Девушка из Моря Кортеса - Бенчли Питер Бредфорд. Страница 21

«Ну да... наверное... но никто не знает, что именно».

«Я не хочу об этом говорить», — сказала Палома, нахмурившись.

Хобим хотел было засмеяться, но увидел, что Палома плотно сжала челюсти, нахмурила брови и стала мрачной, как могила. Поэтому он только спросил:

«В самом деле?»

Палома кивнула:

«Это — как бесконечность. Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь опять говорил о бесконечности».

«Почему?»

«Мне становится страшно и хочется плакать».

«Хорошо, не буду», — сказал Хобим и сжал ее ладонь.

Лежа теперь на поверхности воды и вслушиваясь в тонкое жужжание, Палома старалась вспомнить, научил ли ее отец каким-нибудь приемам, с помощью которых можно определить, на каком расстоянии находится источник звука. Либо он не учил ее таким приемам, либо она все забыла, но сейчас это не имело значения. Она предположила, что звук, наверное, исходит от моторной лодки, движущейся на расстоянии, а раз так, то она просто пройдет мимо.

Палома проверила, надежно ли заткнут нож за пояс, набрала воздуху и нырнула к своему манта-рэю. Она увидела, как большой круглый глаз животного следил за нею, когда она приближалась — до тех пор, пока она не скрылась из поля его зрения и не устроилась на его черной спине. Медленно опустившись вниз, Палома заметила, что ее колени выпачканы чем-то черным. Она провела ладонью по туловищу манта-рэя и посмотрела на нее — та тоже стала черной. Очевидно, защитный слизистый слой на теле животного был черного цвета, и, если к нему прикоснуться, легко было испачкаться.

Она занялась раной. Внутри раны осталось немного веревок, и Палома смогла добраться до них при помощи кончика ножа. Она вынула последние остатки сетей и промыла полость раны кончиками пальцев, стараясь не думать о том, каковы были бы ее ощущения, если бы ей кто-то засунул палец в открытую рану (когда эта мысль впервые пришла ей в голову, она чуть не потеряла сознание).

Но манта-рэй не подал никаких признаков того, что ему больно, не сжался и не дернулся. Либо рана была столь глубокой, что прикосновение к ней не задевало чувствительных нервных окончаний на поверхности тела, либо манта-рэи вообще не чувствуют боли. Как бы там ни было, Паломе удалось очистить рану и отрезать лохмотья нагноившейся плоти.

Ощущения в голове и груди говорили ей, что у нее еще есть немного времени — полминуты или чуть больше — до того, как нужно будет срочно подниматься на поверхность. Пользуясь руками, как хирургическим инструментом, Палома подтянула куски растерзанного мяса к середине раны, стараясь заставить их слипнуться вместе, чтобы рано или поздно рана заросла.

Занятие это не было беззвучным — куски мяса издавали хлюпающие звуки, и сама Палома с шумом выпускала целые потоки пузырьков. От движения пульс в ее висках сделался более настойчивым. Все эти звуки и ее непростое занятие отвлекли Палому настолько, что она не услышала звука лодочного мотора, который гудел прямо над ее головой.

Теперь ей срочно надо было всплывать. Она оттолкнулась от спины манта-рэя, взмахнула один раз руками и стала подниматься, помогая себе ритмичными движениями ног. Только благодаря привычке смотреть вверх при всплытии, которую привил ей отец, Палома подняла взгляд, чтобы не натолкнуться головой на дно своей лодки.

Глядя вверх, она ожидала увидеть поверхность воды или небо. Вместо этого она увидела лицо Хо, пристально смотрящее на нее сквозь ведро с прозрачным дном. На нем была написана злорадная ухмылка, до неузнаваемости искаженная преломлением в воде.

Палома в ужасе отпрянула, поперхнулась и снова посмотрела наверх, чтобы убедиться, что это ей не привиделось. Тут она увидела, как Хо сунул руку в воду и помахал ей.

9

Палома выскочила на поверхность и ухватилась за уключину лодки. Хо обвязал трос вокруг якорной веревки, сброшенной Паломой, и теперь их лодки были пришвартованы друг к другу.

Он по-прежнему смотрел под воду сквозь ведро со стеклянным дном.

— Матерь Божья! Вот это монстр! Как тебе удалось его поймать?

— Дай-ка и мне посмотреть, — сказал Индио.

Сердце Паломы колотилось так, что она слышала его биение и чувствовала пульсацию в горле. Она глубоко вздохнула и попыталась успокоиться, овладеть собой, прежде чем будет разбираться с братом, с Индио и — о чудо! — внезапно выздоровевшим Маноло, который с довольным видом восседал на носу лодки. Первым ее побуждением было наброситься с криком на Хо, выплеснуть на него весь свой гнев за его предательское вторжение.

Но их было трое против нее одной, и ей вряд ли удалось бы чего-то добиться, придя в ярость. Скорее всего, они просто посмеются над ней, отчего она почувствует еще большее унижение.

— Как же тебе удалось его поймать? — снова спросил Хо.

— Я не ловила его, — сказала Палома. — И он вовсе не пойман.

— Он что, мертв?

— Нет.

Индио, который все еще пялился в воду через ведро, воскликнул:

— Вы только посмотрите на них! Да это же настоящий рыбный базар! Золотая жила!

Палома испытала приступ тошноты, и у нее закружилась голова. Хотя она все еще была погружена в воду, по лбу у нее катились капли пота.

— Я же говорил тебе, — сказал Хо, обращаясь к Индио. — Она приплывает сюда вовсе не за тем, чтобы изучать креветок.

— Да, ты был прав.

— А ты мне не верил, — продолжал Хо и передразнил: — «Давай останемся тут. Давай останемся тут». Впредь слушай, что тебе говорят.

— Ладно, ладно, — ответил Индио. — Я же признал, что ты был прав. Я беру свои слова назад. Теперь давай займемся рыбой.

— Не смейте! — закричала Палома.

Маноло засмеялся:

— Рыба тут кишмя кишит, а ты говоришь, чтобы я не ловил ее. Рыба для того и существует, чтобы ее ловить.

— Ошибаешься, — сказала Палома, подтягиваясь к носу своей лодки. — Вряд ли Бог создал что-либо на земле только для того, чтобы ты это уничтожал.

Уцепившись одной рукой за якорную веревку, Палома извлекла из-за пояса нож и перерезала трос, которым была привязана лодка брата. Трос был натянут течением, и острое лезвие моментально разрезало волокна с характерным звуком.

Лодку тут же отнесло в сторону, и леска, которую держал в руках Маноло, переплелась с болтающимся тросом.

Вне себя от злости, Хо вскочил на ноги и, осыпая Палому проклятиями, рванул шнур лодочного мотора. Шнур остался у него в руках. Проклиная и Палому, и шнур, и все на свете лодки, и море, Хо кое-как привязал шнур на место и снова дернул. Мотор встрепенулся и заглох. Тогда гнев Хо обрушился на свечи зажигания, на карбюратор, на бензин.

Уцепившись за якорную веревку, Палома наблюдала, как Хо покачивается на корме своей лодки, рискуя опрокинуть ее вверх дном. Потом она увидела, как мотор завелся, выпустив облако голубого дыма, и лодка, описав круг, устремилась в ее сторону. Палома быстро забралась в свою пирогу, зная, что гнев брата слеп и опасен и что он вполне может пригрозить ей тем, что направит лодку прямо на нее. Он, конечно, вряд ли выполнит свою угрозу, но может и переехать ее по случайности.

Не сворачивая в сторону, лодка Хо на полной мощи приблизилась к пироге. Только когда между ними оставалось всего лишь три-четыре метра, Хо вырубил мотор, и лодка замерла в пятнадцати сантиметрах от пироги. Поднявшаяся волна накренила пирогу, и Палому чуть не выбросило за борт.

Маноло, побагровевший от гнева, обмотал носовой трос вокруг якорной веревки пироги и крепко затянул. Его леска тугой спиралью обвилась вокруг троса. Он попытался распутать ее, но, разматывая ее с одного конца, все больше затягивал с другого. Наконец он плюнул и перерезал леску ножом. Швырнув леску в Хо, он огрызнулся:

— Если ты не можешь заставить ее вести себя подобающе, это сделаю я!

— Не волнуйся, — ответил Хо. — Я с ней справлюсь.

— Хо, ты только взгляни, — сказал Индио, обозревая подводную гору через выставленное за борт ведро с прозрачным дном. — Это же кабрио, их тут дюжины! И каранксы — наверное, целый миллион!