Песнь кецаля - Чернецов Андрей. Страница 22
Так нет же. Стояла, как ненормальная, под деревом, вслушиваясь в рулады этого самого кецаля. Делала вид, что покорена мастерством зеленопёрого исполнителя. Глубокомысленно кивала в ответ на какие-то реплики Ордоньеса. При этом ни о чем другом не думая, как лишь о том, поцеловать парня первой или подождать, пока он проявит инициативу.
Как же, от такого дождешься. Он что, последний девственник Мексики, что ли? Такой робкий и застенчивый. Не знает, как себя вести с красивой девушкой, пригласившей тебя на свидание! Бубнит и бубнит о каких-то национальных символах.
– Слушай! – рассердилась Регентруда. – Да фиг с ним, с этим твоим кецалем! Мы что сюда, птичек пришли слушать? Нам нужно преступников ловить!
Парень недоуменно вытаращил глаза. Пойди, пойми этих девчонок. Вроде бы все нормально было. Стояла себе, внимательно слушала. И вдруг.
Какие там преступники. Их после вчерашней разборки не скоро потянет озорничать в Чапультепеке. Разве что заявятся сюда в надежде отомстить подлым «гринго путас» за свой позор. Лейтенант уже в участке слабо надеялся на удачу, только промолчал, чтобы не расстраивать свою экспансивную новую знакомую.
Девушка ему положительно нравилась. Просто он не знал, как к ней приноровиться. Слишком уж она не походила на обычных мексиканских девчонок. Не тех оторв, которых показывают в дневных сериалах типа «Дикая Роза».
– Может, в музей сходим? – робко предложил Хуан-Антонио.
«Вот достал!» – скривилась брюнетка.
– В какой еще музей? – буркнула недовольно.
– Да в какой хочешь! Их тут знаешь сколько! Исторический, он расположен в Чапультепекском замке. Видишь, там, на горе, – ткнул он рукой вверх. – Есть музей современного искусства с картинами Риверы, Ороско и Сикейроса. Национальный музей истории природы. Антропологический музей. В нем собраны уникальные материалы об индейских цивилизациях Мексики…
– Ну-ка, ну-ка! – оживилась баронесса фон Айзенштайн. – Что за заведение?
Юноша обрадовано начал тараторить, расхваливая музей антропологии, равного которому нет во всем мире.
«Гм, – подумалось немочке, – отчего бы и не сходить? Представляю лицо Бетси, когда я ей выдам что-нибудь этакое из области древнеацтекского искусства».
– Только, чур! – потребовала капризно. – Сначала купи мне какой-нибудь гамбургер или что тут у вас есть. И бутылочку пива. Светлого. И большущую порцию мороженого. Оно здесь приличное? А то я есть хочу, ужас! Целого слона проглотить готова.
Как бы в ответ на ее невежливую реплику издалека донесся обиженный трубный звук.
– Это что?
– Слон. Наверное, тебя услышал.
– Шутишь? – подозрительно прищурилась Труди на блондина. – Откуда здесь взяться слону?
– Так здесь же и зоопарк имеется! – захихикал довольный своей шуткой лейтенант.
– Ладно, умник! Топай за едой! Знаешь, что, – спохватилась она вдруг, – лучше и я с тобой. А то у меня уже имеется печальный опыт добычи в здешних местах съестного.
Изрядно подобревшая от съеденных теплых тортильяс – тонких пшеничных лепешек с карнитас (жареной свининой с чесноком) и бурритос (та же свинина, только приправленная перцем чили, авокадо и красной фасолью) и выпитой «Короны», Регентруда подошла ко входу в Национальный музей антропологии и вдруг встала, как вкопанная.
Хуан-Антонио от неожиданности налетел на нее и едва не выронил ведерко с ананасовым мороженым. Такого преступления Труди ему ни за что не простила бы. Ну, разве что за пару поцелуев. К счастью, парень справился со скользким ведерком. Да и баронесса фон Айзенштайн ничего не заметила, всецело поглощенная созерцанием диковинной статуи, возвышавшейся при входе в музей.
Гигантское изваяние представляло собой какое-то ацтекское божество. Как обычно, уродливое и до отвращения отталкивающее. Непропорционально большая голова, вырастающая прямо из туловища, лишенного шеи. Маленькие и толстенькие кривые ножки. Прижатые к бокам руки, сжимающие что-то, напоминающее то ли початки кукурузы, то ли кувшины с водой. Лицо – злобная маска. Огромные совиные глаза, окруженные кольцами извивающихся змей, оскаленная пасть с острыми клыками ягуара. На голове чудовища причудливая корона или шапка.
– Какой урод! – содрогнулась Труди и прижалась к груди лейтенанта, пытаясь укрыться от тяжелого взгляда статуи.
– Тлалок! – пояснил Ордоньес, осторожно обняв свободной рукой девушку за плечи. – Бог дождя и грома, а также повелитель всех съедобных растений. Почитался как доброе божество. Но при случае мог наслать засухи, наводнения, град, молнии и заморозки. Ацтеки верили, что он живет во дворце высоко в горах. Во внутреннем дворе жилища Тлалока, в каждом из четырех углов стояло по большому кувшину, в которых содержались благотворящий дождь, засуха, разрушительные ливни и болезни растений. В его царство Тлалокан после смерти попадали утопленники, подагрики и убитые молнией. Потому что он насылал на людей ревматизм, водянку и подагру.
– Вот сволочь! – вырвалось у девушки.
– Осторожней! – шутливо предупредил парень. – Боги не любят, когда к ним обращаются столь непочтительно.
– Да пошел он! – Труди показала Тлалоку язык. – Das ist alles Schei?e! Все это дерьмо! Не верю я ни в какие россказни о богах, вампирах-оборотнях! И, в конце концов, ты же рядом! Ведь ты меня защитишь от гнева Тлалока, – ласково погладила она юношу по щеке, – да?
Лейтенант кивнул и легонько прикоснулся губами к ее уху.
«Наконец-то!» – обрадовалась брюнетка и с жаром ответила на поцелуй Ордоньеса. Какая разница, кто начнет первым?
Вдруг сильный толчок потряс твердь под ногами.
– Das ist alles Schei?e! – вновь выругалась Регентруда. – В чем дело? У вас тут часто земля трясется, когда люди целуются?
Ее взгляд случайно упал на каменного Тлалока. И она сама словно окаменела.
Изваяние оторвалось от своего постамента и медленно наклонялось к земле.
– Он падает! – слабо прохрипела девушка.
Странное дело. Она не могла сдвинуться с места. Как будто ноги приклеились к асфальту.
Совиные глаза и ощеренные зубы ягуара уже совсем близко. Жуткая морда закрыла все небо. Еще мгновение, и многотонная глыба расплющит ее.
Громкий гортанный крик протеста.
Резкий толчок в спину.
Труди стремительно отлетела в сторону и свалилась прямо в газон.
Снова сотряслась земля. Густое облако пыли накрыло поверженного Тлалока.
Баронесса фон Айзенштайн осторожно раскрыла глаза. Сначала левый, потом правый. Вроде бы, все тихо. Все sehr gut. А где ее кавалер? Ага, вот он, ее бравый спаситель. В том, что это именно лейтенант толкнул ее, Труди не сомневалась.
Господи, да у него лицо в крови?!
Девушка проворно вскочила на ноги, напрочь забыв свою роль умирающей страдалицы. Подбежала к молодому человеку и впилась в него взглядом. Из неглубокого пореза на правой щеке парня сочилась кровь. К тому же все лицо Ордоньеса было испачкано пылью.
– Давай помогу!
– Пустяки, – отмахнулся блондин и попытался вытереть кровь, однако еще больше размазал ее.
Так, что вся правая сторона его лица сделалась красной, а левая при этом чернела от грязи.
– Пусти! – настойчиво отвела его руку брюнетка. – Я сейчас вытру. Нужно обязательно продезинфицировать рану. А то еще заражение крови схлопочешь! Где это тебя так угораздило?
– Да вот, Тлалок поцарапал, когда падал.
– Я же говорила, сволочь!!
– Отметина Цонкоцтли! – провизжал кто-то сзади.
Молодые люди обернулись.
В двух метрах от них стояла старая сморщенная индианка и трясущимся пальцем тыкала прямо в лицо полицейского.
– Как вы сказать? – на ломаном испанском обратилась к ней Труди.
Но старуха будто бы не слышала ее. Впав то ли в ступор, то ли в священный экстаз, она вновь и вновь повторяла одну и ту же фразу:
– Цонкоцтли! Знак Цонкоцтли!
– Представляешь? – смеялась брюнетка, когда, вернувшись вечером в гостиницу, рассказывала кузине о происшествии в парке Чапультепек. – Орет, как дура: «Печать Цонкоцтли!»