Швеция и шведы. О чем молчат путеводители - Стенвалль Катя. Страница 5

Не лучше обстоят дела осенью, когда идет дождь и на рельсы падают желтые листья. По-шведски это называется «поезд поскользнулся на листьях». Очень опасная ситуация! Она усугубляется тем, что метро в Стокгольме открытого типа, соответственно, дождь и листья легко попадают на пути. Вообще, как мне кажется, бoльшая часть напастей происходит именно оттого, что пути не спрятаны в подземный туннель. На рельсы падают не только листья, но и телефоны, сумки, игрушки… даже люди. На перронах пассажиры никак не защищены от случайного падения, нет даже заборчика, я уж не говорю о стенах и закрывающихся дверях, как, например, в питерском метро. При желании можно спрыгнуть на рельсы и произвести какую угодно диверсию. Люди падают как минимум раз в неделю, иногда чаще. Тогда все движение останавливается до выяснения обстоятельств.

Весной… вот весной, пожалуй, транспорту ничего не угрожает и можно ездить более-менее спокойно. На то она и весна! Весной всем весело и хорошо, даже поездам.

Еще в Швеции существует такой вид транспорта, как паром. Я сейчас имею в виду не огромные паромы «Силья» и «Викинг Лайн» (они ходят между странами, а не внутри страны) – я говорю о маленьких паромчиках, что-то вроде речного трамвайчика. Швеция окружена морем и архипелагом, а это означает массу островков. Людям, которые на них живут, тоже нужно попасть на работу, а потом домой, поэтому между островами и Большой землей осуществляется связь посредством парома.

Мне кажется очень романтичным ездить по вечерам домой на остров. Особенно темными осенними вечерами, когда маленький кораблик отчаливает от освещенной набережной и уплывает в непроглядную морскую мглу, унося на борту всего одного пассажира. Я люблю представлять, как через полчаса кораблик подойдет к деревянному причалу, где горит единственный тусклый фонарь. Как пассажир сойдет по трапу и начнет взбираться по тропинке среди сосен к своему дому, и чтобы на кухне горел свет. Пусть в моем воображении все так и будет!

На самом деле в шторм паром не ходит, и люди оказываются в заложниках у себя дома – ну, или на работе. Зимой тоже сложно, потому что море замерзает и требуется ледокол, чтобы можно было подъехать к островам. Если островок совсем маленький и на нем живет всего одна семья, ледокол на них времени не тратит. Тогда приходится сперва дойти пешком по льду до более крупного острова, а оттуда уже ехать в город на пароме.

Вернемся, однако, к городскому транспорту. Так как шведы – просто лютые строители, то в городах то и дело что-то перестраивается, сносится, чинится и снова перекапывается. И это не кончается уже много лет! Такая ситуация создает помехи дорожному движению. Я бы назвала Стокгольм «городом помех на дорогах». Без того, чтобы не попасть в пробку, проехать через центр практически невозможно – приходится выбираться из нее окружными путями и туннелями. Сейчас обсуждается проект сноса и замены дорожной развязки в самом центре города. Власти обещают хаос в сфере движения лет так на десять, а то и больше.

Все это вызывает жаркие дебаты в прессе. Министров то снимают с должности, то назначают новых. Шведы высказываются очень резко и не стесняются в выражениях.

Правда, в газетах печатают и благодарности от довольных пассажиров. У меня просто тает сердце, когда я читаю такие послания. В недавнем номере бесплатной газеты можно было прочитать следующее.

«Спасибо водителю автобуса номер такой-то за то, что он помог моему сыну найти варежку!»

«Спасибо водителю автобуса номер такой-то за то, что он не бросил на улице мою бабушку, которая не знала, куда ей идти!»

«Спасибо персоналу электрички за то, что вы остановили мою собаку, когда она пыталась одна поехать из города на дачу!»

«Сегодняшняя роза вручается кондуктору трамвая номер такой-то. Он так широко улыбается! Из-за него мое утро бывает по-настоящему добрым».

Последняя сосиска. Пока торт не кончился, значит, и праздник еще не кончился!

Существует множество историй про то, как шведы не решаются съесть самый последний или самый первый кусочек. Ну что ж, это правда, так оно и есть. Швед никогда и ни за что не съест последний кусок, оставит на тарелке. И будет этот кусочек сиротливо лежать и всех вокруг нервировать. Во-первых, самого едока: «Доесть или не доесть?» Во-вторых, соседей по столу: «Доест уже он когда-нибудь или нет? Сплошной перевод продуктов – можно было этот кусочек отдать кому-нибудь другому. И ведь самое вкусное не доел, это он специально…» В-третьих, официанта, посудомойку и весь остальной обслуживающий персонал: «Что же делать с этим последним кусочком? Выкинуть – жалко, доесть – стыдно, оставить так – невозможно».

У нас в холодильнике, например, стоит целая батарея баночек, где на донышке плещутся три капли соуса и один кусочек селедки. Мои шведские друзья не доедают эти последние три грамма и не выкидывают банку, а, наоборот, ставят ее в холодильник на правах других полных банок. Как будто так и надо! А что, банка еще не пустая, там есть селедка, ее рано выкидывать! Пусть она еще постоит, может быть, кому-то понадобится. И это совсем не я, нет, вовсе не я съел целую банку селедки. Видите? Там еще осталось!

Точно так же у нас стоит батарея полных баночек, которые никто не открывает, потому что старые еще не доели. Я беру на себя неблагодарную роль «санитара леса», выкидываю старые банки и открываю новые. Выкидываю черствые горбушки и покупаю свежий хлеб. И что вы думаете? Шведские друзья и родственники задают мне провокационные вопросы следующего характера: «Эй, а здесь вроде бы еще совсем недавно стояла банка варенья. Куда она делась? Там еще масса всего вкусного оставалось на донышке, я собирался доесть! И не стыдно людям, оприходовали мою банку варенья, и никто ведь не признается…»

Но это еще ничего, дела семейные. Все выглядит гораздо сложнее на каком-нибудь празднике, когда шведы оказываются вместе с другими людьми. Я не устаю повторять, что это очень сложная ситуация. Шведы в количестве больше трех человек представляют собой неадекватную толпу, каждый член которой чувствует себя загнанным в угол и отчаянно защищается. Все смотрят друг на друга и выжидают. Нервы напряжены, чувства обостряются, люди начеку.

Еды много – и народу тоже много. Но сколько бы ни было на столе конфет, сосисок, тефтелек, яблок, а все же наступит такое время, когда на блюде останется самый последний кусочек. И тогда все гости начнут ходить кругами около стола и внимательно наблюдать: «Кто? Кто он – этот человек, который осмелится? Назовите его имя!»

Пессимист скажет, что нежелание брать последнюю сосиску происходит от нежелания оказаться крайним, нежелания выступить в роли «именно того парня, который…». Если сосисок много и ты возьмешь одну, никто не заметит. Но первая и последняя сосиски – самые примечательные, это запомнят все.

Шведы не любят шума вокруг своей персоны, не любят привлекать внимания. Они ненавидят, когда на них показывают пальцем. Вот, смотрите! Вон тот парень, который доел банку селедки! Вон-вон-вон – он уходит с вечеринки! Это из-за него селедка кончилась, и после него пришлось выкидывать пустую банку. Все ели, но никто не доел, и только он… Обнаглел совсем уже!

В такие моменты особенно понятными становятся шутки из книжки про Карлсона. Вспомните, как он ел и просил добавки, накладывал и накладывал, пока совсем ничего не осталось. Когда Малыш (в упоении от неслыханной наглости Карлсона) восклицает: «После тебя совсем ничего не остается!», тот цинично парирует: «После меня остается стол». О боже, и он при этом еще и не краснеет! Причем, вспомните, что ел этот самый Карлсон? Ананасы в шампанском? Нет, он уплетал тефтельки, булки и кашу. Помните, как он умял целую кастрюлю овсянки?

То же происходит и с самой первой сосиской. Вот лежат они в кастрюле и выглядят такими аппетитными, толстенькими и розовенькими, и так замечательно пахнут. А гости бродят вокруг и пытаются поддерживать разговор, но глазами то и дело косят в направлении кастрюли. Кто же будет первым, так сказать, размочит счет? Задача неразрешимая! Всякий думает примерно так: «Как же мне хочется взять эту сосиску! Как было бы здорово подцепить ее сейчас вилкой и положить себе на тарелку. Картошка у меня уже есть, остыла совсем. Господи, как я есть хочу! Да когда ж уже будет можно?!! Но никто не берет, и я не буду. Мне что, больше всех надо?»