Зелен камень - Ликстанов Иосиф Исаакович. Страница 11
— Милое дело! — скрепил Федосеев и встал; прощаясь, протянул руку Павлу, и его лицо стало юношески смущенным. — Я ведь вас уже давно знаю, товарищ Расковалов, еще до войны был вашим болельщиком. Тоже боксом увлекался. Очень обрадовался, когда прочитал в «Уральском рабочем», что, вернувшись из Донбасса, вы восстановили звание чемпиона области в своем весе.
— Вот не знал! — с уважением сказал Самотесов. — Не знал, что у меня такой напарник. Не раздеремся, Павел Петрович, как думаете? Я бокса не знаю, а по-русски наотмашку действую исправно… Помнишь, Тихон, как мы в Сергах?..
— Помню, помню! — И Федосеев заторопился: — Завтра встретимся в тресте. Надеюсь, что вы выступите уже с готовыми предложениями.
Он ушел.
— В столовую не пойдем, Павел Петрович. Пожуем что есть, чайком запьем, толковать станем, — предложил Самотесов.
Они засиделись. Оказалось, что Никита Федорович уже предусмотрел множество мелочей. Вопрос о восстановлении шахты решился буквально в последние часы, сметных подработок не имелось, не приходилось рассчитывать на большие фонды материалов и многочисленные кадры. Каждый шаг обещал трудности, но именно это делало предприятие особенно заманчивым в глазах Никиты Федоровича и Павла. Они сразу почувствовали друг в друге ту черточку пионеров-строителей, которая развита в уральцах вековой борьбой с природой. Придти на пустое место, сочетать в каждом шаге тщательный расчет и риск, нажим, напор — это и значит дышать во всю грудь, это и значит жить по-человечески. Точный и аккуратный во всем, что касалось хозяйства, Павел делал записи в блокноте; Никита Федорович сразу показал изумительную память. Он сидел против Павла, опершись локтями на стол, положив голову на кулаки, и улыбался, довольный тем, что встретил понимающего человека. Шахтные крепления новой системы, предложенные Павлом, он одобрил, как дело стоящее.
— Попробуем и это. За руку нас держать не будут. — Неожиданно он добавил: — Чудно!..
— Что?
— У меня в жизни перемен было много, вот и еще одна… По Украине я два раза прошел за военные годы. Насмотрелся разорения… Иной раз думал: «Станется ли так, что снова за топор возьмусь?» А вот и сталось! Как только ногу подлечил да демобилизовался — тотчас же строить. Нынешнее дело мне, Павел Петрович, нравится. Придется поработать по-боевому.
— Желаю вам заслужить здесь четвертый орден, — сказал Павел.
— У меня папаша в Сергах, каменщик на мартене, видный человек. У него два Георгия, Трудовое Красное Знамя и «Знак почета». Такой боевой старик, стрелец!
— Стрелок?
— Нет, стрелец. Сергинцы при Петре Первом на Урал сосланы за стрелецкий бунт. К нам в Серги краевед один наведался, Крохин, может быть слышали. Он доклад в клубе металлургов делал о нашем происхождении. Так он говорил, что на Рогожско-Симоновском погосте в Москве на старинных надгробиях все нынешние сергинские фамилии есть, и Самотесовы тоже. Вот и выходит, что мы от стрельцов род ведем.
Если даже краевед нафантазировал, то выдумка пришлась к месту. Никита Федорович был узок в поясе, широк в плечах, легок в движениях. У него были серые глаза, золотистая аккуратная бородка, высокий и гладкий лоб — словом, добрый молодец.
— Спать все же надо! — напомнил Самотесов, сладко зевнул, потянулся, чуть ли не достав потолок кулаками, и, укладываясь, спросил: — Так понравился вам мой земляк?
— Федосеев? Он производит хорошее впечатление. Только кажется мягким, тихим.
— Тихон, да не тихий, — возразил Самотесов. — Коли потребуется, так зашумит… — Уже засыпая, пробормотал: — Вы сказывали, ваш родитель здесь в старые времена работал?
— Да, он был инженером «Нью альмарин компани», акционерного общества, и особенно занимался южным кустом альмариновых шахт.
— Вот как получается: отцово дело продолжать на том же месте будете. Это хорошо, коли хуже его не сработаете.
— Постараюсь…
Закинув руки за голову, Павел смотрел в потолок, думал о южном уралитовом полигоне, о Клятой шахте: вот оно, дело любимое, заманчивое. Неутомимый Урал, построивший за годы пятилеток так много нового, громадного, технически совершенного, взялся и за старые шахтенки, разработки, пошел тщательной ревизией по следам отцов и дедов, находя бесценные клады там где отцы и деды сняли только вершки я оставили главное нетронутым. «Если предположить, что отец нашел свои камни на южном полигоне, то как же много в этих местах уралитовой руды!» думал он.
Сон пришел не скоро, глубокий, без сновидений.
4
«Моя дорогая, мое солнышко!
Пишет вам Валентина Абасина. Знаете ли вы ее? Не спешите отвечать «да»: как изменилась эта Валентина Абасина, как загорела, как занята…
Я стала горняком Кудельного. Кудельное кажется таким чистеньким и кокетливым после шумного Горнозаводска, после моего родного закопченного и мужественного Нижнего Тагила.
Здесь, в милой Кудельке, как ее называют местные жители, я нашла все, о чем вы мне рассказывали. Белоснежные коттеджи очаровательны. Спрятавшись в зелени садов, они простодушно подглядывают за прохожими, и в каждом окне пламенеют неизменные розаны.
Вокруг тихой Кудельки гремит канонада. В асбестовых карьерах-разрезах горняки пользуются так же привычно аммоналом, как заступом и киркой.
Все такое же, как вы говорили, но разрезы асбестового рудника превзошли мои ожидания. Это живые, растущие пропасти. Неужели человеческая рука, которая чувствует даже ничтожный вес еловой вставочки для пера, могла создать такие бездны?
Когда я впервые увидела центральный разрез, в который можно сложить нью-йоркские небоскребы, как папиросы в портсигар, когда я увидела, что громадные электрические экскаваторы, работающие на террасах разреза, кажутся сверху не больше спичечных коробочек, мне стало жутко и радостно. Велик человек, способный так преображать лицо земли!
Сейчас я прохожу практику в карьере ручной добычи. Это небольшая выработка, в которой от силы поместилось бы несколько шестиэтажных домов. Карьер наполнен неподвижным зноем. Достаточно проработать здесь три дня, чтобы стать негритянкой. Моя бригада сплошь состоит из женщин. Они заняты «отбойкой» — отделением от пустой породы самого ценного, длинноволокнистого асбеста. Пожилые работницы покровительственно называют меня мила-дочь, женщины помоложе с глазу на глаз зовут Валюшей, а девушки шепотом поверяют свои сердечные тайны. Бригада работает хорошо.
Пристанище я нашла в домишке неподалеку от разреза, разделив комнату с дочкой хозяйки-вдовы. Девушка работает плановиком в конторе центрального рудоуправления. Она хорошенькая, любит наряжаться и танцевать, знает на память множество лирических стихов и обижается, что я еще не рассказала ей «всего, всего». А я молчу о моем Павле. И завтра наконец я увижу его!
…Только что вернулась из Новокаменска и села продолжать письмо.
Теперь я могу написать вам о Павле, и мне очень трудно. Все получилось не так, как думалось.
Вчера, то есть в субботу, сразу после смены я с попутной машиной отправилась в Новокаменск. Встреча с дядей была радостной.
«Наконец-то увиделись Абасины на их коренной родине!» сказал он, засыпал меня вопросами, много говорил о своих занятиях, показал минералогическую коллекцию, делал все, чтобы сократить минуты ожидания, а они так тянулись!..
Послышался конский топот и затих под окном; дверь открылась, и я увидела Павла. Нет, это был не мой Павел! Он очень изменился, Мария Александровна. Он не стал хуже, он стал другим: большой, серьезный человек в бушлате, в высоких тяжелых сапогах, в кожаном картузе. Типичная фигура со строительной площадки.
Он отдал дядюшке связку книг и, когда тот вышел, обнял меня, поцеловал, сказал несколько слов на ухо, и я поняла, что он остался прежним, по крайней мере в отношении меня.
— Почему ты писал так коротко? — все же не удержалась я от упрека.
— Много работы, времени нехватает.
— Но ты находишь время читать…
— Как же иначе! Читаю главным образом об уралите. Это металл высоких темпов. Добавка уралита в мартеновскую шихту резко сокращает сроки плавки. Вот если бы можно было найти что-то вроде уралита для строительных процессов!
— Тебе кажется, что вы работаете медленно?
— Да… И очень обидно тратить время на сон и еду. Кстати, нужно поспешить на шахту и сменить Самотесова — он уже вторые сутки на ногах.
Вошел дядюшка; услышав последние слова Павла, он предсказал:
— Они там измотаются! Я для них забронировал две койки в больнице.
Мы вышли с Павлом и посидели в садике возле дома. Я попросила его рассказать все, решительно все о себе, о работе…
— Подождем немного, Валя, — ответил он. — Кое-что меня тревожит. Впрочем, ведь в работе я всегда тревожусь. Клятая шахта — трудноватый объект.
— Ты говоришь о шахте номер пять?
— Это нынешнее обозначение, а раньше ее называли Клятой. Она этого заслуживает. — Он переменил тему; — Завтра мы проводим большой субботник по жилищному строительству, а в будущее воскресенье я непременно наведаюсь в Конскую Голову, в поселок галечников. Подговори дядю, пускай проводит тебя в этот любопытный уголок. Там мы сумеем поболтать.
Он оседлал своего маленького белого конька, наклонился, поднял меня, как пушинку, крепко поцеловал, опустил на землю, и я осталась одна.
Мы с дядюшкой условились встать пораньше и побродить по Новокаменску, но он заговорил о чудесном крае зелен камня, и мы сидели далеко за полночь.
— Завтра ты увидишь много интересного и поймешь, почему твой отец всю жизнь скучал в Тагиле по нашим местам…
— Скажи, чем озабочен, встревожен Павел? — спросила я, прервав рассказ дяди о Новокаменске.
— Были какие-то неполадки на стройке, — ответил он и тут же поспешил меня успокоить: — Но ведь это неизбежно на таком объекте, как Клятая шахта, далекая, расположенная в лесу, среди болот. Павел Петрович знал, что берется за трудное дело, и не беспокойся, с шахтой твой Павел справится.
— Я и не беспокоюсь…
Перед сном я еще раз посмотрела кристалл уралита в коллекции дядюшки — залог нашей следующей встречи с Павлом. Этот кристалл найден в Клятом логе. Павел предполагает, что вентиляционный шурф шахты, не найденный до сих пор, выведен в лог. По этому делу он и хочет навестить Конскую Голову, организовать поиски.
Сколько романтики: Клятая шахта, Клятый лог, Конская Голова… Но я думала только о моем Павле.
Заканчиваю письмо и, кажется, не отправлю его, а то вы тоже встревожитесь, и, может быть, совсем напрасно. Я напишу другое письмо, перечислю все, что уже построено на шахте № 5, и это порадует вас.
Моя дорогая, дорогая!..»