Власть меча - Смит Уилбур. Страница 65

– Да, сэр.

Хансмейер вытянулся по стойке смирно.

– Присматривайте за ним, Хансмейер. Он мне нужен. Очень нужен.

Блэйн выскочил из хижины и пошел туда, где на берегу реки сидела под навесом Сантэн. Он сел рядом с ней и закурил сигару. Вдохнул дым, задержал его и гневно выпустил.

– Этот человек непреклонен, – сказал он. – Я предложил ему личную гарантию смягчения наказания в обмен на ваши алмазы. Он не снизошел до ответа. У меня нет полномочий предложить ему свободу, но поверьте, если бы они были, я бы не колебался. А сейчас я больше ничего не могу сделать. – Он снова затянулся и посмотрел на широкую зеленую реку. – Клянусь, он заплатит за то, что сделал с тобой, заплатит сполна.

– Блэйн. – Сантэн легко положила руку на его мускулистое загорелое предплечье. – Злоба – слишком мелкое чувство для человека твоего положения.

Он искоса посмотрел на нее и, несмотря на озлобление, улыбнулся.

– Не наделяйте меня излишним благородством, мадам. Я способен на многое, но я не святой.

Улыбаясь так, он казался мальчишкой, зеленые глаза озорно косили, уши забавно торчали.

– О да, сэр, забавно будет проверить границы вашего благородства и святости – однажды.

Он радостно усмехнулся.

– Какое бесстыдное, но интересное предложение! – И тут же снова посерьезнел. – Сантэн, ты знаешь, что мне не следовало участвовать в этой экспедиции. В данный момент я пренебрегаю своими обязанностями и, несомненно, навлеку на себя справедливый гнев начальства в Претории. Я должен как можно быстрей вернуться к делам. Я договорился с отцом Павлом насчет каноэ. Гребцы доставят нас к пограничной станции в Рунту. Надеюсь, мы сможем затребовать оттуда полицейский грузовик. Хансмейер и его солдаты останутся охранять Деларея и привезут его, как только он будет в состоянии выдержать переезд.

Сантэн кивнула.

– Да, мне тоже пора вернуться и начать собирать обломки и заклеивать щели.

– Мы можем отправиться завтра на рассвете.

– Блэйн, я хотела бы до отъезда поговорить с Лотаром… с Делареем. – Полковник заколебался, она умоляюще продолжила: – Всего несколько минут наедине с ним, пожалуйста, Блэйн. Для меня это очень важно.

Сантэн остановилась на пороге хижины, дожидаясь, когда глаза привыкнут к полутьме.

Лотар сидел, голый по пояс, его ноги прикрывало дешевое одеяло. Тело у Лотара было худое и бледное; инфекция сожрала плоть, и под кожей торчали кости и ребра.

– Сержант Хансмейер, пожалуйста, оставьте нас на минуту одних, – попросила Сантэн и отступила от двери.

Проходя мимо нее, Хансмейер негромко сказал:

– Я вас услышу, миссис Кортни.

В наступившей тишине Сантэн и Лотар смотрели друг на друга. Сдалась и первой заговорила она:

– Если ты хотел уничтожить меня, тебе это удалось.

Лотар пошевелил обрубком руки – жест вышел одновременно жалобный и непристойный.

– Кто кого уничтожил, Сантэн? – спросил он, и она опустила глаза.

– Почему бы тебе не отдать хотя бы часть того, что ты у меня украл? – спросила она. – Ради нашего общего прошлого.

Он ничего не ответил, только поднял руку и коснулся старого шрама на груди. Сантэн поморщилась: этот шрам оставил ее выстрел; в миг крайнего разочарования и отвращения она стреляла в Лотара.

– Алмазы у мальчишки, верно? – спросила она. – Твоего… – она собиралась сказать «ублюдка», но передумала: – Твоего сына?

Лотар продолжал молчать, и она, повинуясь порыву, добавила:

– У Манфреда, нашего сына.

– Не думал, что услышу от тебя это. – Он не сумел скрыть удовольствие в голосе. – Будет ли он помнить, что он наш сын, зачатый в любви, если ты и его попытаешься уничтожить?

– Почему ты ждешь от меня чего-то подобного?

– Я знаю тебя, Сантэн, – сказал он.

– Нет! – Она яростно покачала головой. – Ты меня не знаешь!

– Если он встанет у тебя на пути, ты его уничтожишь, – равнодушно сказал Лотар.

– Неужели ты в это веришь? – Она смотрела на него. – Неужели считаешь меня такой безжалостной, такой мстительной, что я не пощажу и нашего сына?

– Ты никогда не признавала его своим сыном.

– Теперь признаю. Ты сам слышал это несколько раз за последние минуты.

– И ты обещаешь не причинять ему вреда?

– Я ничего не обещаю тебе, Лотар Деларей. Я просто говорю. Я не причиню вреда Манфреду.

– И, естественно, ты чего-то ожидаешь от меня взамен? – спросил он, наклонившись вперед. Он тяжело дышал и сильно вспотел, борясь с физической слабостью. В тесной хижине остро пахло его потом.

– А ты дашь мне что-нибудь взамен? – тихо спросила она.

– Нет, – ответил он. – Ничего!

И, усталый, но дерзкий, лег головой на валик.

– Я ничего не обещаю, – тихо сказала она. – Но повторяю: Манфреду, нашему сыну, с моей стороны ничего не угрожает. Я никогда ничего не сделаю, чтобы сознательно причинить ему вред. Но тебе такого заверения я не даю.

Она повернулась и сказала:

– Спасибо, сержант, мы покончили с нашим делом.

И наклонилась, собираясь выйти.

– Сантэн, – слабо позвал Лотар. Ему хотелось сказать: «Твои алмазы в трещине на вершине холма». Но когда она обернулась к нему, он проглотил эти слова и сказал только: – Прощай, Сантэн. Мы действительно покончили со всем.

Окаванго – одна из красивейших рек Африки. Она начинается на высокогорьях Ангольского плато на высоте более 4000 футов и течет на юг и на восток широким, глубоким зеленым потоком, который, кажется, должен достичь океана, такой он быстрый и целеустремленный. Однако эта река не имеет устья. Вначале она пропадает в болотах, которые ошибочно тоже именуются Окаванго; это обширный район прозрачных лагун и зарослей папируса, усеянный островками с грациозными костяными пальмами и большими, высокими дикими смоковницами. Дальше река возникает вновь, но сужается и слабеет, входя в пустыню Калахари, и там исчезает под вечными песками.

Та часть реки Окаванго выше болот, по которой плыли Сантэн и Блэйн, была самой широкой и красивой. Плыли они в туземном мукоро – долбленом каноэ, изготовленном из цельного ствола более двадцати футов в длину, закругленном по концам, но абсолютно прямом.

– «Совенок и Кошечка по волнам / В новой лодочке вдаль плывут» [15], – процитировал Блэйн, и Сантэн рассмеялась, чуть опасливо, но потом увидела, с каким мастерством гребцы управляют примитивным судном.

Эти два дружелюбных, угольно-черных гиганта из речного племени умели держать равновесие не хуже гимнастов, а жизнь, протекающая в занятиях греблей и отталкивании длинными шестами, закалила их тела и придала им античные пропорции. Стоя на корме и носу, эти люди пели мелодичные рабочие песни и вели свое узкое неустойчивое суденышко с небрежной, почти безумной легкостью.

Блэйн и Сантэн сидели посередине лодки на кожаных подушках, набитых пушистыми головками папируса. Узкий бимс – ширина лодки – позволял им сидеть только друг за дружкой. Блэйн сидел впереди, положив на колени ружье «ли-энфилд», готовый отпугивать многочисленных гиппопотамов, населявших реку.

– Это самые опасные животные Африки, – сказал он Сантэн.

– А как же львы, и слоны, и ядовитые змеи? – усомнилась она.

– Старый гиппо забирает двух человек на каждого убитого другими видами.

Сантэн впервые оказалась в этих местах. Создание пустыни, она не была знакома с рекой или болотами, не знала об изобилии жизни в них. С другой стороны, Блэйн знал реку хорошо. Его первое назначение, когда он в 1915 году служил в экспедиционной армии генерала Сматса, было сюда, впоследствии же он не раз охотился здесь и изучал дикую природу. Казалось, он узнавал любое животное, любую птицу и растение, и сотнями историй, подлинных и выдуманных, развлекал Сантэн.

Характер реки постоянно менялся; местами она сужалась и стремительно неслась сквозь узкие ущелья в скалах, и длинное каноэ пролетало через такие места, как копье. Гребцы проводили лодки мимо рассекавших течение острых клыков-скал, точными движениями весел одолевали пенистые водовороты за такими клыками и устремлялись на новую стремнину, где вода, превращенная в стоячие волны под действием скорости и инерции, походила на зеленое венецианское стекло. Сантэн, задыхаясь, вскрикивала – отчасти в ужасе, отчасти от возбуждения, как ребенок на американских горках. Затем они снова оказывались на широких мелких участках, и в воде появлялось множество островов и песчаных отмелей, а по берегам – обширные заливные равнины, на которых паслись стада диких буйволов, массивных, ленивых на вид животных, черных, как сажа, покрытых засохшей грязью, их большие шишковатые рога над трубками ушей траурно провисали; буйволы стояли по брюхо в траве и, с комичным любопытством поднимая черные морды, с которых капало, смотрели на проплывающую лодку.