Нас вызывает Таймыр? Записки бродячего повара. Книга вторая - Вишневский Евгений Венедиктович. Страница 4

— А на этом вот месте, — ткнул пальцем Лев Васильевич в какие-то невзрачные руины, громоздящиеся в самом центре поселка, — стояла в прежние годы огромная деревянная развалюха под названием «Индия». Была здесь база всех геологических отрядов, что колесили по Таймыру, — самое веселое место в поселке, особенно осенью и весной; полдома — сени, под самую крышу забитые снаряжением, другие полдома — нары в два этажа, здоровенный колченогий стол посредине и рядом раскаленная чуть не докрасна печка-буржуйка. Сколько было всего рассказано в этой «Индии», сколько выпито, сколько съедено!.. И был тут свой свод законов (неписаных, разумеется) и свой кодекс чести полярного геолога. А последнее, главное слово, которое никакому обжалованию подлежать не могло, тут оставалось всегда за самим великим Урванцевым...

— Да? — ехидно заметила Наталья Ивановна, — Что-то не припоминаю я, чтобы Николай Николаич хотя бы раз был в «Индии». — Но Лев оставил этот ехидный комментарий без ответа, как делал впоследствии всегда.

— А это вот пилотская гостиница, — он указал на ряд одноэтажных щитовых домиков, распахнутые ставни которых были обиты оленьими шкурами, — прежде тут всего один домик был, а теперь вон целых четыре. В прежние времена полярная авиация в Москве базировалась в Шереметьеве. Сюда пилоты прилетали с двух-трехнедельным заданием и жили в гостинице. Начальником полярной авиации был в те годы знаменитый ас Марк Иваныч Шевелев. Теперь-то полярную авиацию упразднили и передали местным авиаподразделениям на Таймыре, например Красноярскому. А по-моему, зря. У полярной авиации своя специфика, единая на всю Арктику. А теперь что же, с точки зрения краевого авиапредприятия, что Хакасия, что Таймыр — все едино. Не-е-ет, полярный летчик, это, доложу я вам, совсем особая статья. Ах, какие пилоты тут прежде работали! Ляхов, Голованов, Женя Пытченко... В прежние времена вертолетов ведь не было. Трудяга «Ан-2» тут тянул свою лямку, архаический, можно сказать, биплан, стрекоза на колесиках. Ах, в какой немыслимый курумник сажали свои машины полярные асы, на какие немыслимые косы! В какие незначительные лужи плюхались тогда гидрачи (гидросамолеты, то есть самолеты на поплавках)! Но зато и отношение к летчикам было соответственное. Песню «Кожаные куртки, брошенные в угол...» знаете? Это же Саша Городницкий (он тогда у нас, в НИИГАА, работал) здесь написал и посвятил Ляхову. Только в первоисточнике было: «Юбкой занавешено низкое окно», — юбкой, а не тряпкой...

— Всегда ты, Лев, желаемое за действительное принимаешь, — усмехнулась Наталья Ивановна, — никакой юбки там не было... — Но наш рассказчик и в этот раз никакого внимания на это не обратил.

— А здесь прежде радиостанция стояла. И Великий Таймырский Радист Саня Малышев отсюда связь с геологическими отрядами по всему Таймыру держал. Ах, что это за радист был!.. Сейчас, говорят, где-то то ли в Дудинке, то ли в Игарке работает...

А это районный дом культуры. Сколько сюда езжу, он все тот же. В прежние времена считался он чуть ли не фешенебельным, а на нынешний взгляд — развалюха развалюхой. Но всегда этот дом был известен тем, что можно было в нем увидеть такие кинофильмы, о которых все забыли еще в сороковые годы либо никогда и не знали. А бывает, и такие, которые сняты повсеместно с экранов окончательно и бесповоротно. Отовсюду, но не из хатангского дома культуры. К примеру, в позапрошлом году я здесь две серии «Тарзана» видел...

Наконец мы подошли к довольно уродливому бетонному кубу с окнами из толстого мутного стекла, и Лев Васильевич попросил особенного внимания.

— Относительно этого замечательного здания могу рассказать весьма занимательную историю, — значительно сказал он. — Это первый каменный дом в Хатанге, построен он был лет пять-шесть тому назад и замышлялся как прекрасная районная баня. К бане на Севере отношение особенное, почти благоговейное. Поэтому ни у кого не вызвал удивления тот факт, что первым каменным зданием в поселке решено было сделать именно баню. Баню решили строить по самым современным меркам и возле нее — котельную на четыре трубы. То есть взялись за дело со всей серьезностью. Строить ее начали в самом центре поселка, чтобы, с одной стороны, жителям отовсюду было близко до нее идти (что при здешних морозах и пургах аргумент отнюдь не последний), а с другой стороны, чтобы возвышалась она в центре поселка эдаким символом растущего благоустройства быта. Хорошо, построили, значит, баню в лучшие сроки и из лучших материалов, все согласно утвержденному проекту. Открывали баню с большой помпой, и даже спецрейсом полный самолет березовых веников по такому случаю с материка привезли. Первым, конечно, начальство мыться пошло, известные люди, передовики производства. А на другой день баню пришлось закрыть, причем закрыть навсегда. Потому как выяснился в ее работе один недочет. Даже и не недочет, а так, пустяк, мелочь, незначительный штрих. При строительстве все, кажется, продумали до мелочей, забыли только одну малость: куда девать воду после мытья? Мыльную, грязную и, к сожалению, горячую. Прежняя деревянная баня (ее избушкой на курьих ножках звали) стояла прямо на крутом обрыве реки Хатанги. Так что там этой проблемы не возникало. А тут возникла: за несколько часов работы выливаемая на улицу вода растопила вечную мерзлоту, на которой стоял бетонный куб дворца чистоты. В те поры ни водопровода, ни канализации в Хатанге не было и в помине, а строить специальный водопровод для теплой грязной воды, когда и питьевую-то воду возили бочками либо пилили брусы льда или слежавшегося снега, было настолько дико, что баню эту попросту решили прикрыть. (Ведь этот абсурдный водопровод надо было бы не только построить, но и утеплить: пока драгоценные помои дойдут до реки, они же замерзнут и трубы порвут.) Поскольку избушку на курьих ножках снесли сразу же, как выстроили этот замечательный дворец, Хатанга на несколько лет вообще осталась без какой бы то ни было бани. А чтобы не пропадало попусту теплое помещение (как-никак котельная в четыре трубы!), сделали в предполагаемой бане гостиницу для пассажиров аэропорта. Все бы ничего, да спать на мраморных моечных столиках было очень неудобно: жестко и ноги свешивались. Ну, столики эти убрали, однако краны из стен торчали еще долго. Потом в поселке построили двухэтажную красавицу гостиницу для пассажиров (в ней, правда, почти сразу же и навсегда поселились семейные с детьми, поскольку в поселке было худо с жильем), а в бывшей бане сделали пилотскую столовую: в предбаннике смонтировали кухню, а из моечного зала сделали обеденный. Прошло несколько лет, в Хатанге провели водопровод, канализацию, центральное отопление. Выстроили один дом со всеми удобствами, включая и ванные. Квартиры в этом доме получило, конечно, начальство, а потому «банный» вопрос как-то сразу утерял остроту. Говорят, на районном активе кто-то было заикнулся о том, что, дескать, неплохо бы теперь, когда есть водопровод и канализация, восстановить статус-кво и сделать баню баней. Но, во-первых, где в таком случае обедать пилотам, а во-вторых, не выбрасывать же на улицу смонтированное и исправно работающее кухонное оборудование, в-третьих же, мраморные моечные столики исчезли за эти шесть лет, словно сквозь землю провалились, а с ними и все краны.

— И что же, — спросил Валера, — до сих пор в Хатанге нету бани?

— Нету, — развел руками Лев.

— А где же люди моются?

— Ну, кто где... В командировках, в отпусках... Души есть в гаражах, в котельной, в аэропорту... Топографы щитовой домик привезли и в нем себе баньку изладили. Прекрасная, надо сказать, банька у них вышла — я знаю, пару раз там парился...

Тут Лев Васильевич свою экскурсию с рассказами о достопримечательностях Хатанги вынужден был прервать, поскольку мы вышли на центральную площадь поселка, где начинался праздник, посвященный, как вскоре выяснилось, Дню советской молодежи. Перед зданием райсовета поставили вплотную два военных грузовика с опущенными бортами. На одном из грузовиков установили микрофон, так что вышла замечательная трибуна. Тотчас как мы пришли, начался митинг.