Треволнения одного китайца в Китае - Верн Жюль Габриэль. Страница 28

Цзинь Фо ощутил плавное покачивание, скрип просмоленных досок.

«Я, кажется, на судне, — догадался он. — Лао Шэн решил бросить меня в воду умирать медленно и мучительно! Ну что ж, получу по заслугам».

Прошло несколько суток. Дважды в день через небольшое выдвижное окошко Цзинь Фо, так долго искавшему сильных ощущений, молча подавали еду. Он никого не видел, но всеми своими действиями Лао Шэн как бы говорил ему: ты хотел великих, невиданных переживаний?! Отлично! Они не заставят себя ждать. Через какое-то время морская пучина поглотит тебя, корчащегося в муках. Эта мысль приводила нашего героя в отчаяние. Умереть, не увидев еще раз небо, бедную Лэ У, — это ужасно, невыносимо!

Наконец качка прекратилась. Мерное содрогание винта стихло, ящик подняли и куда-то понесли.

Все! Это конец! Приговоренному оставалось быстро помолиться и попросить у Всевышнего отпущения грехов.

Прошло несколько бесконечно долгих минут. Минут, исполненных самых страшных ожиданий. Но что происходит? Кажется, ящик вновь опустили на твердую землю! Внезапно открылась крышка. Чьи-то руки схватили Цзинь Фо, вытащили из клетки и завязали ему глаза.

— Я не прошу пощады! — воскликнул он, сделав несколько шагов. — Прошу только позволить мне уйти из жизни при дневном свете, как человеку, который не боится посмотреть смерти в лицо!

— Ну что ж, — раздался чей-то голос. — Пусть будет так.

И с Цзинь Фо сорвали повязку.

Он жадно огляделся… не сон ли это? Вот большой стол, уставленный множеством блюд. А кто эти пятеро?

— Вы? Вы? Мои друзья, мои дорогие друзья! Нет, надо проснуться! — Ущипнув себя, Цзинь Фо бросился вперед.

За столом, улыбаясь, сидели Ван, Инь Бан, Хуан, Бао Шэн и Дим, все те, с кем он два месяца назад обедал в ресторане речного парохода!

Цзинь Фо не поверил своим глазам: он — в собственном имении в Шанхае.

— Если это ты, — воскликнул спасенный, обращаясь к Вану, — а не твоя тень, то скажи…

— Это я, мой друг, нет никакой ошибки, — ответил мудрец. — А за столь жестокий философский урок — прости.

— Что?! Неужели…

— Догадался? — усмехнулся философ. — Я согласился выполнить ту страшную просьбу, чтобы ты не обратился к другому. Потом удалось перехватить радостную весть из банка, и стало ясно: умирать тебе совершенно незачем.

Мой старый боевой товарищ Лао Шэн, кстати, недавно подчинившийся властям и давший слово защищать северные границы империи, согласился участвовать в этом спектакле. Поверь, было больно видеть, как ты страдаешь, мучаешься. Сердце обливалось кровью. И лишь уверенность, что в финале, под занавес, ты изменишься, почувствуешь вкус к жизни, поддерживала меня.

Философ крепко прижал к груди Цзинь Фо, а тот еле сдерживал слезы.

— Бедный Ван! Как же трудно тебе было! Но расскажи, что случилось на мосту Балиоцяо?

— А, — улыбаясь, махнул рукой мудрец.

— Я, признаться, тогда немного испугался. В самом деле: с меня пот градом, а вода холоднющая! Но, как видишь, все обошлось.

После Вана Цзинь Фо пожал руки и обнял остальных своих друзей.

— Каким же я был глупцом! — признался он.

— А теперь станешь мудрецом! — с уверенностью воскликнул наставник молодого человека.

— Буду стараться, — пообещал ему ученик. — Но прежде наведем порядок в делах. Что случилось с этим злополучным клочком бумаги, из-за которого и вышел весь сыр-бор? Ты передал его Лао Шэну? Тогда я спокоен. Хотя лучше письмо уничтожить.

В этом месте присутствующие расхохотались.

— Друзья! — сказал Ван. — Цзинь Фо в самом деле изменился. Перед нами уже не прежний равнодушный созерцатель жизни.

— Но все-таки, где чертово письмо? Хочу поскорей его сжечь, — не унимался новоявленный жизнелюб.

— Тебе так оно нужно? — поинтересовался Ван.

— Конечно, — подтвердил недавний клиент «Ста лет», — но, вижу, ты решил сохранить его у себя и показывать мне всякий раз, когда хандра…

— Нет, — замотал головой философ.

— Тогда в чем же дело?

— А в том, дорогой ученик, что письма нет ни у меня, ни у Лао Шэна.

— Как нет?

— Нет, и все.

— Значит, вы его уничтожили? Или передали кому-то другому?

— Да!

— Кому же? Кому? — Цзинь Фо разволновался на на шутку. — Кто он?

— Один надежный человек.

В это время из-за ширмы, улыбаясь, вышла очаровательная Лэ У с письмом в руке. Цзинь Фо, протянув руки, устремился навстречу любимой.

— Нет, нет, немного терпения, дорогой! — сказала красавица, сделав шаг назад. — Сначала — дело.

И, показав белый листок бумаги, спросила:

— Вам знакомы эти строчки?

— Разумеется! — воскликнул Цзинь Фо. — Кто, кроме меня, мог написать такую глупость!

— Очень хорошо, — улыбка сошла с лица Лэ У. — Тогда поступите с «глупостью», как она заслуживает того: уничтожьте ее, сожгите! И пусть это будет символическим расставанием со всем, что вы не любите в себе.

— Согласен, — сказал Цзинь Фо, поднося свечу к листку бумаги. — А теперь, мое сердечко, позвольте вас нежно обнять и усадить на самое почетное место! И давайте обедать, мне чертовски хочется есть!

— И нам тоже! — воскликнули все остальные.

Через несколько дней после снятия императорского запрета состоялась свадьба Цзинь Фо и Лэ У. Молодые были прекрасны.

Впереди их ждало много радости и счастья!

Конец