Похитители бриллиантов (др. изд.) - Буссенар Луи Анри. Страница 93
— Прекрасный план! Я только не решаюсь верить в его осуществление.
— Почему?
— Да ведь пробоин много, и одна — прямо-таки громадная!
— А мы с нее и начнем. Наложим большой пластырь. Давайте, друзья, за дело. Разрешите, я буду распоряжаться.
— Ну конечно!
— Важно действовать дружно. Этак все пойдет быстрей. Вода спадает довольно быстро. Стало быть, с ремонтом надо торопиться, иначе мы здесь застрянем. Зуга и бушмен выбросят из фургона три четверти того, что там имеется. Все это лишний балласт. И я не вижу здесь ничего, чем стоило бы дорожить. Скажите, Жозеф, вы плотницкое дело знаете хоть немного?
— Смотря что требуется.
— Сумеете ли вы выстрогать мне клинья? Надо заткнуть дырки, которые этот дикарь наделал в кузове. Сумеете?
— Конечно. Было бы дерево и инструмент.
— Дерево найдется. Можно взять кусок боковой доски.
— Это можно. Но ведь у меня нет хотя бы самого жалкого ножика!
— Вот топор. Правда, нет топорища и работать будет неудобно, Но ничего не поделаешь. Что касается нас с тобой, дорогой Альбер, то наша задача будет трудней.
— Вижу. Эта пробоина? Ведь он повредил металлическую обшивку! Довольно-таки сложная штука.
— Ошибаешься. Если ты мне поможешь, я попытаюсь впаять сюда кое-что, и ни одна капля воды не просочится…
— Впаять? Как это ты собираешься паять, когда у тебя нет ни олова, ни паяльника, ни даже огня?
— Разве у нас только этого не хватает? Но все-таки я надеюсь, мы управимся. Давай действовать по порядку. Я видел только что ящик с топленым салом. Вот он. Набери-ка ты мне этого сала в коробку из-под консервов. Теперь нам потребуется бечевка.
— Вот бечевки.
— Очень хорошо. Я их скатываю, как фитиль, и обильно пропитываю жиром. Этот несложный прибор заменит нам коптилку. И больше нам ничего не нужно. Зуга, кремень и огниво при тебе?
— При мне, вождь, — ответил Зуга, крайне удивленный тем, что европеец спрашивает его о предметах, с которыми туземец никогда не расстается.
— Зажги-ка мне этот фитиль.
Кафр быстро высек целый сноп искр. Трут воспламенился. Зуга обложил его несколькими стружками, которые Жозеф не без труда снял с куска дубового дерева, подул, и маленький костер разгорелся. Прошла минута, загорелся и пропитанный жиром фитиль. Он горел, потрескивая и распространяя довольно-таки тошнотворный запах.
— Ну и вонища! — заметил Альбер.
— Ты напрасно клевещешь на буйволиное сало. Это еще ладан по сравнению с тюленьим или китовым. Ну вот, теперь все идет как следует. Продолжаем приготовления. Мы заделаем пробоину при помощи куска жести, на котором писала твоя жена. Он даже больше пробоины. Это очень хорошо. Остается его припаять. Ты вполне правильно заметил, что у нас нет олова. Придется обойтись без него. Попробую паять свинцом.
— Как же ты его расплавишь? И наконец, разве у тебя есть свинец?
— Первое, на что я наткнулся, войдя сюда, был этот мешочек с пулями восьмого калибра. Вероятно, это калибр его ружья. Я сразу отложил мешочек в сторону — очень уж ценная штука. У тебя есть носовой платок?
— Носовой платок? Господи, при чем тут носовой платок? Зачем?
— Чтобы расплавить пули. У меня еще, к счастью, платок сохранился. Мы выгадаем время, если будем работать оба. Смотри, как это просто. Я беру пулю, завертываю ее в ткань и сжимаю в руках так, чтобы ткань прилегала как можно плотней. Затем я закручиваю платок хвостиком и ставлю свинцовый шарик в его оболочке на огонь коптилки.
— И пуля расплавится?
— В несколько минут. А платок даже не пострадает. Когда свинец расплавится и потечет, надо будет только направить его на место соединения обоих кусков металла, которые мы хотим спаять.
Все так и было, как сказал Александр. Не прошло и двух минут, как шарик стал менять форму. Сквозь ткань полилась серебристая струйка. Она расплывалась по краям жестяной заплаты, которая закрывала пробоину.
— Браво! — закричал Альбер, обрадованный, как ребенок, и повторил прием своего друга. — Пять-шесть пуль, и мы достигнем полной водонепроницаемости. Ну, дорогой мой Александр, должен тебе сказать, что ты меня ошеломил!..
— Уж и ошеломил! — скромно возразил Шони. — Это просто-напросто опыт из занимательной физики. Я только вовремя о нем вспомнил. Ну, а у вас что там, Жозеф?
— Готово, месье Александр! Хоть и не без труда.
— Ладно. Возьмите эти клинья, заверните в какие-нибудь тряпки и постарайтесь как можно плотней вогнать в дыры. Вижу, наши черные друзья поработали на славу. Фургон почти пуст.
— И совершенно водонепроницаем! — воскликнул Альбер.
— Остается последняя операция. Она потребует силы и ловкости.
— Ты собираешься спустить фургон на воду? Но ведь он твердо стоит на колесах! Будь у нас пила, мы могли бы отпилить обе оси, благо они деревянные. Но есть другой способ, — сказал Альбер. — Колеса держатся на чеках. Надо снять чеки. Затем четверо из нас возьмут рычаги и начнут сталкивать колеса. Только надо действовать дружно. Пятый будет командовать.
— Ничего другого не остается. Сейчас же приступим к делу.
Александр стоял в это время позади фургона, как раз против спущенной задней стены. Его речь нарушил резкий свист, за которым тотчас послышался сухой удар. Пуля задела его за плечо и врезалась в деревянную стену. Во все стороны полетели щепки.
— Это кто балуется? — невозмутимо спросил Шони и прибавил после небольшой паузы: — Впрочем, кто бы ни баловался, а я спасся чудом!..
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Путешественник по призванию. — Перелетные птицы. — После выстрела. — Военная хитрость. — В осаде. — Опасный маневр. — Полный успех. — В лодке. — На Замбези. — Кафр идет на разведку. — Следы в лесу. — На полянке. — Погасший костер. — Опять следы. — Бешеный бег. — Безрассудство.
Пусть человек принадлежит к миру науки, искусств или промышленности; пусть он будет географ, инженер, естествоиспытатель, ремесленник или житель новооткрытых земель; пусть он повинуется только условиям борьбы за существование, или побуждениям жадности, или голосу честолюбия, — все равно, если таинственная тяга к перемене мест увлекла его в далекие страны, он попадает во власть неумолимой судьбы.
Он не может да и не хочет сопротивляться мучительной страсти, которая влечет его навстречу неизвестному. Раньше или позже, в зависимости от обстоятельств, он попадает на палубу парохода. Свистит пар, вырываясь из металлической глотки, бьет пушка, взвивается флаг, морской гигант сотрясает глухая дрожь, поднят якорь, судно медленно отчаливает. Прощайте, семья, друзья, родина!
В плавание!.. С богом!..
Что значат рано обманутые надежды или неожиданно возникшие опасности! Какое значение имеют злокачественная лихорадка, беспощадный зной экватора, неприступные полярные льды, когти хищных зверей, ядовитые жала пресмыкающихся, да хотя бы и сама смерть, которая поминутно предстает в самых разнообразных и страшных обликах! Разве человек, который порвал с цивилизованным миром, который отказался от его удобств и пошел навстречу всем случайностям, поджидающим его в диких странах, не отрекся от самого себя? Разве он не решил — да простится мне это грубоватое выражение, — что его шкура недорого стоит?
Но зачем уезжать? Зачем покидать родину? Не может разве географ удовольствоваться спокойным изучением материалов, которые прибывают в научные организации со всех концов мира? Разве не может инженер найти себе поле деятельности, не покидая родной страны? Разве все возрастающие потребности нашей цивилизации не нуждаются в труде ремесленника и землепашца? Разве в великолепных зоологических парках Старого и Нового Света ученые не найдут для себя самые интересные и разнообразные образцы флоры и фауны?
Все дело в том, что есть великая разница между географией кабинетной и личными поисками материалов. Прорезать каналы через перешейки, открывать новые острова, прокладывать железные дороги в пустыне, отбирать у земли драгоценные камни и металлы — вот смелые замыслы, осуществлением которых по праву гордятся наши промышленники. Кто опишет счастье ученого, который поймал редкое насекомое, или открыл новое растение, или изловил птицу неизвестной породы? И разве земледелец, который привык воевать с воробьями у себя на пашне, не испытает жгучее волнение, когда ему придется охранять свои посевы от нашествия гиппопотамов и слонов?