Ошибка господина Роджерса - Востоков Владимир. Страница 3

Я закончил чтение письма. Около меня стоит Марина. Она вся в напряжении. Уставилась на письмо, будто бы у меня в руках что-то диковинное и необыкновенное.

Я прочитал письмо еще раз. Внимательно рассматривал фотографию. Сомнений нет. Конечно, это Зоря. И фотография его, и почерк тоже.

Зоря... Мой старший брат. Помню, что у отца нашего было середняцкое хозяйство. Ездили на базар, торговали чем могли. Но родители не слишком баловали нас. Мы работали как взрослые. Дома все было спокойно и мирно, казалось, ничто не предвещало беды. А беда подстерегала. На сенокосе мать упала с воза, сломала позвоночник. После ее смерти жизнь наша круто изменилась. Запил и вскоре наложил на себя руки отец. Мы с Зорей остались одни. Нас взяла к себе сердобольная тетя Нюся. А у нее было своих шесть ртов. Естественно, мы были в тягость. Начали к нам придираться по всякому поводу и без повода ее старшие сыновья. Пошли ссоры, драки. Вскоре нас отвезли в город и определили в детдом. Так закончилась наша жизнь в деревне.

Когда мне исполнилось пятнадцать лет, а брату восемнадцать, нас из детдома определили на завод и поселили в общежитии. В тесной комнатке - семь человек. Жизнь учила суровой самостоятельности. А кое-кого, в зависимости от характера, и расчетливости. Таким оказался Зоря. Он пошел в отца. С годами все это усугублялось. Зоря становился жадным, эгоистичным. За ним укрепилась кличка Куркуль.

- Хорошо, пусть Куркуль! - зло огрызался он. - Посмотрим, кто будет в конце концов жить по-человечески.

Через год Зорю арестовали. Я был на суде. Брату дали восемь лет за хищение остродефицитных деталей. Горькое прощание. Первое письмо из далекого исправительно-трудового лагеря. Конечно, ему там несладко. Но ни одной жалобы, ни единой просьбы.

Во время войны, в 1943 году, я получил от Зори последнее письмо через знакомого. Зорю направили на фронт. Несколько строк смутили меня. Я их хорошо запомнил: «Давно ждал такого случая. О! Я повоюю. Я им покажу! За все отплачу». Я ломал голову над этими словами. Что это? Как все это понять? Письмо на всякий случай уничтожил. Подальше от греха.

И вот на тебе, спустя тридцать лет объявился Зоря, да еще где - за границей, в Канаде. Как он попал туда? Почему до сих пор молчал? От кого узнал мой адрес?.. А в голову все лезут строки из того последнего письма.

- От кого письмо, папа? - спросила нетерпеливо Марина.

- От брата Зори. Я как-то говорил тебе о нем, помнишь? Где мать?

- Пошла в магазин. А прочитать можно? - заинтересовалась дочь.

- Читай... - Я протянул ей письмо.

Марина прочла и, возвращая листок, просто и строго сказала:

- Вот и брат нашелся. Да еще за границей. Тесен мир.

- Просто не верится в это, так все неожиданно, - Я пытался найти сочувствие у дочери, но в это время вошла жена, и я молча протянул ей письмо.

- От кого это? Неужели от Виктора? Опять поссорились? - сокрушалась она и укоризненно поглядывала на Марину.

Все в доме знали, что когда Виктор Фокин ссорится с Мариной, то пишет ей письма.

- Да что гадать, ты читай! - излишне нетерпеливо сказала Марина.

Жена читала медленно, то и дело поглядывая то на меня, то на дочь.

- С ума можно сойти. И что ж он, богатый, наверное? - У жены дрожали руки.

- Разве в этом дело? - возмутилась Марина.

- Так если он богатый, не грех и повидаться, - рассудительно сказала жена. - Вон в соседнем подъезде тоже объявился у кого-то дальний родственник за границей, говорят, завалил посылками. Поди, плохо им от этого.

- А если бедный... Странно, почему он вдруг изменил нашу фамилию и, кроме того, называет папу на «вы», - подвела первую черту нашей радости будущий юрист Марина.

- Он же объяснил... - возразил я.

- Несерьезно... Чепуха какая-то.

- Чепуха не чепуха, а раз письмо от родного человека, нечего обращать внимание на мелочи. Надо ему немедленно ответить. Представляю, как ему, горемычному, приятно будет получить от нас весточку, - решительно заявила жена, возвращая мне письмо.

- Нашла горемычного... - хмыкнула Марина и после паузы продолжила: - Мелочи? Фамилию, мамочка, так просто, за здорово живешь, не меняют.

- Значит, случайную описку в документе, о чем пишет брат, ты исключаешь? - строго спросил я.

- Случайности, конечно, могут быть... Но все равно, что-то мне во всем этом не нравится...

- Да что там... Писать - и точка! - окончательно решила жена. - В самом деле, Марина, не порти настроения своими подозрениями...

- Подчиняюсь большинству, но остаюсь при своем мнении... - заявила Марина. И строго посмотрела на меня. Я невольно залюбовался ею. Брови вразлет. Большие голубые глаза. Густые ресницы. Прямой нос. Пухлые, красиво очерченные губы. На щеках ямочки. Упрямый подбородок. Русая коса, спадающая на плечи. Стройная. Красивая.

- Ну и молодец, - сказал я, нежно обнимая Марину за плечи.

- А что у тебя в руках? - спросила жена.

- Фу, черт, забыл, это же фотография Зори.

Жена стремительно выхватила ее у меня.

- Какой франт, - с завистью сказала жена. - Посмотри, Маринка.

Марина лениво подошла к матери, взглянула на фотографию, иронически улыбнулась и, ничего не сказав, отошла к окну.

Мы невольно переглянулись с женой.

Письмо, однако, я написал.

Все последующие дни были наполнены разговором о Зоре. Я много рассказывал о нашей молодости, о детдоме, заводе, где мы с ним работали. И конечно, с большим нетерпением ожидали от Зори ответа.

Через месяц из Канады пришел ответ.

«Дорогой мой брат Алексей Иванович, - писал Зоря. - Получил от вас весточку. Святая дева Мария, какое это было счастье! Я неделю был словно пьяный и не находил себе места от радости. Каждый день по вечерам всей семьей мы вслух читали ваше письмо и каждый раз находили в нем что-то новое. Вы себе не представляете, какая радость, какое это блаженство - получить письмо с Родины. Я чувствую ваше нетерпение поскорее узнать все обо мне, и я это сделаю, но сейчас мне не хочется омрачать свое блаженное состояние историей, не очень-то веселой.

Извините меня, но я напишу об этом в следующий раз, сейчас, дорогой Алексей Иванович, могу сказать только, что я ничего плохого не сделал и краснеть вам за меня не придется. Еще раз огромное спасибо, что откликнулись на мое письмо.

Моя жена Эльза и сын Роберт шлют вам большой привет и желают здоровья.

Пришлите, пожалуйста, семейную фотографию, нам будет очень приятно.

Надеюсь вновь получить ответ от вас. Ради бога, пишите, пишите как можно больше и подробнее обо всех, обо всем.

Обнимаю. Ваш брат Зоря».

Это письмо мне вручил почтальон утром, когда я шел на работу в свой жэк. На ходу прочел, на одном дыхании. Настолько увлекся, что чуть не сбил с ног впереди идущую старушку. В конторе я прочел его еще раз, потом второпях снял пиджак, небрежно повесил на спинку стула и не заметил, как конверт выпал из пиджака.

Когда возвратился, слесарь Савельев, загадочно улыбаясь, подал мне Зорино письмо.

- Заграничное. Подари марку. Такой у меня нет, - попросил он.

- Прочел небось?

- Что я, ненормальный, что ли? За кого ты меня принимаешь? - возмутился Савельев. В его голосе звучала неподдельная обида.

- Ну коли так, не жалко. Бери марку.

Савельев вынул из кармана перочинный ножик и аккуратно вырезал марку.

- Нельзя ли полюбопытствовать, от кого письмо получил?

- Можно. От тебя секретов нет. От брата.

- Что-то ты никогда о нем не упоминал.

- Не было случая.

- Ну что же. Значит, будем барахлиться?

- Там видно будет.

Домой я пришел поздно. Леночка и жена спали. Только Марина, прикрыв настольную лампу газетой, лежала в постели и читала.

- Где пропадал? - спросила она полушепотом.

- Отмечали день рождения... Я письмо от Зори получил.

Порывшись, нашел письмо. Передал его Марине. Она быстро прочла.

- Ну, что скажешь? - поинтересовался я.

- А о себе опять ничего, - ответила она.