Буканьер его величества - Sabatini Rafael. Страница 18

Ну так вот, вечером того же дня сеньор этот отдал концы, а со шкипером ночью неведомо как случилось несчастье — свалился за борт. Во всяком случае, утром мы его так нигде и не нашли. Зато письмо осталось целехоньким, да и куда бы оно делось. Я как в воду глядел, когда думал, что со шкипером обязательно случится какая-нибудь чертовщина, и потихоньку вытащил письмишко из-под подкладки его сапога, куда он, хитрая бестия, припрятал его для пущей верности.

Рассказ де Берни прервал одобрительный хохот буканьеров. Черный юморок, каким он приправил историю о страшной смерти испанского шкипера, пришелся головорезам явно по вкусу. Француз удовлетворенно улыбнулся и продолжил:

— Тогда-то я и обнаружил свинью, которую нам подложил покойничек. Когда-то я учился латыни и кое-что в ней кумекал, но в море вся эта белиберда быстро выветривается из башки. Потом испанец, как я после узнал, диктовал письмо на какой-то чертовски заковыристой латыни — классической, как это называется у книжных червей. Из него я так ничего и не выудил, разобрал только какие-то римские цифры — принял их поначалу за даты, да одно-два слова. Но через неделю, когда мы пришли в Фор-Руаяль, я разыскал знакомого пастыря, француза, и попросил перевести мне письмишко.

Де Берни остановился и окинул взглядом суровые лица собеседников, которые вдруг озарились надеждой.

— В этом письме испанец просил командующего испанской эскадрой в Санто-Доминго в срочном порядке снарядить пару военных кораблей для усиленного конвоя, которому вскорости предстоит сопровождать караван через Атлантику в Испанию. Вот и все.

— Все? Значит, говоришь, все? Но откуда снимается твой караван? — взорвался Том Лич.

Набивая трубку, де Берни улыбнулся и сказал:

— Из одного места — где-то между Кампече и Тринидадом.

Пират насупил брови.

— Сказал бы уж, между Северным полюсом и Южным! — зло процедил он. — А может, ты просто не в курсе?

Де Берни снисходительно улыбнулся:

— Конечно, знаю. Но это — тайна.

Засим он взял огниво и принялся мирно раскуривать трубку, как будто не заметив, что его слова привели пиратов в бешенство.

— Да, и еще, — прибавил он. — Как мне стало известно, на всех трех испанских кораблях людей будет не больше двух с половиной сотен. Так что силы у нас примерно равные… Как только я узнал, что это за бумага, я тут же смекнул: пора помахать Моргану ручкой, а заодно и королю. Я поплакался старине Моргану, что заскучал по Франции, по родному дому. И Морган, не сказав ни слова, отпустил меня восвояси. Но одному мне это дело не потянуть, вот я и подумал про вас, ведь вместе мы могли бы сорвать огромный куш. На Гваделупе я хотел сколотить небольшой отрядик из французских головорезов-добровольцев, конечно, нанять корабль и отправиться на ваши поиски. Я знал, как, впрочем, и Морган, что недавно именно в этих водах вам обломился добрый улов.

Он замолчал и для бодрости отпил глоток рому. Лич заерзал на стуле и убрал локти со стола.

— Да-да, конечно, — пробурчал он скорее нетерпеливо, нежели одобрительно. — Но где детали, ты же обещал рассказать все до тонкости?

— А вам уже все известно. Караван с золотом, как я и сказал, снимается в Кадис через месяц — когда задуют пассаты.

— Да это ясно. Однако хотелось бы уточнить, куда нам-то держать курс, где искать караван? На север? На юг? А может, на восток или на запад?

Француз покачал головой.

— А зачем? Я здесь как раз для того, чтобы отвести вас в нужное место, и я сделаю это непременно, но лишь после того, как мы заключим сделку.

— Похоже, ты уверен, что я пойду с тобой на сделку?

— Да, уверен, в противном случае ты будешь круглым дураком, Том. Неужто ты и вправду думаешь, тебе еще раз подвернется такой случай?

— А ты, видно, думаешь, я возьму и вот так, очертя голову брошусь в твою авантюру?

— Зачем же так — очертя голову. Все, что нужно, ты знаешь. Но раз тебе не по душе мое предложение, высади меня на Гваделупе. Уж там-то я как пить дать…

— Послушай, Чарли, душа здесь ни при чем, ты же знаешь. Ты также прекрасно знаешь, что я умею развязывать язык кому надо. Не ты первый, не ты последний, да-да, ведь ты же не хочешь фитиля между пальчиками ног?

Де Берни посмотрел на него сверху вниз и, скрывая презрение, мягко сказал:

— Честное слово, дурья ты башка, если б не мое терпение, ты б уже давно был трупом — я бью без промаха.

— Что-что?

Пират схватился за шпагу — она лежала прямо перед ним на столе. Де Берни сделал вид, будто не заметил его угрожающего жеста.

— Неужели ты воображаешь, что сможешь развязать мне язык! Если хочешь поиметь сокровища, учти — чтоб я подобного тона больше не слышал! Да, ты нужен мне, так же как и я тебе: без меня караван вам не найти, да и не только поэтому. Я же говорил тебе, что хотел нанять на Гваделупе корабль, но ты захватил «Кентавр», а это как раз то, что нам нужно. Осталось только назначить капитана. И этим капитаном буду я. Ты же знаешь, мне ни один фрегат не страшен, хоть о ста пушках. Так ты согласен или нет?

Он замолчал, потом прибавил:

— Давай-ка лучше поговорим о деле, капитан, — как умные люди.

Уоган сдался — и то слава Богу. Облизнув пересохшие губы, он сказал:

— Я вот что думаю, капитан, Чарли дело говорит. А как бы ты поступил на его месте?

Де Берни устроился поудобнее на стуле и затянулся из трубки, довольный тем, что благодаря своей жадности старпом «Черного Лебедя» перешел на его сторону. Слова ирландца быстро возымели действие.

— Твои условия? — резко спросил он. — Пятая часть добычи — моя.

— Что?!

— Что значит какой-то жалкий миллион дублонов по сравнению с остальными сокровищами, — мягко напомнил ему де Берни. — Это ведь не то, что ваша обычная добыча, которую вы сплавляете на Гваделупу за жалкие гроши.

Де Берни принес перо, бумагу, чернила и велел Пьеру кликнуть еще троих человек из команды. Им надлежало подписать от имени матросов условия сделки, составленной по всем правилам буканьерской чести.

Когда сделка была заключена, Лич и его товарищи ушли, предоставив де Берни выбирать — либо остаться, либо следовать за ними.

На палубе, напоминавшей залитую кровью скотобойню, Лич остановился. Это зрелище не вызывало у него отвращения. Его сердце уже давно превратилось в камень — он привык к виду крови.