И плачут ангелы - Смит Уилбур. Страница 15
Местами шрамы стянули тело Базо в тугие узлы: пулеметные пули нанесли огромный ущерб. Левая рука (хорошо, что не правая) была изувечена на всю жизнь — она вывернулась и стала короче. После долгих пеших переходов, упражнений с оружием или нервного напряжения мышцы невыносимо болели.
В маленькой тростниковой хижине Танасе стояла на коленях возле мужа. Она отчетливо видела сжатые мускулы и натянутые жилы, которые змеились под темной кожей, словно черные мамбы, пытающиеся выскользнуть из мешка. Сильными пальцами Танасе втирала мазь из жира и трав в бугрившиеся вдоль позвоночника мышцы, потом между лопатками и вверх по шее до затылка. Базо постанывал от сладкой боли, которую причиняли ее твердые, как камень, пальцы. Постепенно он расслабился, и завязанные узлами мускулы обмякли.
— Что бы я без тебя делал, — пробормотал он.
— Я появилась на свет исключительно для того, чтобы угождать тебе, — ответила она.
Базо покачал головой:
— Мы с тобой родились для достижения какой-то цели, которая нам пока неведома. Мы оба знаем, что мы разные.
Танасе прижала палец к его губам, призывая к молчанию.
— Об этом утром поговорим.
Положив руки ему на плечи, она заставила его лечь спиной на тростниковую подстилку и начала растирать стянутые мышцы груди и плоского живота. Под ее пальцами Базо был податлив, как глина.
— Сегодня ночью есть только ты и я, — мурлыкнула она, словно львица возле добычи, наслаждаясь своей властью над ним. И в то же время грудь сжимала всепоглощающая нежность. — Во всем мире нет никого, кроме нас с тобой.
Склонившись, Танасе лизнула кончиком языка шрамы от пуль — Базо возбудился так, что она не могла обхватить его длинными пальцами.
Базо хотел было сесть, но Танасе удержала его и, стянув с себя передник, одним движением оказалась сверху — оба непроизвольно вскрикнули от жаркого, невыносимого влечения, и их унес безудержный поток внезапной страсти.
Когда поток схлынул, Танасе положила голову Базо себе на грудь и баюкала, как ребенка, пока его дыхание не стало ровным и глубоким. Она не уснула вместе с ним, а лежала тихонько в темной хижине, удивляясь, как ярость и сострадание могут одновременно властвовать над ее душой.
«Мне никогда не будет покоя, — вдруг поняла Танасе. — И ему тоже».
И она с тоской думала о любимом мужчине и о том, что должна направлять и подталкивать его навстречу судьбе, которая ждала их обоих.
На третий день из пещеры Умлимо к ожидавшим в поселке индунам спустилась посланница — хорошенькая девочка с серьезным лицом и мудрым всепонимающим взглядом. Она едва начала превращаться в девушку: темные соски слегка набухли, в глубокой впадинке между бедрами появился первый пушок. На шее девочка носила талисман, который узнала только Танасе: это был знак, что однажды девочка, в свою очередь, наденет священную накидку и займет место Умлимо в жуткой пещере в скале над поселком.
Посланница инстинктивно посмотрела на сидевшую в стороне от мужчин Танасе, и та, сделав рукой тайный знак посвященных, показала взглядом на Сомабулу, старшего из вождей. В нерешительности ребенка проявился один из признаков быстрого распада общества: во времена королей каждый матабеле, независимо от возраста, без всяких сомнений знал порядок иерархии.
Сомабула поднялся, собираясь последовать за девочкой. Вместе с ним встали и его единокровные братья Бабиаан и Ганданг.
— Ты тоже, Базо, — велел Сомабула, и хотя Базо был гораздо моложе и рангом ниже многих других, никто не протестовал против того, чтобы он присоединился к старшим.
Юная колдунья взяла за руку Танасе, свою сестру в темном мире духов, и повела ее вверх по тропе. Мужчины шли следом. Вход в пещеру протянулся шагов на сто в ширину, зато низкий потолок едва не задевал макушку. Давным-давно вход укрепили стеной из камня, обработанного так же, как каменные блоки в руинах Великого Зимбабве, но здесь они развалились, оставив провалы, похожие на выпавшие зубы старика.
Подойдя к пещере, все невольно остановились. Четверо индун держались тесной кучкой позади, точно искали поддержки друг у друга. Мужчины, сражавшиеся в кровопролитных боях и бежавшие на пулеметы в лагере белых, со страхом смотрели на черное отверстие в скале.
В тишине вдруг раздался голос — он шел откуда-то сверху, прямо из голой гранитной скалы, покрытой пятнами лишайника, и в нем дрожали нестройные нотки древнего безумия.
— Пусть индуны рода Кумало войдут в священное место!
Четверо воинов испуганно подняли взгляды и никого не увидели. Ни один из вождей не нашел в себе храбрости ответить.
Лишь Танасе почувствовала, как в ее ладони рука девочки слегка дрогнула от напряжения. Танасе хорошо разбиралась в колдовстве и знала, что преемниц Умлимо учат искусству чревовещания. Юная колдунья хорошо овладела этим навыком, и Танасе непроизвольно поежилась, подумав о том, какие еще страшные приемы придется освоить этой девочке и какие жуткие испытания она уже прошла. Охваченная состраданием, Танасе стиснула узкую ладонь ребенка, и они вместе вошли в обвалившийся проход.
Позади четверо храбрых воинов сгрудились в кучку, точно застенчивые дети, тревожно оглядываясь по сторонам, то и дело спотыкаясь на неровном полу. Проход сузился, и Танасе мрачно усмехнулась: темнота очень кстати — если бы вожди разглядели, какие стены окружают их с обеих сторон, то при виде такого ужаса боевая храбрость могла бы улетучиться.
Когда-то в древности, задолго до тех времен, о которых сохранились предания у племен розви и каранга, за много поколений до того, как храбрый Мзиликази привел народ матабеле в холмы Матопо, здесь прошли другие захватчики, опустошая землю и убивая всех на своем пути, не щадя ни женщин, ни детей, ни даже домашний скот. Возможно, это была Манатасси, легендарная королева-завоевательница, во главе с ее безжалостными ордами.
Перепуганные туземцы укрылись в тайной долине, но завоеватели прорвались сквозь узкий проход. Тогда несчастные попытались найти спасение в пещере. Каменный потолок над головой до сих пор покрывала копоть: захватчики не стали осаждать пещеру, а попросту разобрали защитную стену, закрыли выход грудами зеленых веток и подожгли их. Все племя погибло — сохранились только прокопченные дымом мумии. Так они и лежали здесь, сваленные в кучи до самого потолка.
Танасе во главе маленькой группы углублялась все дальше в пещеру. Где-то впереди замерцал тусклый голубоватый свет, постепенно усиливаясь. Базо вскрикнул и показал на груды человеческих останков у стены. Местами похожая на пергамент высохшая плоть отстала, открывая ухмыляющиеся черепа. Руки скелетов жутко скрючились, словно приветствуя проходящих путников. Несмотря на прохладу полутемной пещеры, вожди покрылись потом, чувствуя тошноту и священный трепет.
Танасе с девочкой привычно и уверенно шли по извилистой тропе, которая вывела к глубокой естественной выемке. Из узкой трещины в сводчатом потолке вниз падал единственный луч света. Над устроенным на дне впадины очагом медленно извивались завитки голубоватого дыма, поднимаясь к отверстию наверху. Танасе с девочкой спустились по каменным ступеням на гладкий, покрытый песком пол углубления. Повинуясь знаку Танасе, индуны с облегчением сели на корточки возле дымящегося костерка.
Выпустив руку девочки, Танасе устроилась немного в стороне, позади мужчин. Юная колдунья подошла к дальней стене, где стояли большие округлые кувшины из глины. Взяв пригоршню трав из кувшина, она бросила ее в огонь — огромное облако желтого дыма мгновенно взлетело к потолку и рассеялось. Индуны вздрогнули, вскрикнув от суеверного ужаса: с другой стороны костра стояло безобразное существо с белой шелушащейся кожей.
Судя по громадным обвисшим грудям с ярко-розовыми, точно обваренными, сосками, это была женщина: совершенно обнаженная, с рыхлыми жировыми складками на животе, нависающими над белой, точно покрытая инеем зимняя трава, густой порослью лобковых волос. На широкой плоской переносице и бледных щеках лишенная пигмента кожа облупилась, бедра были покрыты россыпями крупных веснушек. Низкий лоб и широкие тонкие губы делали женщину-альбиноса похожей на жабу. Скрестив толстые руки на животе, она села, широко раздвинув ноги, на коврик из шкуры зебры и пристально уставилась на мужчин.