Дикий Запад - Лаудэн Дороти. Страница 15

Солнце стояло уже довольно низко, когда Микаэла и дети попрощались с гостями. Вождь вместе с одним из своих близких ехал верхом на собственной лошади. Для другого воина Мэтью дал свою.

— Я не могу пообещать тебе, что ты получишь обратно свою лошадь, — сказал Салли и указал на каурую кобылу.

Мэтью на мгновение задержал дыхание. Потом решился.

— Мне это все равно, — сказал он, — мама поступила бы точно так же.

Салли кивнул, но прежде чем он успел что-либо сказать, Брайен, стоявший на веранде, тронул его за плечо.

— Скажи-ка, Салли, — начал он шепотом, — а почему же ты не едешь вместе с ними?

Тот повернулся к мальчику:

— Почему? Очень просто — я боюсь лошадей. Брайен удивился:

— Правда?

— Да. Видишь ли, Брайен, каждый человек чего-нибудь боится — кто призраков, кто лошадей, кто еще чего-нибудь. — Салли отвечал Брайену, однако взгляд его был направлен куда-то в сторону.

Он смотрел на Микаэлу, но, охваченная каким-то непонятным страхом, она не решилась ответить на его взгляд.

Вместо этого она взглянула на вождя. Черный Котел делал руками какие-то непонятные знаки. Потом улыбнулся белой женщине.

— Вождь дал вам индейское имя, — объяснил Салли. — Он назвал вас «Женщина-врач».

Едва она успела поблагодарить вождя за эту честь, воины пришпорили лошадей и ускакали. Микаэла смотрела им вслед.

— Деревня шайонов разграблена. Что же теперь будет делать Черный Котел? — сказала она, размышляя вслух.

— Он будет делать то, чего он никогда не хотел, — ответил Салли. — Он будет сражаться. — Потом позвал свою овчарку: — Идем, дружок, пора.

Он отправился пешком по дороге, по которой только что поехали верхом индейцы.

Вскоре после этих событий осень сменилась суровой зимой. Снег покрыл землю и превратил плодородные равнины Колорадо в белую пустыню.

Каждый старался получше укрыться в своих четырех стенах в надежде, что это суровое время года пройдет так же быстро, как и слишком короткое лето. Но до лета оставалось еще много времени. Пока что дни становились короче, а ночи — все длиннее и холоднее.

Временами Микаэла вспоминала о Бостоне. Однако письмо матери, в котором та пыталась уговорить дочь вернуться в Бостон, не убедило ее, она чувствовала, что ее место здесь, в этой суровой земле, вдали от так называемой цивилизации. Ведь и в этих краях текла жизнь и случались свои праздники.

То, что неотвратимо приближалось Рождество, можно было заметить по будущему платью Колин. Она трудилась над ним неустанно. И когда девочка воткнула иголку в материю, чтобы пришить наконец последнюю кайму, она напевала себе под нос песенки, под звуки которых собиралась кружиться в танце в рождественскую ночь. Этот праздник день ото дня все больше занимал ее мысли.

И наконец наступило рождественское утро. День с утра был солнечный и ясный, но после полудня небо затянуло облаками. Вскоре пошел снег, и снежные хлопья падали так густо, что едва можно было различить что-либо в этой снежной пелене.

Как и все остальные, Колин уже надела праздничное платье и упрямо смотрела в окно. Ее надежды поехать на Рождество на танцы в Колорадо-Спрингс таяли.

Микаэла подошла к ней и обняла девочку. Она тоже всматривалась в снежную бурю за окном, но мысли ее занимало другое. С тех пор как она прооперировала вождя, Салли больше не появлялся и не давал знать о себе. Микаэле хотелось знать, как ему теперь живется, и она рада была бы услышать, что этот рождественский вечер он проводит в безопасности, среди тех, к кому тянется его сердце. В глубине души она признавалась себе, что чувствует потребность увидеть снова этого замкнутого человека.

— О сегодняшнем рождественском танце тебе придется забыть, Колин! — Мэтью стоял за спиной сестры и Микаэлы и тоже глядел в окно на неутихавшую вьюгу.

— Но она в любой момент может прекратиться, — возразила Колин.

Мэтью презрительно засмеялся:

— Только ты одна веришь в это!

— Да заткнись ты! — крикнула Колин и отбежала к столу.

— Мэтью! Колин! — прикрикнула строго Микаэла. — Разве можно так разговаривать в Рождество? Ведь это же праздник любви!

— Но это все-таки не настоящее Рождество, — заметил Брайен. — У нас ведь нет елки, которую мы могли бы украсить. Мэтью еще только собирается пойти за ней со мной вместе.

— Но прежде чем мы найдем елку, нас заберет снежный великан, — засмеялся старший брат.

Микаэла тоже тихо рассмеялась.

— Украшенная елка — не самое главное в праздник Рождества, Брайен, — сказала она мальчику. Потом подошла к Колин и погладила ее нарядно причесанные волосы. — И танцы в этот праздник тоже не самое главное.

— Я знаю, — ответила Колин и печально погладила кружева своего платья, — но мне так хотелось потанцевать.

— И конечно, главное не в том, чтобы вырядиться как на посмешище, — вмешался Мэтью и показал на свой выходной костюм, который Микаэла заставила его надеть.

— Ты боишься, что Господь Бог не узнает тебя? — Микаэла посмотрела на старшего сына со смешанным чувством дружеского участия и материнского упрека.

Потом она снова повернулась к окну. Вьюга бушевала с прежней силой. Микаэла вздохнула.

— Дети, мы не можем поехать в город. Мне очень жаль, особенно из-за тебя, Колин. Нам не остается ничего другого, как отпраздновать самим.

«Как и некоторым другим», — прибавила она про себя. И попыталась прогнать мысль, к которой уже не раз обращалась сегодня.

— Давайте же накроем стол и устроим наш собственный маленький рождественский праздник!

Хотя Микаэла очень старалась приободрить детей своим энтузиазмом, они вяло откликнулись на ее предложение. В умении притворяться она была не очень искусна, к тому же сама чувствовала некоторое разочарование. Наконец все вместе принялись все же накрывать на стол.

Вскоре свечи празднично осветили комнату, а на столе появились дымящиеся лакомые кушанья. Со своего места Микаэла прочитала застольную молитву.

— Мы просим Тебя за всех, кто сейчас одинок. И мы просим Тебя за Шарлотту. Мы по-прежнему любим ее, и нам ее очень не хватает, — закончила она.

Брайен внимательно смотрел на Микаэлу, пока она говорила.

— Мне тоже не хватает мамы, — сказал он с серьезным видом.

— Я понимаю, — ответила Микаэла и погладила ребячью руку.

Брайен явно хотел что-то сказать, но это давалось ему с трудом.

— Доктор Майк… — начал он.

— Да, Брайен. Что ты хочешь сказать? Мальчик сделал еще усилие:

— Как ты думаешь, мама огорчилась бы, если бы я тебя тоже стал называть мамой?

На какой-то момент за столом воцарилось молчание.

Потом Микаэла заметила на губах Колин легкую улыбку. Микаэла взглянула на Мэтью. И у него было написано удивление на лице. Но вот он уже искал глазами взгляд Микаэлы, чтобы незаметно выразить ей свое согласие.

Микаэла с любовью смотрела на Брайена.

— Я не думаю, что она опечалилась бы из-за этого. Ведь так ты не теряешь маму, но приобретаешь еще одну.

Однако прежде чем Брайен разобрался в этом сложном деле, беседу прервал стук в дверь: дважды несколько ударов в одном и том же ритме.

Микаэла и дети испуганно переглянулись. Только в страшных историях кто-то чужой может постучать в дверь вьюжной рождественской ночью.

— Мэтью! — Микаэла хотела убедиться, что ее почти взрослый сын придет ей на помощь. Потом пошла открывать, а дети вскочили со своих мест.

На сером фоне свежевыпавшего снега можно было разглядеть закутанную фигуру. Лицо незнакомца было закрыто от холода толстым шарфом. Он повернулся к открывшейся двери.

— Добрый вечер, — произнес он медленно. Микаэла невольно отшатнулась. Потом собралась с духом.

— Пожалуйста, входите, — сказала она незнакомцу и пригласила его жестом в дом. — Погрейтесь у огня.

Вошедший человек показался знакомым, но вот он снял верхнюю одежду, и они узнали Салли. С некоторой робостью Салли смотрел на праздничное убранство маленького домика. Потом подошел к огню и потер руки над пламенем.