Боже, спаси Францию! Наблюдая за парижанами - Кларк Стефан. Страница 24

Назвать ее дом жильем социального найма было все равно что сравнивать аромат Chanel № 5 с «эманациями», исходящими от носков бегуна.

Начнем с того, что дочь моего шефа жила в оживленном районе, в самом центре квартала Марэ, который являл из себя не болото, как ранее подсказал мне мой словарь, а супермодный центр города застройки Средних веков. Этот район наводнен различными кафешками и магазинами, торгующими одеждой и всякой всячиной, применение которым способны отыскать исключительно геи. На каждый квадратный метр площади здесь было свое агентство недвижимости, а вокруг него толпы глазеющих клиентов, истекающих слюной. И тут вдруг я, которому не составляло особого труда найти себе местечко под солнцем.

Само здание смотрелось вполне современно — думаю, постройки тридцатых годов (светло-оранжевый, безукоризненно обработанный кирпич). Высокие окна украшали металлические ставни, выкрашенные в белый, переливающийся на солнце цвет. По всему периметру фасада разбросаны миниатюрные балкончики. Кованые перила балконов, выполненные в стиле арт-деко, венчало нечто похожее на огромный сперматозоид, но, видимо, это все же были цветы. Были и живые цветы — красными бутонами они свисали из цветочных ящиков, установленных снаружи некоторых окон.

— Не может быть, чтобы так выглядело социальное жилье, — сказал я.

— Да нет же, это оно и есть. — Элоди получала удовольствие, видя, в каком оцепенении я пребываю. Еще бы, она не приглашала меня спать в компании арендодателей и изгоев общества. — Это H. L. М., — пояснила она.

— А кто это?

Почему-то мне пришло в голову, что тут живут приверженцы какой-то восточной культуры. «О нет, только не это, только не йога в шесть часов утра!» — взмолился я про себя.

—  H. L. М. По-французски — Habitation a Loyer Modere. Дешевое жилье. — Элоди рассмеялась. — Несмотря на то что все жители этого дома — юристы, доктора и тому подобное. Или сыновья и дочери, или друзья разных политиков. Папа выпросил эту квартиру для меня у своего друга из Hotel de Ville. Ну, из… как это по-английски? Городского муниципалитета?

— Дешевое жилье выделяется для тех, кто по жизни неизменно пользуется привилегиями?

— Если хочешь, можешь жить в той пещере.

— Нет, нет, моя цель по жизни — войти в группу избранных, кто неизменно пользуется всяческими благами.

Мы вошли в забетонированный внутренний дворик, благоухающий чистотой, и тут же наткнулись на мусорный бак.

Из-за зеленого передвижного контейнера показалась темноволосая голова невысокой, полноватой женщины. Женщина обрушилась на Элоди с ругательствами на языке, который можно было бы принять за испанский в исполнении голландца, после чего с недовольным видом исчезла за дверью с надписью «CONCIERGE».

— Она сделала тебе выговор, что нельзя приводить мужчину в дом даже в качестве гостя, да? — поинтересовался я.

Элоди чуть не описалась со смеху, услышав мое предположение. Из чего я сделал вывод, что нет, женщина ругалась по другому поводу.

Если бы консьержка и возражала против приглашенных Элоди мужчин, то она тратила бы свое время впустую. Стоило нам закрыть за собой дверь, как Элоди впилась в мои губы, будто они манили ее, как помада в витрине магазина.

Видимо, она со всей серьезностью подошла к получению степени магистра экономики. Секс был для нее сродни модели построения бизнеса.

Мы быстро прошли стадию вывода активов, хотя и произвели всё с положенной тщательностью, затем миновали предписанный инструкцией этап исследования и развития рынка, после чего я получил предложение о размещении своего продукта в ее рыночной нише.

Я изо всех сил старался не ударить в грязь лицом и соответствовать высоким требованиям партнерши, для чего мне пришлось продемонстрировать весь свой потенциал. Вторжение на рынок в итоге привело к резким колебаниям, повлекшим за собой крах дутого предприятия, и мы, истощив ресурс в области продаж, сдали позиции.

— Я покажу тебе комнату, — сказала она, спустя секунд десять после того, как рынок обрушился.

Вот ведь как можно поубавить жару парню, только что воодушевленному оргазмом! Но я вынужден признать, Элоди вела себя куда более гостеприимно, чем тот агент по недвижимости.

И я таки поймал удачу за хвост! В моем распоряжении дешевая комната с окнами на юг, в самом центре города. Никакой уборки не требуется, потому как у Элоди договор с отцом, что подобные обязанности ложатся на плечи приходящей уборщицы. И у меня собственная кухня, что вселяло оптимизм, — уже давненько я никого не угощал своим фирменным блюдом «паста с сюрпризом» (сюрприз заключался в том, что я забывал посолить воду).

И вдобавок ко всему при малейших признаках утомления теоретическими науками Элоди приглашала меня к себе для ревизии ее программы расчетов.

La belle vie a Paris! [96]— или как там?

Даже консьержка внесла свою лепту в мою новую, избавленную от многих трудностей жизнь. Оказывается, в тот день она ругалась на португальском. Те времена, что описаны в рассказах о комиссаре Мегрэ, когда в консьержи брали исключительно французов, давно уже канули в небытие. Теперь место смотрителей заняли люди попроще, эмигрирующие семьями из Португалии, дабы заработать денег на строительство дома на родине.

Мадам да Кошта с определенных пор не говорила с Элоди на французском, потому что, как и все остальные богатенькие жильцы, девушка не обращала на нее внимания. У Элоди была дурная привычка — выставлять вечером мешки с мусором на лестничную клетку. И когда по каким-либо причинам под ними образовывалась лужа, именно консьержке приходилось все это убирать.

Продуктивность мадам да Кошта на этой должности поражала воображение — со своей второй работы, где она трудилась в качестве уборщицы, консьержка бесплатно приносила чистящие средства. И раз в неделю — в ночь с воскресенья на понедельник — она с мужем и сыном устраивала настоящую клининговую атаку на холл и центральную лестницу, смывая с отштукатуренных стен всю скопившуюся грязищу. В результате холл с утра благоухал так, словно это был не жилой дом, а фабрика по производству лимонного сока.

Но это не мешало милейшей даме все остальное время вытравлять жильцов терпким душком, облаком выплывающим из ее каморки, где она жарила рыбу. Эта вонь просачивалась в каждую трещинку кирпичного дома, заползала в любой дверной проем. Ты сидишь в гостиной и смотришь телевизор, как вдруг тебе начинает казаться, что твою голову медленно погружают в ведро с теплым рыбьим жиром.

Я завладел симпатией консьержки потому, что говорил ей «бонжур», и делал это искренне. А еще потому, что я, как и она, не парижанин, даже не француз. Она очень внимательно следила за тем, чтобы вся почта, адресованная из-за рубежа, доходила до меня. А заодно и зарубежная почта, адресованная другим жильцам. Если на конверте красовалась иностранная марка, это письмо неизменно попадало мне в руки. Безусловно, я и не думал перечить. Обычно я потихоньку выползал из квартиры поздно ночью и осторожно распределял по квартирам почту, не предназначенную мне. Оно того стоило, чтобы быть у мадам да Кошта на хорошем счету.

Я не был единственным, кому Элоди демонстрировала модели по сбыту наличествующих у нее ценностей, но меня это не особо волновало. Даже когда сон не шел исключительно из-за ритмичных стонов, доносившихся из-за стены.

И слава богу, что мне не принадлежали эксклюзивные права на пользование! Однажды субботним утром, пока я изнемогал в ожидании эспрессо, медленно сочившегося из кофе-машины, в кухню вошел — кто бы вы думали? — Жан-Мари.

Не то чтобы я был раздет: буквально минуту назад натянул джинсы, но еще не успел их застегнуть. Нетрудно было предугадать вопрос, пронесшийся в мозгу шефа: где и с кем я спал?

Минутой позже в кухню вплыла Элоди, чью девственную чистоту нарушали лишь следы помады на губах и мужская рубашка, накинутая на голое тело. Не самый удачный момент…