Зелен камень - Ликстанов Иосиф Исаакович. Страница 24

По каменной осыпи Петюша пробрался вверх, туда, где скопилась плотная, густая темень, достал спички, зажег одну. Глыбы камня преграждали дорогу. Он сделал шаг вправо, зажег еще одну спичку, уставился на огонек.

Огонек рванулся, чуть не погас, вытянулся, загнулся вправо. За одной из глыб он как будто увидел пустоту. К ней, трепеща, потянулся огонек третьей спички, зажженной Петюшей.

Земля дышала, втягивала воздух.

Достав и заправив фонарик, Петюша зажег свечу и побыстрее обулся, уже охваченный нетерпением поиска.

3

— Ладно, разберемся в этой фантазии) Восклицание разбудило Павла. Он открыл глаза и зажмурился: стало больно от света. Все же он заставил себя посмотреть. За обеденным столом-буфетиком сидел Самотесов, у двери стоял Пантелеев. Вахтер, вероятно, хотел возразить, но увидел, что Павел Петрович проснулся, ответил невнятно Самотесову и вышел.

— Что это вы о фантазиях? — спросил Павел.

— Проснулись? Как себя чувствуете?

Как он себя чувствовал? Суставы ломило, все в душе было пусто и бесцветно, во рту горчило; он не подозревал, что может так поддаться болезни.

— Чувствую себя неважно… Сколько времени? Вы ложились?

— Не пришлось… При фонарях каркасы ставили. Хочется хозяйственный актив получше встретить. Сегодня стройдетали ждем, сразу начнем сборку… Метались вы ночью здорово, жар сильный. Поставьте-ка градусник.

— Зачем Пантелеев приходил?

— Да насчет фантазий… Говорят, что вы ночью под картечь Миши Первухина попали.

— Как так?

— Первухин младший вчера на комсомольском посту у Первой гати стоял. Говорит, будто прошли вы к гати от лесочка. Он вас окликнул, бахнул картечью по ногам — вы убежали.

— Почему вы называете это фантазией? По шахте бродит человек, похожий на меня.

— Бродит — факт. А на вас похож только по «обличью фигуры», как Пантелеев говорит.

— Да… Надо приобрести для шахты двух-трех овчарок.

— Хорошо… Вот если бы Федосеев подговорил своего шурина Сеню Серегина нам Голубка дать. Псина страхолюдная. Да нет, не даст — придется из Горнозаводска привезти.

Павел уже не слушал. После ночной маяты на минуту все стало ясно и просто. Он одним взглядом окинул то, что случилось в последние дни, все слышанное и пережитое, и сразу приблизился к итогу.

— Итак, Никита Федорович, — проговорил он, приподнявшись на локте, — есть слух, что мой отец вывел Клятую шахту из строя. Вы не протестуйте, не успокаивайте меня! — быстро добавил он, увидев нетерпеливое движение Самотесова. — Все ясно из намеков Федосеева, из нашего вчерашнего разговора о посещении заместителя прокурора Параева.

— Не время нынче этим заниматься, Павел Петрович!

— Нет, вы не мешайте! Мне трудно говорить. — И он продолжал, не отрывая взгляда от Самотесова, который сидел за столом с глазами, красными после бессонной ночи: — Скажите, разве не может у Федосеева и других теперь сложиться представление, что я из темных соображений взялся именно за эту шахту, что в какой-то связи с этим находятся аварии?

Самотесов поднял голову, лицо его стало строгим, взгляд сосредоточенным.

— Вы что это, товарищ дорогой, пустой разговор затеваете? — спросил он холодно. — Вы о ком так говорите? О Федосееве, о секретаре парторганизации? Что ж это вы на парторганизацию смотрите так, что она вот сейчас, сию минуту забудет, кто вы такой, станет вас по вашему отцу судить, все шахтные неприятности, на вас валить! Не понимаю я этого разговора, и мне это странно слышать. Не так вам нужно судить о парторганизации: она вас знает, вашу работу видит, парторганизацию безымянным письмецом не обманешь. — Он перешел к койке Павла, сказал уже мягче, с улыбкой: — Чудак вы, Павел Петрович! Вздумали нас недоверию учить. Есть у нас недоверие к кому нужно, есть у нас и вера к тому, кто заслуживает. Главное, вы с партией дело начистоту ведите, а партия вас поймет без ошибки.

— Я это знаю и верю в это! Что Федосеев знает о моем отце? Я буду просить его, чтобы мне помогли узнать все о нем. Пойду к старожилам, расспрошу всех, кто хоть что-нибудь знает… Не могу допустить, чтобы мой отец был способен на подлость, на преступление!.. Скорее бы Федосеева увидеть, поговорить с ним до начала совещания актива…

— Ни с кем вы сегодня говорить не будете. Жар у вас, лихорадка. А что касается актива, то…

Стук в дверь не дал ему закончить. Вошел Корелюк, полный, краснощекий человек в черной вельветовой ковбойке с застежкой-молнией.

— Никита Федорович, три машины со стройдеталями пришли, другие в пути! — доложил он. — Мы разгрузку начали. Может, посмотрите? — Потом обратился к Павлу: — А вам телеграмма. Бригадир автоколонны забросил из треста.

Внимательно прочитав адрес, Павел вслух отметил: «Через Баженовку с запозданием доставлена», разорвал заклейку, разогнул бланк, пробежал текст, и Самотесов увидел, как вздрогнули, сжались его губы.

— Плохое что? — спросил Никита Федорович. Протянув ему телеграмму, Павел начал быстро одеваться.

Самотесов прочитал:

«Мария Александровна заболела. Выезжайте немедленно.

Колыванов».

— Андрей Анатольевич Колыванов? — осведомился Самотесов, чтобы нарушить молчание.

— Да… Мама работает под его руководством. Взяв из рук Самотесова телеграмму, Павел, уже одевшийся, перечитал ее, как бы проверяя, не ошибся ли.

— Вот что… С обратной машиной отправляйтесь в Новокаменск, а оттуда на машине в Горнозаводск, — посоветовал Никита Федорович. — Слыхал я, что поезда из Кудельного в Горнозаводск дня два не ходили. Лесной пожар железнодорожные мостики попалил. Коль поезда не ходят, придется трестовскую машину просить, а то, может, оказия подвернется. Управляющего и Федосеева вы сейчас в конторе не найдете, они на шахты с утра уехали. Ничего! Покажите телеграмму секретарше, все в порядке будет.

— Ведь я до поездки в Горнозаводск получил письмо от мамы. Она собиралась в командировку на север области и даже дала мне временный адрес Потом, в субботу, я позвонил домой. Ее не было. Как же так? — в поисках надежды говорил Павел.

— Вы из треста домой позвоните, если связь есть. В дорогу оденьтесь потеплее. Крепко похолодало, ненастья ждать недолго.

Он достал из платяного шкафа демисезонное пальто Павла и кепку. Павел все еще сосредоточенно рассматривал телеграмму.

4

За бараками, на площадке жилищного строительства, шла спешная работа. Никогда еще здесь не было так шумно, оживленно, как в этот день. Все свободные руки были заняты разгрузкой машин, доставивших детали-щиты для сборных домов, напоминавшие плоские ящики из-под яиц. Их снимали с машин кранами-журавликами, ставили на ребро один к другому; опорожненные грузовики тотчас же отправлялись обратно. Неподалеку стояли каркасы будущих домов.

Всегда на Урале строили быстро, но в военное и послевоенное время стали строить больше и быстрее, чем когда-либо раньше. Появился пневматический инструмент, появились малые экскаваторы с ковшами емкостью в четверть кубометра, незаменимые на стройке, — все свое, уральской выработки. Детвора шахтерского поселка толпилась возле компрессора, с восхищением наблюдала работу машиниста экскаватора. Ребята старались стать так, чтобы ковш выхватывал землю из-под самых ног. Поселок наступал на тайгу; сосны, срезанные электропилами, охнув, валились на землю.

Уже готовый в дорогу, Павел присоединился к Никите Федоровичу, когда тот распекал начальника хозкоманды, вздумавшего разгружать щиты слишком далеко от каркасов.

— Там водопроводные канавы экскаватор вырыл, подступа сейчас нет, — оправдывался начальник хозкоманды.

— Перекинуть плахи через канавы трудно! — наседал Самотесов. — Вот поставлю завтра гужевой транспорт щиты к каркасам подвозить, чтобы словечка поперек не слышал! Перетаскивайте журавлики. Хоть половину умнее разгрузим… Ну вот, Павел Петрович, с этой машиной и поезжайте!