Русские банды Нью-Йорка - Костюченко Евгений Николаевич Краев. Страница 52

Но вместо вокзала он отправился в Десятый округ. Снял там три комнаты в меблированном доме — по пять долларов в неделю, второй этаж, одно окно во двор, два — на старое кладбище, где начиналась какое-то строительство. Комнаты занимали конец коридора, и к ним можно было подняться по отдельной лестнице прямо из двора, минуя консьержку, сидевшую в вестибюле главного входа. В общем, идеальное жилье. Он заплатил за три месяца вперед и записался в журнале — Уильям Истмен, цветовод.

Вечером он нашел в салуне Василя. Для вида посидели за столиком, разошлись по одному и встретились за углом.

Когда Василь переступил порог своей новой комнаты, у него подкосились ноги. Он осторожно опустился на край кровати и погладил высокую подушку.

— За три месяца вперед заплачено? — переспросил он сдавленно. — Шестьдесят долларов? Такие деньжищи!

— Здесь еще двести, — Илья бросил на постель конверт. — Твоя доля. Жилье для нас сняли те парни, на кого мы с тобой будем работать.

— Будем работать? Значит, они нас приняли? А Андрюха? А Грицко?

— Когда Андрей встанет на ноги, поселится рядом с тобой. И получит свою долю…

— Получит? Он же ничего не делал!

— А с Грицко будет отдельный разговор, — продолжил Илья, пропустив мимо ушей жлобскую реплику. — Ты его не видел?

— Как же, — криво улыбнулся Василь, — видел. Валяется в углу, в хламину пьяный. Я к нему, а он мычит, глаз не открывает. Придуривается. Как бы не стал болтать лишнего, по пьяному-то делу.

— Очухается, поговорим. Теперь вот что. Сиди здесь, никуда не выходи. По коридорам не шатайся, жди меня.

— Пожрать бы, — Василь выразительно почесал живот.

— Я принесу.

— А скоро на новое дело пойдем?

— Скоро.

Спускаясь по лестнице, он завидовал Василю. Тот выглядел вполне довольным, даже счастливым. И никаких сантиментов, как выражается Салливан. Будто каждый день расстреливал людей. И уже рвется к новым убийствам. К новому заработку. Что ж, он будет хорошим бойцом…

Илья заехал в свою бруклинскую квартиру, где его ждал Хуан. Вдвоем они собрали нехитрые пожитки и перевезли в «русский квартал». По дороге накупили мяса, овощей, вина. Хуан оказался отличным поваром, правда, от всех его блюд во рту начинался пожар, который приходилось гасить вином. Они пировали втроем до глубокой ночи. Василь и Хуан одновременно на трех языках обсуждали разные способы разбогатеть, а Илья молчал и только изредка невпопад соглашался то с одним, то с другим.

«Завтра начнется война, — думал он. — Схлестнутся две армии. А потом они разберутся, что к чему, и я окажусь между двух огней. Один против всех. Даже Томаса не будет рядом. Безобидный толстячок-мексиканец и неповоротливый хохол с дробовиком — вот и все мое войско. Ну и ладно. Салливан эту кашу заварил, ему и расхлебывать. А на Юг я всегда успею».

Давненько в салуне Томека не было такого наплыва новых посетителей. Они приходили по одному, садились у стойки и разглядывали публику. Им требовалось не больше пяти минут, чтобы обнаружить столик в дальнем углу, за которым сидели Илья, Хуан и Василь. На столике не было ни одной бутылки, ни одной пивной кружки, только кофейник и чашки. Выждав еще немного, новичок подсаживался к ним и заводил разговор о том, какие трудные времена настали. Слово за слово, и вот, наконец, звучала фраза:

— Говорят, Черный Испанец снова объявился.

— Говорят, — соглашался Илья, если гость производил благоприятное впечатление.

— Говорят, он сюда заглядывает. Как бы с ним потолковать?

— А кто ты такой, чтобы он согласился с тобой разговаривать? — спрашивал Хуан.

Некоторые гордо разворачивались и уходили. Другие начинали рассказывать о своем бурном прошлом. Терпеливо выслушав перечень подвигов и отсидок, Илья советовал зайти сюда через месяц, когда Черный Испанец вернется с Юга.

И только немногие отвечали просто:

— Я служил в береговой охране.

Вот тогда Илья говорил:

— Приходи в пятницу, к обеду.

Так он отличал людей, посланных Салливаном, от тех, кто просто услышал о новой банде и захотел в нее влиться.

Обычно городские банды собирались из соседей по двору или кварталу, еще чаще в них сбивались родственники. Такие шайки орудовали там же, где жили — грабили соседние лавки или отбивались от соседних банд. Однако чтобы захватить власть над целым районом, родственных связей было недостаточно. Даже если собрать воедино десяток мелких шаек — это будет свора, толпа, что угодно, но только не настоящая банда. Потому что банда начинается с главаря.

О Черном Испанце жители Манхэттена знали уже лет тридцать. Он наводил ужас и на аристократов Вишневого холма, и на голодранцев нижнего Вест-Сайда еще до Гражданской войны.

Ходили слухи, что Испанец погиб во время Призывного бунта. Однако в семидесятые годы эта кличка снова появилась в полицейской хронике. Его банда не отличалась многочисленностью. Никто не знал точно, сколько людей у Черного Испанца. Больше того, никто не знал, где они собираются. Зато всем было доподлинно известно, что Испанец грабит только те магазины, казино и банки, которые принадлежали бывшим бандитам или их покровителям. Причем не в каком-то одном районе, а по всему Манхэттену.

И даже в Бруклине, Джерси и Бронксе он оставил кровавые следы. В семьдесят девятом году Испанца подстерегли в итальянском ресторане на Сто двадцать пятой улице. Его изрешеченное пулями тело было сброшено в воды Ист-Ривер. Об этом знал каждый мальчишка.

И каждый мальчишка теперь был уверен, что Испанец выжил, вернулся и первым делом отомстил своим обидчикам.

В отличие от мальчишек, новые посетители салуна Томека надеялись, что Черный Испанец вернулся не для того, чтобы свести счеты, а ради дела.

— Приходи в пятницу, — отвечал Илья. — Тогда и поговорим о деле.

30. Разборка в Десятом

Консьержки знали, что каждое утро их новый постоялец отправляется в оранжерею. Возвращаясь вечером, он приносил им цветы. Вот бы они удивились, проследив за мистером Истменом чуть дольше, чем занимал его путь от крыльца до трамвайной остановки. Юный обходительный цветовод соскакивал на ходу, едва трамвай заворачивал за угол, и направлялся сначала к молочной лавке, а потом к развалинам литейного цеха. В его подвалах и обвалившихся печах ночевали беспризорники. Если дети — цветы жизни, то да, это место вполне можно было назвать оранжереей.

Илья приносил сюда то, что воришкам было труднее всего спереть — молоко и шоколад. Правда, многие из его маленьких друзей предпочли бы пиво или даже виски, а некоторые девчонки просили в следующий раз принести хорошего табачку. Но и молоку они были рады.

Наверно, им было просто лестно, что такой уважаемый парень, как Билли из банды Черного Испанца, сидит в их компании и сам пускает по кругу бутылки, пусть и с молоком.

В знак благодарности они наперебой сообщали ему новости. И в пятницу он уже точно знал, с какой стороны ждать нападения — с севера, где проходила Сто вторая улица.

Салун Моргенштерна находился на самой границе Десятого округа. Неудивительно, что именно с него банда «красных перцев» начала свое вторжение. В среду заведение посетили несколько прилично одетых джентльменов. Основной деталью их гардероба были обрезки свинцовых труб, висевшие на поясе, как шпага у дворянина. Они ничего не заказывали, а заняли всю стойку и принялись высмеивать завсегдатаев. Здесь обычно собирались работники красильного цеха, публика раздражительная и обидчивая, так что чужакам не понадобилось много времени, чтобы добиться нужного результата.

Вспыхнула драка, красильщики были с позором изгнаны на улицу, после чего свинцовые трубы прошлись по посуде, мебели и витринам салуна. Единственным неповрежденным предметом обстановки осталась касса, но ее пришельцы унесли с собой. Бедняга Моргенштерн даже не мог подсчитать убытки, и утешало его только то, что буйные гости пообещали завтра заглянуть к его конкурентам.