Черный Город - Гамбоа Фернандо. Страница 25

Хотя объяснение получалось вроде бы логичным, полной ясности оно все равно не вносило.

— Подождите-ка, — вмешался в разговор я. — Иак, вы только что, по сути дела, заявили, что государство «древних людей» и их мифический город находились на территории, на которой теперь живут морсего, да?

Иак посмотрел на меня как на маленького ребенка, пристающего к нему с глупым вопросом.

— Территория, который принадлежать морсего, быть очень большой, — сказал он. — Если не знать, куда идти, можно годы ходить по сельва и не найти ничто. Если не знать, где быть Черный Город, и пытаться искать — это значит быть очень глупый. А еще… — добавил он мрачным тоном, — там жить демоны морсего.

Профессор снял очки и вытер лоб грязным рукавом рубашки.

— Итак, получается, что моя дочь решила отправиться на поиски этого Черного Города, не зная точно, где он находится, и углубилась в неисследованную территорию, которую вы называете… «адом».

Переводчик перевел слова профессора шаману, и тот, поджав губы, медленно кивнул.

Вернувшись в свою хижину без стен, мы втроем уселись кружком точно так же, как сидели менее часа назад. Однако настроение у нас было уже совсем другим.

Профессор напряженно о чем-то размышлял, опустив голову и уставившись на носки своих ботинок, как будто в них можно было узреть ответ на мучающие его вопросы. Кассандра тоже о чем-то думала, машинально теребя свои часы для подводного плавания и глядя куда-то в пустоту. Я снова и снова мысленно анализировал все то, что нам только что рассказали в малоке, и никак не мог отделаться от мысли, что в этой неправдоподобной головоломке не хватает какого-то элемента.

— А вам не кажется, что все это… — сказал я, разговаривая как бы с самим собой, — выглядит немного… неправдоподобно?

Кассандра повернулась ко мне и выгнула бровь дугой.

— Улисс, — с укоризной произнесла она, показывая рукой на окружающее нас пространство, — мы находимся среди туземцев в амазонской сельве, занимаясь поисками дочери профессора, которая отправилась искать некий мифический город на территории, заселенной каннибалами. Я не говорю уже о том, что несколько часов назад нас едва не сожрала целая орава кайманов, причем после того, как мы едва не рухнули на гидросамолете в водопад… Тебе хотя бы что-нибудь из всего этого кажется правдоподобным?

— Это все понятно, — закивал я, игнорируя ее неприкрытый сарказм, — однако самым неправдоподобным мне кажется то, что группа ученых, основываясь всего лишь на догадках, предположениях и совпадениях, прекращает исследования, ради которых она отправилась в экспедицию, и добровольно уходит вглубь сельвы, толком не зная, куда идти… Я думаю, что подобное происходит только в художественных фильмах.

— Не понимаю, к чему ты клонишь…

— Я и сам этого еще не понимаю. Просто… просто у меня сложилось впечатление, что они нам что-то недорассказали.

— Что именно?..

— Не знаю, — признался я, наблюдая за тем, как Иак пересекает поляну, возвращаясь в свою хижину. — Но нам необходимо тем или иным способом это выяснить.

В этот момент профессор, оторвав взгляд от пола и повернувшись к Кассандре, посмотрел на нее с внезапным интересом.

— Извини, дорогая моя, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно, — а не могла бы ты мне объяснить, чтоты имела в виду, когда сказала, что мы… едва не рухнули на гидросамолете в водопад?

На следующий день мы, поразмыслив, как бы нам умудриться побыстрее оказаться там, где можно было бы разыскать Валерию, и кое-что придумав, соврали, как последние мерзавцы, туземцам, что, испугавшись их рассказов, потеряли всякое желание разыскивать Валерию. Совет старейшин, проникнувшись сочувствием, предоставил нам средства, необходимые для того, чтобы вернуть наше имущество, оставленное на речном островке предыдущей ночью, и, в частности, выделил нам дюжину воинов, которым надлежало сопровождать нас и помогать нам: сначала они должны были отвезти нас на своих пирoгах на песчаный островок, а затем перевезти и нас, и наше имущество обратно в деревню.

Мы пошли по той же тропинке, по которой нам довелось идти в полной темноте чуть более двенадцати часов назад — нам, правда, казалось, что прошло не двенадцать часов, а целое столетие. Сопровождавшие нас туземцы шли абсолютно бесшумно, и создавалось впечатление, что они не идут по земле, а скользят по воздуху в нескольких сантиметрах от нее. Если мы трое постоянно наступали на какие-то сухие веточки, заставляя их хрустеть, и цеплялись за все, за что только можно было зацепиться, то туземцы не производили ни малейшего шума и передвигались с такой же непринужденностью и грациозностью, с какой передвигается рыба в воде.

Я невольно подумал, что эти люди так же хорошо адаптированы к данной среде, как адаптированы к ней ягуары, птицы и обезьяны, постоянно перепрыгивающие с дерева на дерево над нашими головами. Точнее, они были даже не адаптированы к данной среде, а интегрированы в нее. Возможно, эти туземцы были единственными представителями рода человеческого, которые стали частью окружающей их среды, вместо того чтобы пытаться изменять ее и подгонять ее под свои потребности, как это делали и делают все остальные люди.

Нам, представителям так называемого цивилизованного мира, туземцы, возможно, кажутся примитивными и невежественными, однако они достигли в своих отношениях с окружающей средой такой гармонии, какой мы никогда не сможем достичь, как бы мы ни пытались украсить свои жилища цветами и прочими растениями и сколько бы мы ни выкрикивали лозунгов в защиту экологии.

Позади молчаливой вереницы туземцев шагал профессор Кастильо, внимательно смотревший себе под ноги, чтобы не наступить невзначай на какое-нибудь пресмыкающееся. За ним легким шагом человека, привыкшего ходить по различным тропинкам, шла Кассандра. Ей, похоже, эта «прогулка» даже нравилась. Самым последним шел я, вернее, брел, задумчиво глядя на то, как болтается туда-сюда косичка мексиканки. Косичка эта, словно маятник гипнотизера, заставила меня мысленно перенестись назад во времени и пространстве в такое далекое от этих джунглей место, как пустыня Сахара, где не очень-то много времени назад началась история любви, которая — я и сам не знал почему — стала превращаться в фарс с того момента, когда мы, решив жить вместе в Барселоне, столкнулись с рутиной, вынудившей меня и Касси…

— Что случилось? — перебил ход моих мыслей чей-то голос.

Я растерянно заморгал, с трудом возвращаясь к реальной действительности.

На меня с любопытством смотрела Кассандра.

— С тобой все в порядке? — спросила она, обернувшись, но продолжая идти вперед. — Мы уже столько идем, а ты еще ни слова не сказал. Что-то случилось?

— Да нет, не случилось… — ответил я, отрицательно покачав головой. — Все в порядке. Я просто задумался о… своих делах.

— О своих делах… — повторила Кассандра.

Затем она, прищурившись, отвернулась и ускорила шаг, но при этом один раз оглянулась и вновь повторила мои слова с загадочной, как у Джоконды, улыбкой:

— О своих делах…

Несколько минут спустя густой лес начал редеть, и я подумал, что мы наконец-то почти подошли к реке. Шум воды постепенно становился все более отчетливым, гораздо более громким, чем он был, насколько я помнил, предыдущей ночью. Впрочем, это было вполне объяснимо: я уже просто привык к тишине сельвы.

Подойдя к берегу, я с удивлением увидел, что сопровождавшие нас туземцы таращатся на реку и что-то кричат, а профессор, прислонившись к стволу дерева, сокрушенно качает головой. Что касается Касси, то она в отчаянии схватилась за голову руками.

Со стороны могло показаться, что кайманы, возжаждав мести за своих павших собратьев, взяли прошедшей ночью реванш.

Воспылав неудержимым гневом, словно дикая орда Аттилы-варвара, они отплатили за пролитую холодную кровь своих товарищей тем, что набросились на наши рюкзаки и прочее наше имущество. Они не только разорвали рюкзаки в клочья, но и разбросали их содержимое по песчаному островку, который уже почти полностью размыло течением и дождем, по берегам реки и камням, торчащим из воды посередине русла. Некоторые предметы нашей одежды каким-то образом очутились на самих кайманах, находившихся в данный момент на этом маленьком островке. Видимо, набросившись на наш багаж, они запутались в одежде, и потому у одного из самых маленьких кайманов была обмотана вокруг шеи моя футболка с портретом Сабины, а у другого — на него, покатываясь со смеху, стали показывать пальцами туземцы — на голове красовался красивый белый лифчик, как своего рода шляпа.