Под парусом вокруг Старого Света: Записки мечтательной вороны - Тигай Аркадий Григорьевич. Страница 19
«Засветился, Отче, но не допустил до беды, — с удовлетворением подумал я. — Что ж, не дает в обиду, значит, любит, невзирая на непутевость».
На следующий день поменяли развалившийся импеллер помпы охлаждения и ушли в Картахену. По дороге вышел из строя анемометр.
Гуляли по живописным кварталам старой Картахены, удивляясь большому количеству заброшенных домов с облупившимися фасадами, сбитой лепниной и темными провалами окон.
— Никакого жилищного кризиса, — констатировали мы.
Скуки ради стали делить между собой картахенскую недвижимость. Себе дом я выбрал быстро, а разборчивого Президента пришлось долго уговаривать.
— Представь, что ты крутой.
— Я не крутой, — отнекивался Президент.
— Ну, вообрази…
— Зачем воображать глупости?
— Чисто гипотетически можешь сказать, нравится или нет? — указывая на дом, спрашивал я.
— Гипотетически нравится, а так… зачем мне эта помойка? И вообще, я тут не могу жить, — раздражался Президент. — Климат паршивый. Жарко…
— Включишь кондиционер… Смотри, какое отличное палаццо, — настаивал я, показывая на заброшенный дворец. — Бери, не пожалеешь!
Президент с презрением отмахнулся.
— Устанешь убирать — в таком доме с утра до ночи махать тряпкой надо.
— А прислуга на что?
— На какие шиши?
— Ты же крутой, — напомнил я.
Президент помолчал и решился.
— Черт с тобой, беру, — задумчиво сказал он и умолк, видимо рисуя в воображении жизнь во дворце.
Через несколько минут, возвращаясь в реальность, как бы проснулся: вздохнул, проворочал в мой адрес: «Трепло», и мы пошли на яхту.
Утром проснулись от выстрела пушки и звуков горна, сопровождавших подъем флага — неподалеку от марины располагалась военно-морская база. Президент встрепенулся, как боевой конь, вспомнив молодость, отданную Краснознаменному Балтийскому флоту. Может быть, услышал грохот каблуков по стальным трапам крейсера «Киров», где служил штурманом… Команду «К подъему флага становись!..».
Но горн отзвучал, и больше никаких команд не последовало — пришлось залить в печку спирт и готовить кашу.
Поверхность Мирового океана довольно густо заселена людьми, превратившими скитание по морям в образ жизни. Молодые и старые, идейные одиночки и семейные караваны с детьми, кошками и собаками, богатые и бедняки, умные, глупые, разные… Но что-то общее, неуловимое с первого взгляда есть в этих людях. Я долго не мог понять что, потом сообразил: они счастливы. Только и всего. Одно неизвестно — счастливцы ли уходят жить в море, или в море уплывают обыкновенные люди, а уж там делаются счастливыми.
«Может, и я стал-таки», — подумал я.
Посмотрел в зеркало. Стекло добросовестно отразило сильно похудевшую физиономию лысого пожилого еврея в очках.
— Нет, не похож, — сказал я своему отражению.
Один из настоящих счастливчиков подстерегал нас на берегу.
Крепко сбитый старикашка Ганс был счастлив через край, а показать некому, хотя очень хотелось. И тут, очень кстати, наша «Дафния» оказалась неподалеку от его новенького «Наутикета-37». («Чайникам» сообщаю, что яхта этой марки — мечта каждого серьезного яхтсмена-путешественника.) Ганс как раз был «из серьезных», но веселых и общительных. Проезжая мимо на велосипеде, спешился и без лишних церемоний потащил нас к себе.
Море пива (к слову о немецкой скаредности), демонстрация яхты и семейных альбомов… На прекрасном своем «Наутикете» Ганс неторопливо переходил из марины в марину, а дети и внуки, которых у него в Германии было немерено, по очереди приезжали к деду отдыхать на южный курорт. К моменту нашего знакомства у Ганса была пересменка: один сын с семьей уже укатил, а вторая партия внуков еще не нагрянула.
Мы угостились пивом, вежливо поцокали языками, разглядывая шикарную яхту и фотоальбомы с родственниками счастливчика Ганса, и ушли в Санта-Пола, где нас уже поджидала другая счастливая пара соседей.
Он аптекарь, она учительница. Вышли на пенсию, купили сорокафутовый корпус «Колина Арчера», надстроили на свой вкус и уже три года не могут прийти в себя от счастья, крейсируя по морям Средиземноморья. Привели нас на яхту, и — по полной программе: экскурсия, демонстрация фотографий, ужин, клятвы в вечной дружбе, обмен адресами и телефонами, дружеский треп…
К ночи угомонились, разошлись по ящикам спать, но счастливыми в Санта-Пола оказались не только яхтсмены. Как только спала дневная жара, на улицы вывалилось все население города, зазвучала музыка, раздались крики «Оле!» и начался карнавал. Всю ночь музыка, пение и крики оглашали побережье, а под утро веселящаяся толпа начала палить ракетами.
И так все три ночи, что мы стояли в Санта-Пола, пережидая шторм.
После шумной, карнавальной Санта-Пола городок Морейра, откуда мы собирались стартовать на Балеарские острова, показался провинциальной деревушкой. Тут, в пропахшей рыбой гавани с громким названием Клуб Наутико, рядом с яхтами стояли рыбацкие лодки, сушились сети. Вдоль дороги, ведущей в город, — сараи с рыбацким скарбом. Тихо. По всему было видно, что, приобщаясь к туристскому буму, практичные морейчане наскоро приспособили рыбацкую гавань под марину. В результате, не обременяя яхтсменов комфортом, они снимали по две тысячи песет даже с таких малюток, как «Дафния». Песет было жалко, но предприимчивость испанцев вызывала почтение.
— Молодцы андалузцы, — решили мы. — Деловые. Все у них в дело идет.
«Не все», как выяснилось, — забота о душе также не чужда средиземноморским испанцам. Прогуливаясь мимо рыбацких сараев, заглянули в открытую дверь одного из них и поразились. Сарай оказался не сараем, а храмом. Не больше десяти метров площадью, с примитивным распятием на стене и трогательными цветами в горшочках, стоящими вдоль стен…
Одному Богу известно, к какой конфессии принадлежал этот храм и в каких религиозных канонах выдержан. В правильном ли месте висит примитивная картинка с изображением Богоматери? Уместен ли орнамент, написанный рукой сельского художника прямо по беленой стене? Кто и когда его освящал? Все не важно. Уровень религиозной искренности в этих стенах был так высок, что вопросы соответствия ритуалу, каким-либо нормам казались диким богохульством. Воистину, только глубоко верующие люди, какими являются рыбаки, могли устроить этот храм на пропахшем рыбой пирсе, среди лодок, сетей и ящиков, ибо высокомерные атеисты в море не ходят… либо не возвращаются. Там, среди волн и звезд, осознаешь истинные размеры Вселенной, какой уж тут атеизм? Поймал волну, проморгал шквалик, и ты уже не венец творения, а «дерьмо собачье», как говаривали классики.
«А ведь я, грешник, за три месяца похода ни в один храм не заглянул, — вспомнил я. — А еще на погоду жалуюсь».
Постояли, помолчали. Послушали шорох ангельских крыльев над головами. И что же — на следующий день по дороге на Балеарские острова подул такой ровный попутняк, что вместо запланированной Ибицы мы махнули прямо на Мальорку.
Оказалось, что испанский король Хуан Карлос Бурбонский, как и мы с Президентом, имеет обыкновение в сентябре посещать Мальорку, так что «Дафния» зашла в Пальму вскоре после яхты старины Хуана, о чем свидетельствовал национальный флаг, поднятый над резиденцией короля.
На этом, к сожалению, сходство между нами и испанским монархом заканчивалось. Королевская яхта отдыхала у оборудованной стенки, на всем готовеньком, под охраной королевских военно-морских сил, а «Дафния» вынуждена была довольствоваться якорной стоянкой, носом приткнувшись к городской набережной. Ни воды, ни электричества, ни туалета с душем… Единственная примета цивилизации — муниципальный сборщик денег. Этот нераскаявшийся мытарь каждый день являлся на «Дафнию» и сдирал с меня по тысяче песет за полметра каменной набережной, на которую можно было спрыгнуть с нашего фордека. Остальные места в обширной бухте Пальмы были забиты яхтами, сбежавшими от мистраля, который сифонил на севере, у берегов Французской Ривьеры.