Римский орел - Скэрроу Саймон. Страница 10

– Куда бы нас ни отправили, надеюсь, там с выпивкой будет получше.

– Ха! – фыркнул Сцевола. – Пользуйся тем, что здесь есть. Там у нас и бурды, пожалуй, не будет.

– Совсем? – деланно ужаснулся Макрон.

– Скорее всего, – буркнул Сцевола, потом, внезапно вскочив на ноги, заорал: – Эй, жердяй, ты как держишь меч? Ну-ка возьми его за эфес, или получишь хорошую взбучку!

Макрон с недобрым предчувствием повернулся. Так и есть, отличился не кто иной, как его долбаный оптион, он, идиот, стоял, держа меч под мышкой.

– Но, командир. Это же не настоящий меч. Он деревянный.

– На твое счастье, болван. Иначе ты располосовал бы себе весь бок и руку.

Центурион Бестия протиснулся сквозь толпу.

– Что тут у вас? Опять ты, сосунок? Ну, в чем дело сейчас? Меч не того размера?

– Никак нет, командир. Просто он деревянный. Это не настоящий меч, командир.

– Не настоящий? Конечно, не настоящий. Это не настоящий меч, потому что ты не настоящий солдат. Как и все остальные.

Бестия набрал воздуху в грудь и обратился ко всем новобранцам:

– Может быть, некоторые из вас, как и этот прыткий молокосос, тоже сообразили, что оружие вам выдали не боевое. Это потому, что до настоящего вы еще не доросли. Дай вам боевое оружие, и вы моментально покалечите как себя, так и друг друга. А мы не хотим, чтобы вы выполняли за наших врагов их работенку. Прежде чем получить настоящий меч, нужно научиться держать в руках деревянный. И не просто держать, но относиться к нему с почтением. То же самое относится и к копью, хотя оно и тупое. Возможно, кое-кому из вас только что выданное оружие покажется непомерно тяжелым. Привыкайте, учебное оружие и впрямь вдвое тяжелей боевого. Нам нужно развить крепость в ваших руках, и мы ее разовьем, зато вам в бою будет легче. А сейчас пристегните ваши мечи к поясам. Да не слева, а справа, болваны! И нечего пялиться, на левом боку мечи носят лишь командиры. Копье берут в правую руку, щит – в левую, запомните это накрепко, идиоты! И, как только управитесь, живо бегите на плац! Помните, что последний будет наказан!

«Яснее ясного, кто это будет», – подумал Макрон и повернулся к Сцеволе.

– Славное было винцо, – сказал с сожалением тот, вертя в руках оловянную чашу.

Фляжка была почти пуста, но Макрон без сожаления слил старику весь остаток, сам удовольствовавшись мутной жижей со дна.

– О чем это мы сейчас говорили? – спросил, удовлетворенно чмокнув, Сцевола.

– О выпивке. Ты сказал, что там, куда нас направляют, хорошей выпивки нет.

– Правда? Я так сказал? – Старик поднял брови.

– Беда, если на восток, – вскользь заметил Макрон. – У азиатов точно выпивкой не разживешься. Сами они, как я слышал, дуют перебродившее молоко. Не знаю, правда, как насчет этого в Иудее?

Он испытующе глянул на старика. Тот развел руками:

– Я тоже не знаю, пьют там или не пьют. Хотя везде должны пить. Люди есть люди.

Макрон раздраженно поморщился. Разговорить хитрого старика оказалось трудней, чем склонить к соитию девственницу-весталку. Он, уже практически ни на что не надеясь, решил зайти с другого конца.

– Скажи хотя бы, ты не намерен заказать туники потоньше?

– А с чего бы? – Сцевола поморщился. – Кому, глядя на зиму, нужна эта хрень?

Макрон досчитал в уме до пяти, потом взмолился:

– Послушай, Сцевола. Не говори мне вообще ничего, только шепни название края. А я обещаю, что никому о том не скажу. Ни единой душе. Даю тебе слово.

– Конечно, – улыбнулся Сцевола. – Пока к тебе не подкатятся с фляжкой вина и ты не размякнешь. Нет, парень, как я уже говорил, приказ есть приказ. Легату желательно сохранить до поры место нашего нового назначения в тайне.

– Но почему?

– Скажем, из прихоти. – Старый хрен усмехнулся. – Ну, мы с тобой поболтали, пора и за дело. Веспасиан уже к вечеру хочет отдать реестр интендантам. Мне очень не поздоровится, если я его подведу.

– Что ж, – с горечью произнес, поднимаясь, Макрон. – Как говорится, спасибо на том.

– Не за что, – лучезарно заулыбался Сцевола. – Заглядывай, я всегда тебе рад.

Макрон не ответил и пошел к двери.

– Эй, Макрон, – окликнул старик.

– Что?

– Если все же надумаешь заскочить, не забудь прихватить с собой фляжку такого винца. Оно пришлось мне по вкусу.

Макрон стиснул зубы и, тяжело ступая, вышел из оружейной.

ГЛАВА 4

Веспасиан поднялся на подиум в полном парадном облачении генерала. Серебристый нагрудник, шлем и поножи ослепительно сияли в лучах полуденного солнца, красный плюмаж и плащ колыхались на слабом ветру. Стоявшие за его спиной знаменосцы держали жезлы. Один был увенчан золотым римским орлом, второй – барельефным изображением Клавдия. Последнее, по мнению Катона, имело какое-то сходство с любившим одновременно поговорить и поесть императором Рима, но в большей степени льстило ему. Под орлом висел квадрат красной кожи с отливающей золотом надписью «Август».

Новобранцы стояли молча, проникаясь торжественностью момента. Плечи их были расправлены, животы втянуты, подбородки, как и положено, вскинуты. Благоговейный восторг ощущал и Катон, хотя учебные щиты по-прежнему казались ему крышками больших плетеных корзин, а древки копий – палками метел. Легат между тем принес в жертву богам двух петухов и по окончании церемонии омыл руки. Вытерев их шелковой салфеткой, он повернулся к замершему в ожидании строю.

– Я, Тит Флавий Сабин Веспасиан, волей императора Клавдия легат Второго легиона Августа, совершив должный обряд и уверившись в благосклонности богов ко всему, что должно здесь свершиться, прошу собравшихся принести клятву верности легиону, сенату и народу Рима, воплощением коего, телесным и духовным, является персона императора Клавдия. Итак, легионеры, вскиньте ваши копья и повторяйте за мной.

Двести копий взметнулись вверх, и солнечный свет заиграл на их сверкающих наконечниках.

– Пред ликами богов Капитолия, Юпитера, Юноны и Минервы…

– Я клянусь беспрекословно выполнять все приказы…

– Отданные мне волею сената и народа Рима…

– Воплощением коего служит персона императора Клавдия…

– И торжественно клянусь…

– Защищать штандарты моего легиона и моей центурии…

– До последней капли крови!

Когда отгремело последнее эхо присяги и на плацу воцарилась мертвая тишина, Катон ощутил в горле стесняющий дыхание ком. Данная клятва в одно мгновение сделала его другим человеком. Он не принадлежал отныне к числу обычных граждан империи, ибо с этого момента ему предстояло жить по иным, особым законам. Легат теперь по своей прихоти был волен послать его, Катона, на смерть, Катону же надлежало повиноваться ему без каких-либо вопросов и колебаний. Новый порядок существования предусматривал готовность каждого из новоиспеченных легионеров в любой момент отдать свою жизнь за золотое изваяние, насаженное на деревянный шест.

С одной стороны, эти мысли пугали, с другой, пробуждали в душе горделивое чувство почти мистической причастности к некоему исключительно мужскому единству.

По жесту Веспасиана Бестия приказал своим подопечным поставить копья на землю.

– Итак новобранцы, – произнес легат с долей пафоса в голосе, но почти доверительным тоном, – теперь вы легионеры. Вы вступили в воинское подразделение, славное своими традициями, и я буду требовать, чтобы каждый из вас эти традиции неукоснительно чтил. Каждый день, каждый час, каждый миг на протяжении всех последующих двадцати шести лет службы. Предстоящие месяцы будут для вас нелегкими, о чем, я уверен, вам уже не преминул сообщить центурион Бестия. – Легат коротко улыбнулся. – Однако помните – эти трудности необходимы для превращения вас в солдат, которыми сможет гордиться империя. Римский легионер – самый дисциплинированный и закаленный воин во всем известном нам мире, а это значит, что вы должны сделаться людьми особой породы, носителями несгибаемого римского духа, все остальное придет. Сейчас, – он опять улыбнулся, – я вижу перед собой разношерстную публику, селян, горожан. Большинство из вас волонтеры, но есть и такие, что попали сюда не совсем по доброй воле. Знайте же, каким бы ни было ваше прошлое, это ваше личное дело, армии оно не касается. Теперь вы солдаты, и оценивать вас, награждать или наказывать, будут именно как солдат. Но кроме того, вам повезло. Вам посчастливилось вступить в легион накануне великих событий, которые несомненно оставят в истории яркий, незабываемый след.