не придется. Василь, ты самый шустрый. Видел парочку?
— Те, что Томека доили? — усмехнулся хохол.
— Сбегай за ними, только незаметно. Посмотри, куда они пошли. Наверно, по другим кабакам. Так ты присмотри за ними.
Василь нахлобучил картуз и вскочил из-за стола.
— Ты чего задумал, Илюха? — спросил Грицко. — То ж волки.
— То не волки, то крысы, — улыбнулся Илья. — Волки со стола не таскают.
Андрей, бывший коногон с донецкой шахты, глухо пробасил:
— У меня давно кулаки чешутся. Да что толку? Одного прибьешь, за него трое придут. Еще и полицию позовут. Нет, Илья, плетью обуха не перешибешь. Нас они не трогают, а за кабатчиков драться резону нет.
— Кто тут говорит о драке? — удивился Илья. — Сидим тихо, спокойно, пьем пиво, в носу ковыряем. Завтра все вместе пойдем, завербуемся на канал. Будем зашибать по десятке в неделю. А могли бы иметь по сотне, и ехать никуда не пришлось бы. Но если ты против…
— Я не против, — сердито перебил его Андрей. — Я что? Я как все.
В воскресенье он первым утренним поездом отправился на виллу Салливана. Привез мальчишкам и Кармелите сладостей, а Хуану — гвоздей и новую пилу. Вдвоем они успели до обеда починить всю северную часть забора, и, когда приехал капитан, тому уже нечего было делать. Однако он все же переоделся, прихватил ведерко с краской и отправился на причал, красоту наводить. Илья пошел с ним. Салливан не уступил ему кисть, потому что, как и Хуан, больше всего на свете любил малярничать. Впрочем, работа не мешала задушевной беседе. За этот час Илья узнал почти все, что ему было нужно, и поспешил вернуться к себе в Бруклин. До пятницы оставалось четыре с половиной дня, и он не хотел потерять впустую ни один час из этого срока.
В понедельник с утра навестил родителей и заказал в их мастерской пять одинаковых костюмов, в каких обычно ходили приказчики в небольших магазинах. Дал снять с себя мерку и попросил, чтобы один сюртук был попросторнее остальных: он предназначался для Томаса.
За напарником он послал Андрея — тот сносно говорил по-английски. Томас выслушал незнакомца и, не задавая лишних вопросов, последовал за ним. Встреча прошла в Центральном Парке. Они сидели на скамейке, мимо них прогуливались гувернантки с детьми, и Томас то и дело оглядывался, иногда отпуская нескромные замечания. Он посерьезнел только тогда, когда узнал, с кем придется иметь дело.
— Игнасио Лупо? — переспросил он. — Билли, ты рехнулся? Он держит в кулаке весь Четырнадцатый округ.
— Вот и пусть держит. А в Десятый ему соваться незачем, — сказал Илья. — Сейчас все итальянцы оттуда убрались, и он должен понять, что времена изменились. Думаю, он поймет.
Томас озадаченно наморщил лоб:
— Говоришь, они ходят вдвоем? Какая наглость.
— Третий сидит в карете. Кучер — четвертый. Он тоже может быть вооружен.
— А нас будет пятеро? Давай возьмем еще кого-нибудь.
— Нет. Парни, которые позвали меня на дело, сказали, что я могу взять только одного, но самого надежного. Я доверяю только тебе. И потом, делить на пятерых как-то проще, чем на шесть или восемь.
— Еще скажи — на десять, — ухмыльнулся напарник.
— Вот деньги, — Илья передал ему сверток. — Поедешь в Джерси, найдешь лавку Фисатиди, возле депо. У него в подвале припрятаны дробовики. Заберешь три, упакуешь в ящики для цветов и доставишь вот по этому адресу в Хобокен.
— Это ты там живешь?
— Иногда.
— А за тобой на Запад отправили сыщика, ты знаешь? Говорят, сам Большой Босс заплатил агентству Пинкертона, чтоб тебя нашли.
— Мог бы найти лучшее применение деньгам.
— Кстати, о деньгах, — Томас вопросительно глянул на него.
— Там будет больше пяти тысяч.
— Сойдет. На первый раз. Или у тебя это уже не первый?
— Причем тут я? — Илья скромно пожал плечами. — За дело взялись крутые парни, мы с тобой им только немного поможем.
— Тот, который пришел за мной, на вид не больно крут, — заметил Томас.
— Только на вид, — важно сказал Илья. — Они проворачивают большие дела, но не кричат об этом на каждом углу. О них никто не знает. Потому-то и живы до сих пор.
Илья и сам не знал, почему сказал напарнику, что живет в Хобокене. Там он только снял комнатку на две недели, чтобы все приготовить. В среду он привез туда инструменты и занялся дробовиками. Обрезал стволы и приклады, приладил под них цветочные ящики. Потом всю ночь набивал патроны картечью, пользуясь книжкой «Наставление для начинающего охотника».
Странно, но как раз начинающим охотником он себя не чувствовал. Ему казалось, что этим делом он занимался всю жизнь. По крайней мере, всю жизнь в Америке.
Назавтра они вчетвером выехали за город, углубились в лесок и поупражнялись с дробовиками.