Тайная история Леонардо да Винчи - Данн Джек. Страница 108

Но он не любил ее.

Впереди был Дамаск, он светился тысячами огней, и их свет озарял окрестности, окутывая поля и сады облаком мягкого сияния. И Леонардо со своим войском двигался из тьмы к свету, который сам по себе был Граалем.

— Стихи не лгут, — сказал Бенедетто, возникший из темноты, словно призрак, тень; если бы не резкий запах конского пота, Леонардо счел бы его привидением. — Перед нами рай, пускай и с грязными улицами и сточными канавами. «Дивный город и милосердный Господь… насладись им — быстро пролетят мгновения».

— Если этот город может превратить тебя в поэта, значит, он и в самом деле таков, как ты говоришь.

— Зороастро он превратил в изобретателя.

Леонардо бросился прочь от Бенедетто, желая только остаться одному, но его перехватил Миткаль и принялся болтать о Дамаске, о летающих машинах и о себе самом. Он сообщил Леонардо, что избран Богом для грядущей битвы.

Леонардо улыбнулся, вспомнив Христофора Колумба.

— Да, я знал еще кое-кого, кто полагал, что избран Богом для особенной миссии.

— Но я действительно избран! — упрямо сказал Миткаль.

Поняв, что от Миткаля так просто не отделаешься, Леонардо спросил:

— А откуда тебе известно, что Бог избрал тебя, маленький солдат?

Миткалю явно понравились эти слова.

— Мне сказал Хилал, мой благодетель.

— А-а…

— Он купил меня там, где кастрируют черных рабов.

— Но ты же не черный, маленький солдат, — сказал Леонардо.

— И тем не менее Хилал нашел меня именно там. Понимаешь, правитель был христианином и не дозволял кастрировать чернокожих. Но есть такой гнусный город, зовется он Вашало, и живут там дикари, которые не почитают истинного Бога. Они-то и делают эти незаконные операции, но обычно те, кого там кастрируют, умирают.

— Почему? — спросил Леонардо.

— Потому что местные медики невежественны, — вступил в разговор Хилал, подъезжая к Леонардо. — Всех детей, которых кастрируют в Вашало, приходится потом везти в другой город, где есть монахи, которые умеют вскрывать канал пениса и удалять гной. Однако все рабы, которых мы купили в Вашало, умерли либо по дороге, либо после второй операции. Выжил только Миткаль. Я сказал ему, что это Аллах свидетельствует о его особом предназначении: то, что он белый, что его привезли в Вашало и что только он остался в живых.

Леонардо вежливо кивнул.

— И Миткаль очень скоро послужит Аллаху, — продолжал Хилал. — Предатель Зороастро обучил Миткаля, а Миткаль обучил других летать на твоих машинах, маэстро.

— Детей?

— Мы предпочитаем называть их юными солдатами, — сказал Хилал. — Зачем надевать крылья на тяжелого взрослого человека, если есть такой мальчик, как Миткаль, который сможет прихватить с собой лишние гранаты?

— Знаешь, — сказал Миткаль, — мы уже готовы. У нас много летающих машин.

— А сколько же вас? — осведомился Леонардо.

— Почти эскадрон, — гордо ответил Миткаль.

— Нет, — поправил Хилал, — вас всего лишь два десятка.

— И у вас есть двадцать летающих машин? — спросил Леонардо.

— Да, — сказал Миткаль, — и я — капитан.

Хилал улыбнулся ему, как можно улыбаться только ребенку.

Воистину Миткаль был капитаном, капитаном ангелов, обреченных на верную смерть… если только они смогут подняться в воздух; и на миг Леонардо окунулся в свою память, столь же ясную и осязаемую, как мальчик, что скакал рядом с ним.

Леонардо вспомнил Тисту.

Ангела, который кричал и падал…

Оружейная мастерская Зороастро располагалась в доме о девяти куполах, близко к базарам, чтобы можно было без хлопот закупать все нужное, и недалеко от Цитадели, под охраной ее солдат. Базары сами по себе являлись городом с крытыми улицами, где толпились феллахи и бедуины. Здесь пахло мылом, духами и гашишем, печеным хлебом, кофе, мочой и отбросами. Все можно было купить на этих крытых узких улицах: металлы, драгоценные камни, ткани, специи, военные припасы, мечи и доспехи, равных которым не было во всем мире, книги, которых никогда не видели на Западе, химикалии, амулеты, шлюх и рабов. Покуда Хилал был занят размещением своих людей на постой в Цитадели и вокруг нее, чтобы они могли отдохнуть хоть несколько часов, Бенедетто повел Леонардо в мастерскую Зороастро.

Она охранялась небольшим войском.

Зороастро выбрал для себя настоящий дворец: ворота и внутренние дворики были отделаны мрамором, и даже фонтаны накрыты куполами. По освещенному лампами двору протекал ручей, и ухоженные деревья, какие в представлении Леонардо существовали прежде только на картинах, изображавших рай, образовывали небольшие отдельные парки. Со стороны этот дом скорее напоминал дворец увеселений, пышный и величественный; на перемычке изукрашенной двери дворца была написана старинная арабская поговорка: «Вода, зелень и женская красота — три вещи, что дарят усладу сердцу».

Леонардо шел за Бенедетто узкими коридорами, по мраморным мозаичным полам, через комнаты с нишами в стенах, как во флорентийских церквах, комнаты с обитыми шелком диванами, со множеством зеркал и украшений, пока наконец они не добрались до самой мастерской, которая соединялась с домом. В верхнем ее этаже были окна, но само здание больше походило на укрепленную крепость, и внутри царил сумрак, словно в пещере. Там были, видимо, и другие помещения, потому что до Леонардо доносились глухие стуки, бряцание и звон — звуки чьей-то работы.

Когда слуги и солдаты зажгли светильни в студии Зороастро, Леонардо с изумлением оглядел эту узкую, но с высоким потолком комнату. Повсюду здесь были машины или их модели, даже потолок не пустовал — на проволоке, подвешенные к крюкам, покоились летающие машины и модели воздушных плотов Куанова изобретения. Там были баллоны, формой напоминавшие сардельку в решетчатой раме; были баллоны с рулем и парусами, как у судов. В сущности, понемногу от всех рисунков Леонардо можно было заметить в этих моделях, что свисали с потолка, как будто уже парили в темнеющих небесах. И в них, и во всем, что находилось в студии, виден был ход мысли Леонардо, словно все эти вещи хранились в его разуме и вот теперь выставлялись точно аппетитные яства на пиршественном столе — для всеобщего обозрения.

Однако Леонардо был потрясен. Потрясен видом планеров, таких же, на каком летал Миткаль, — крылатых аппаратов, превращавших мальчишек в ангелов. Неужели и это изобрел Леонардо? Нет, конечно; но и эти изобретения принадлежали ему. Словно это была мастерская Леонардо, а не Зороастро. На полу, на столах беспорядочно валялись листы с заметками, раскрытые или сваленные в груду книги.

Бенедетто пересек студию и распахнул дверь, что вела в каменный коридор. Шум работающих мастерских стал громче, и Леонардо расслышал шелест и шипение кузницы.

— Тут затеяно много дел, — сказал Бенедетто. — Хилал скоро появится взглянуть, как идут работы.

— У нас будет время вернуться… сюда? — спросил Леонардо.

— Да, можешь остаться здесь на всю ночь, если пожелаешь.

— Бенедетто, что это такое?

Леонардо показал на сооружение рядом с моделью длинноствольной паровой пушки, созданной по одному из его набросков. То, на что он указывал, представляло собой средство передвижения с двумя колесами, педалями, рулем и сложным зубчатым механизмом.

— Тебе нужно разом заграбастать весь мир, — сказал Бенедетто.

— Но это… мой мир, Бенедетто, — сказал Леонардо, удивляясь собственным словам — ведь ясно же было, что это не совсем так.

— Это мир Зороастро. — Бенедетто подождал, клюнет ли Леонардо на эту наживку, но тот не поддался. — Он называл эту штуку «конем», — продолжал Бенедетто. — Это устройство вначале предназначалось для того, чтобы двигать его летающие машины. Но у него ничего не вышло.

И Леонардо вдруг осенило, что Зороастро, как видно, хотел соединить зубчатую передачу с пропеллером, как в игрушечных вертушках; и когда у него это не получилось, он пристроил к ней два колеса о восьми спицах каждое и сотворил вот этого деревянного «коня».