В чужом ряду. Первый этап. Чертова дюжина - Март Михаил. Страница 11

— Ходил в бухту?

— А то как же, Никита Анисимович.

— Промеры сделал?

— Пройдем чисто. Без проблем.

— Подойдешь к борту сторожевика и первым поднимешься на судно. Думай сейчас, как поднять начальство на корабль, среди них циркачей нет.

— Лебедочку задействуем, Никита Анисимович. Люльку соорудим. Только мне-то нет резона на корабль взбираться. Хабибуллин вскарабкается, он малый смышленый, снасть знает, да и силенок поболе.

— Опять от тебя перегаром несет?

— Так ведь не выдыхается уже! Насквозь пропитался. Третий день капли в рот не брал! Ей-богу! Век свободы не видать.

— Запускай машину, Бармалей. Пойдешь малым ходом.

— Малым? Малым до мыса часа два ходу.

— Сам смотри. Лихость твоя мне не нужна, не рыбу везешь.

— Все сделаю, как надо.

Вытирая пот со лба, Крупенков отправился в рулевую рубку. В тесной кабине уже находился один человек. Сложив руки за спиной, в тяжелом кожаном реглане стоял сам Белограй, дымя носогрейкой. Едкий махорочный дым ел глаза. У командира катера душа ушла в пятки. Чтоб он провалился! Неужто всю дорогу на мостике простоит? Не пропоносило бы со страха. Генерал долго думать не будет, что не так, пристрелит. Опять Крупенков фантазировал: никто не видел, чтобы генерал кого-то лично расстреливал, да и кобуры с пистолетом не носил. Не ходило баек о жестокости Лютого. Хоть бы голос подал! Но генерал стоял у обзорного окна и всматривался в даль, не обращая внимания на рулевого.

Зарычали двигатели, заходили рычаги, звякнула рында, и катер, вздыбив морскую пену, мягко заскользил по воде. Шли вдоль сопок на среднем ходу, порт остался позади. Скалистый берег напоминал вымершую зону, и только чайки и бакланы создавали иллюзию жизни в застывшей природе. Безлюдная, холодная, враждебная земля. Где-то на материке отгремели салюты в честь 32-й годовщины Великой Октябрьской Революции. Разогнать бы катер, да направить его на скалистый член, торчащий из вечно озлобленного Охотского моря. Не успеть. Крупенков покосился вправо. Возле двери, на заливаемой леденящими брызгами палубе, на открытом ветру, стоял сосунок с автоматом, накрытый брезентовой плащ-палаткой, и не сводил с него раскосых глаз. «Не успеешь», — сказал внутренний голос.

Десять лет назад после тяжелого ранения боцман Крупенков, списанный на берег, вольнонаемным прибыл на Колыму в надежде найти здесь арестованную в 42-м жену. Никого он не нашел. Глупая была затея. Так и остался рыбачить в местном рыбсовхозе. Жизнь для него кончилась в мае 41-го, когда семья в полном составе провожала его в очередной поход на флагманском крейсере Балтийского флота «Киров» в студеные воды Баренцева моря. Ефросинья тогда на восьмом месяце ходила. Третьего ждали. Вернулся моряк домой, никого не застал. Волком завыл. Крест на себе поставил. Год пил, потом собрал вещмешок и пошел на поиски. Сейчас уже никого не ищет. День прошел, и ладно. Из медалей своих нагрудные крестики отлил и салагам раздарил. Окропил их святой водой в храме, продел веревочки в ушко и повесил на шеи тем, кого терять не хотел. Жаль желторотиков. Принял ли Всевышний его крест, признал ли? Ведь ему его дали «За отвагу», а стало быть, за убийство врага. Кому в голову взбредет из медалей православные кресты выпиливать? Фантазер, да и только.

Катер сбавил обороты, и задранный нос плавно опустился в воду. Наконец Белограй увидел судно. Туманка рассеялась при входе в бухту, и перед ним вырос красавец. Первое, на что обратил внимание генерал, было вооружение — все на месте. Сторожевик стоял носом к берегу на якорях, вцепившись в дно мертвой хваткой. Ни одного видимого повреждения. Новенький, без ржавчины, будто нарисованный.

Белограй вышел на палубу. Матрос вглядывался в прозрачную воду, выискивая камни, рифы и отмели, и давал сигналы рулевому. Генерал встал у борта. К нему подбежал подполковник Сорокин.

— Веди сюда моряков из трюма. Мне нужна первая оценка.

— Слушаюсь!

Катер подошел к кораблю на расстояние в триста метров и застопорил ход. На носу собралась вся группа Белограя, к ней присоединились моряки. Генерал повернулся к бывшему капитан-лейтенанту и спросил:

— Что перед собой видишь, командир?

— СКР типа «Ураган» проекта тридцать девять четвертой серии, — ответил Кравченко. — Классический миноносец. Из дивизиона «плохой погоды». Высокая остойчивость, но очень стремительная качка. Длина — семьдесят один с половиной метр, ширина — семь и четыре, осадка — два и восемь, водоизмещение — пятьсот шестьдесят тонн, скорость — двадцать четыре узла. При экономной скорости в четырнадцать узлов дальность похода — девятьсот шестьдесят миль. На борту две стомиллиметровые пушки, четыре сорокопятимиллиметровые зенитные пушки, тридцатисемимиллиметровый зенитный автомат, один трехтрубный торпедный аппарат. Должны иметься мины, глубинные бомбы, тралы.

— Ходил на таком?

— Не доводилось. В 45-м их пришло только два. На борту бывал, но мы воевали на СКР типа «Шквал».

— Какие задачи возлагались на сторожевики?

— Охрана эскадры, дозорная и разведывательная служба, выполнение торпедных атак, борьба с подводными лодками, установка мин, высадка десанта.

— Сколько десанта брали на борт?

— До двухсот человек. Бывало и больше.

— Численность команды?

— Полный состав — сто семь человек. На моем корабле было шестьдесят шесть. Справлялись.

— Минимальный состав?

— Сорока опытных моряков хватит. С меньшим числом в море выходить нельзя.

— Что слышал об этом корабле?

— СКР «Восход» на вооружении ТОФ не состоял. Я знаю все сторожевики по именам. «Буран», «Вьюга», «Гром», «Зарница», «Гроза», «Смерч», «Ураган» и гвардейский сторожевик «Метель».

— А теперь подумай и скажи, капитан, как этот «Летучий Голландец» мог попасть сюда?

— Предположений нет. Сюда война не дошла, суда, идущие в Магадан, не конвоировались, ремонтных баз здесь не было.

Богдан Кравченко отвечал на вопросы четко, без запинок, будто по сей день нес службу.

— Судостроительных заводов на Дальнем Востоке нет. Каким образом корабли попадали на Тихоокеанское побережье? Я говорю не о линкорах, а о судах малого водоизмещения.

— Вопрос понятен. Корабли строились на верфях Ленинграда и Николаева. Секциями доставлялись во Владивосток и собирались на «Дальзаводе» № 202 имени Ворошилова. Так были собраны «Гром», «Зарница», «Буран», «Вьюга», «Метель». Николаевские быстро выходили из строя. Броня тоньше. Рассчитана на теплое Черное море. Ленинград поставлял корабли в Мурманск. Там требовалась более мощная броня на случай встречи со льдами.

— Значит, этот сторожевик строился на ленинградских верфях. Зимой бухта замерзает. «Восход» льды выдержал.

— Я того же мнения. Об этом говорит окрас. Черный с серым. Николаев нижнюю линию выкрашивал в красный цвет.

— Внешний осмотр закончен. Будем подниматься на палубу. Катер дал самый малый ход и пошел на сближение с судном.

Чем ближе они подходили, тем больше казался корабль.

Белограй поднял правую руку — сигнал для Сорокина. Своих подчиненных генерал подзывал жестами, никто не пытался перекричать ветер. Челданова он подзывал левой рукой.

— Слушаю, товарищ генерал.

— Свяжись с капитаном первого ранга Кузиным из штаба ТОФ. У него должна быть вся информация по составу и докомплектации флота в период от 44-го до 46-го. Мне нужен полный отчет с выкладкой.

— Информация секретная, товарищ генерал.

— Только не для меня. Его сын у нас харчуется. И не на нарах, а в больничке горшки выносит. Не даст ответа, сына не дождется. Он не дурак, все понимает.

— Будет исполнено.

— Первым пошлешь на борт автоматчиков и сам поднимешься. На борту могут быть винтовки, пистолеты, гранаты. Сложишь оружие в одной каюте и запрешь.

— Все понял.

— Обнаружите трупы, вытащите на палубу и накроете брезентом.

— Сто человек?

— Нет там ста человек. Никого там нет, Сорокин. Недалек был генерал от истины.

Первым на борт взобрался матрос Хабибуллин с помощью троса и якорного крюка, зацепленного за бортовые перила с первого броска. Циркач да и только. Остальные поднимались по тросам, спущенным ручной лебедкой, на которых укрепили деревянные перекладины вроде лавочек.