Ошибка господина Роджерса - Востоков Владимир. Страница 24
«Как вот только оно будет выглядеть - все остальное?» - невольно подумал я.
Уже десятки раз представлял, как твердо и уверенно шагну в двери нужного учреждения. Как обстоятельно и спокойно расскажу о событиях, которые закрутили меня. Почему-то в моем воображении это должно будет случиться утром. На утро я уже назначал однажды свой визит в советское посольство. Но Роджерс словно почувствовал это. А может, не эта, так другая причина помешала бы мне.
Я гнал от себя эти мысли, откладывая все на потом.
На вокзале меня встречала вся семья. Первой бросилась навстречу жена.
- У нас большая радость. Виктор сделал предложение Марине... - поспешила сообщить она.
- Ну и?..
- Думает, дурочка. Или притворяется.
- Правильно делает. Ей, а не вам жить... Пусть как следует подумает, - ответил я.
Марина была сдержаннее и как-то испытующе смотрела на меня.
- А ты что-то похудел, осунулся. Наверное, на этот раз не так сладко было за границей?.. Что с дядюшкой? - спросила она.
- Ты как в воду глядела... - улыбнулся я. - У Зори все налаживается.
Мы долго ждали такси. На остановке я тоже ничего путного не мог сказать. Сославшись на усталость и головную боль, отвечал односложно. И дома я продолжал молчать. У меня не было никакого настроения самому показывать привезенные подарки. Этим деловито, без лишней суеты занялась жена. А я молча сидел и смотрел на нее. Марина была по-прежнему ко всему равнодушна.
Все это время, как только я сошел с поезда, у меня не выходил из головы тюбик «Поморина», в котором были спрятаны средства тайнописи. Я мучительно соображал, где безопаснее его спрятать, а пока он лежал в боковом кармане моего пиджака.
- Сними пиджак или ты куда-то собираешься идти? - спросила жена.
Я снял пиджак и повесил его на спинку, стула. Для безопасности на пиджак набросил рубашку, галстук. Думал, так лучше.
Жена - надо же - заметила:
- Зачем же ты все кладешь на пиджак? Помнешь. Давай его в шкаф повесим...
Я взял пиджак из рук жены, сам повесил его в шкаф.
- Не доверяет, - усмехнулась жена и посмотрела на Марину.
«Фу-ты, черт. Привлек внимание», - подумал я с досадой. Ночью спал плохо. На душе было тревожно. Проклятый тюбик не давал покоя.
Утром, убедившись, что тюбик на месте, я зашел на кухню. Там оказался Елисеев. Он, как всегда, варил себе кофе.
- С приездом, Алексей Иванович, - поприветствовал он.
- Спасибо.
- Как гостилось на сей раз?
- Да ничего.
- Что так тоскливо? Случилось что?
- Да так... Вспомнился наш с вами разговор...
- Что, насмотрелись на этот раз?
- Пришлось-таки увидеть... - согласился я,
- Что, - засмеялся Елисеев, - вырвались из объятий родственников? На часик?
Я с удивлением посмотрел на него. У меня, наверное, вытянулось лицо. А Елисеев продолжал смеяться.
- Угадал?
- Да... - протянул я.
- Нехитрое дело... - объяснил он. - Обычно, когда человек попадает за границу, его начинают таскать или родственники, или туристские фирмы. Ну, разумеется, показывают только блеск. День, другой... Человек ахает, охает... Потом... - Елисеев сосредоточенно помешивал кофе. Убедившись, что все в порядке, он продолжал: - И вот выйдет прогуляться... За ручку его уже никто не ведет, сам шевствует. Настроение благодушное. И вдруг... начинаются открытия.
- Точно... - пробормотал я.
Потом, не выдержав, засмеялся вместе с Елисеевым. На какой-то миг я забыл даже о всех тревогах.
В это время открылась дверь комнаты, и на кухню вышла жена Елисеева.
- Ничего не понимаю. Здравствуйте, Алексей Иванович. Что за хохот с раннего утра?
- Разговор тут один... - туманно объяснил Елисеев.
- Ага... Мужской... - понимающе сказала Люся.
- Самый обыкновенный... Житейский. Вот Алексей Иванович вернулся...
- Вижу... И все-таки что веселого рассказывал Алексей Ивансвич? - допытывалась Люся.
- Веселого мало, - сказал Елисеев. - Да и не успел рассказать. Ему довелось побродить часик без провожатых,
- Там? - куда-то неопределенно кивнула Люся.
- Именно там.
- Часик - тоже достаточно, - серьезно согласилась Люся. - Мы, Алексей Иванович, в одной стране три года жили. У нас были знакомые, соседи. Многое мы тогда повидали.
Люся, направляясь к двери, махнула нам рукой:
- Ну, я побежала...
В это время раздался телефонный звонок. Лена выглянула на кухню:
- Папа, это тебя.
Я посмотрел на Лену и... обмер. В руках она держала зубную пасту «Поморин». Не помня себя, я бросился в комнату и на ходу вырвал у Лены «Поморин». Она с недоумением посмотрела на меня, потому что я направился не к телефону, а открыл шкаф, полез в карман пиджака. Что за черт? Мой тюбик на месте. А этот откуда? Хотя все так просто. Обыкновенная паста...
- Папа, телефон... - напоминает Лена.
Я быстро натянул на себя пиджак, отдал Лене ее «Поморин» и направился к телефону.
- Алло! - как можно спокойнее говорю в трубку. А сам краешком глаза оглядываю кухню. Моих соседей уже нет. Успокаиваю себя тем, что они ничего не заметили, что побежал я уж не так неестественно быстро, как мне самому показалось. - Алло! Алло! - громко повторяю я, но в ответ слышу в трубке частые гудки. С досадой вешаю трубку на место.
Нужно взять себя в руки. Черт знает что с нервами. Сколько будет продолжаться эта сумасшедшая жизнь? К такому привыкнуть невозможно.
- У тебя есть время? - спрашивает жена. Занятая своими делами, она не обратила внимания на инцидент с «Поморином».
- А что?
- Сходил бы за хлебом... Я минут через двадцать приготовлю завтрак.
- Конечно... - радостно отвечаю я.
Я почти выбежал из дому. На улице моросил мелкий дождь. Вынул из кармана газету, прикрыл голову. Ближайшая от нас булочная - в пяти минутах ходьбы, но она была закрыта. Пришлось идти в соседнюю. Но только я сделал несколько шагов, как услышал за собой топот. Кто-то тяжело бежал.
- Стой! Стой, тебе говорят!
Я непроизвольно втянул голову в плечи. Обернулся назад. Первое, что бросилось в глаза, сжатые кулаки грузного мужчины.
- Нашкодил и убегаешь, сукин ты сын! - кричал он.
Я тут же теряю самообладание. В следующее мгновение бегу под арку многоэтажного дома, в три прыжка перемахиваю небольшой двор и - о ужас! - чувствую, как кто-то резко толкает меня в спину, и я прижат к земле. Чудовище с оскаленной пастью, полной зубов, обдало меня теплым дыханием. Пытаюсь пошевелиться, в ответ слышу злобное рычание. Я замер в испуге, ничего еще не соображая.
- Стой! Фу! - доносится до моего слуха мужской голос.
Через несколько секунд тот самый человек стоит надо мной со сжатыми кулаками.
- Извините, пожалуйста, товарищ. Дурной пес, одно в ним наказание... - Он помог мне подняться с земли.
- Развели тут всяких... - говорю я больше для приличия, сообразив наконец, в чем дело.
- Понимаете, товарищ... Не знаю, что с ним, сукиным сыном, случилось.
- Надо намордник надевать! - кричу я. А в сердце - радость, как хорошо все кончилось.
Что же это такое? Неужели меня начал преследовать страх? Или это простая случайность?
Разбитый и подавленный, я вернулся домой с пустыми руками.
- Где же ты был? - удивилась жена. - А хлеб?
- Бородинского нигде нет, - соврал я.
- Господи, ничего попросить нельзя. Купил бы любой.
- Я пойду... Мне пора на работу.
- А завтракать?
- Уже опаздываю, - проворчал я.
- Нельзя и слова сказать. Обиделся... - по-своему все истолковала жена. - Теперь буду чувствовать себя виноватой...
Я шел на работу без всякого энтузиазма. Настроение было скверное. Никого мне не хотелось видеть, ни с кем не хотелось разговаривать. Не то что в тот раз...
Когда я вошел в контору, навстречу поднялся Савельев.
- Привет, старина. Рад тебя видеть целым и невредимым, - произнес он, крепко сжимая мне руку.
- А что со мной могло случиться? - Сделав безразличное лицо, я пожал плечами.