Проклятый манускрипт - Ванденберг Филипп. Страница 20

— Тут он прав, — крикнул богато одетый купец в шапке набекрень.

А старик с белой бородой и мрачным взглядом ядовито проговорил:

— Было бы еще лучше, если бы то количество денег, которое поглощает наш собор, не было бы столь очевидно. Я уже начинаю сомневаться, что высота нашего собора — во славу Божью.

Старика поддержали многие, и он купался в лучах недолгой славы, которой был обязан своей речи. Он запрокинул голову назад, и его борода стала торчком. Наконец он добавил:

— Мастер Ульрих, мне кажется, что слава Божья вам скорее безразлична. Гораздо больше вас интересует собственная слава. Иначе как объяснить то, что у собора уже девять этажей вместо запланированных пяти?

Тут мастер Ульрих показал пальцем на старика и крикнул:

— Как твое имя, горлопан? Назови его громко, чтобы все слышали.

Старик заметно испугался и несколько неуверенно ответил:

— Я — красильщик Себастиан Гангольф, и я не позволю вам называть меня горлопаном.

Стоявшие вокруг одобрительно закивали.

— Неужели? — едко заметил Ульрих. — Тогда лучше бы ты был поосторожнее в выражениях и не говорил о вещах, в которых ничего не понимаешь.

— Да что тут понимать, — вмешался франтовато одетый юноша. Его звали Гульденмунт, он был одет в броскую, длинную, до икр, накидку и был похож на члена городского совета. Но больше всего бросались в глаза его высокомерные манеры. Таких, как он, в Ульме было немало — молодых людей, унаследовавших отцовское дело, которым было нечего делать, кроме как тратить наследство отца.

— То, что именно ты ничего не понимаешь в строительстве, меня не удивляет, — возмутился мастер Ульрих, — я думаю, что твое главное занятие состоит в том, чтобы решить, какому наряду сегодня отдать предпочтение. Нет, тут уж никакого времени не хватит, чтобы вникнуть во все тайны строительства.

После этих слов мастера Ульриха раздался взрыв хохота. Но юный франт не сдавался:

— Тайны? В таком случае раскрой же нам тайну, почему наш собор должен быть девятиэтажным, а не пятиэтажным, как задумал мастер Парлер.

Секунду Ульрих фон Энзинген колебался, стоит ли посвящать жителей Ульма в тайны строительства соборов, но потом понял, Что это единственная возможность привлечь общественное мнение на свою сторону.

— Все значительные строения на нашей земле, — начал он издалека, — окутаны загадками. Многие из этих загадок были разгаданы спустя столетия, над другими мы все еще бьемся. Только подумайте о великих египетских пирамидах. Ни один человек никогда не сможет понять их назначение и как удалось поднять на такую высоту и с такой точностью тесаный камень высотой в человеческий рост. Вспомните о римском зодчем Витрувиусе, который с помощью обелиска построил самый большой на земле хронометр — часы, циферблат которых был величиной с эту площадь, и они показывали часы, дни и месяцы, и даже времена года. Или вспомните собор в Аахене. Восьмиугольник в центре его не только дает указания посвященным на главы Святого Писания — с помощью солнечных лучей, которые падают через окна в определенные дни, он еще позволяет нам вычислить важные астрономические даты. Или вспомните о четырех всадниках в Бамбергском соборе, обращенных в камень. Никто не знает их назначения или их прототипов. Они просто появились там с наступлением дня. А что касается вашего собора, граждане Ульма, то в нем будет более чем одна тайна. Но если я вам сегодня их открою, они перестанут быть тайнами. Ведь люди должны тысячелетиями ломать себе голову над тем, какое послание хотел передать им мастер Ульрих. Каждое настоящее произведение искусства хранит свою тайну. Мастер Парлер, подготовивший первые чертежи для этого собора, жил в другое время, и, уж простите меня, он не был гением. Мистика чисел не играла никакой роли в его расчетах. Иначе бы он не придавал такого значения числу пять: пять окон с каждой стороны, высота нефа — пять этажей. Меня даже пугает, что он придавал такое значение числу пять, потому что у этого числа дурная слава.

Слушатели заволновались. Афра поднесла руку ко рту и бросила на собор испуганный взгляд.

— Не верите, граждане Ульма? — продолжал мастер Ульрих. — Посчитайте на пальцах: один — священное число Творца. Как в семени растения скрыт весь его последующий рост, так и Создатель уже содержал в себе весь наш мир. Два — число гармонии и равновесия души и тела, — при этом взгляд архитектора скользнул по Афре. — Три — самое священное из всех чисел, символ Божественного Триединства и спасения. Интересное число четыре, число, означающее все измерения человеческого существования: длину, ширину, высоту и время, а еще — четыре стихии, четыре стороны света и четыре Евангелия.

Число шесть символизирует все творения Бога, которые он создал в дни Созидания, гармонию стихий и, тем самым, человеческую душу. Священно число семь. Оно напоминает нам о семи дарах Духа и семи небесах. А восемь? Восемь — это бесконечность, вечность. Нарисуйте это число в воздухе. Можете рисовать его бесконечно, не отрывая руки. Девять — высшее из всех чисел, делимое только на три, самое священное число, то есть неуязвимое ни для чего, кроме как для Божественного Триединства. Все архитекторы крупных соборов экспериментируют в своих расчетах с девяткой, потому что это самое сильное и самое прочное из всех чисел. Умножьте девять на любое число, и вы всегда получите число, снова дающее девять.

— Например?! — восхищенно воскликнул священнослужитель в черной рясе.

— Ну, девятью шесть.

Священник призвал на помощь пальцы.

— Пятьдесят четыре, — крикнул он.

— А теперь сложите оба числа!

— Будет девять.

— Совершенно верно. А теперь умножьте девять на семь.

— Шестьдесят три.

— Сложите шесть и три!

— Девять! Мастер Ульрих, вы кудесник! — ошеломленно воскликнул священник в черной рясе.

— Нет, ради всего святого. Просто я знаю значение чисел, из которых состоит такой собор, как этот.

— А число пять? Вы пропустили его, мастер Ульрих! — снова раздался голос старика, напавшего на него первым.

Ульрих фон Энзинген выдержал долгую паузу. Все глаза были устремлены на него.

— Все вы знаете пентаграмму, также именуемую пятиугольником, эту пятиконечную звезду, которую рисуют на дверях одержимых.

— Это знак Князя Тьмы и его пяти сфер! — возбужденно воскликнул священник.

— Действительно, пять — это знак дьявола. И с этим числом мастер Парлер хотел построить вам собор — с пятью высокими окнами с каждой стороны, в пять этажей. Я не верю, что это случайно.

Голос священнослужителя захлебнулся:

— Мастер Ульрих, вы считаете, что он хотел посвятить собор дьяволу, а никто об этом и не подозревал?

Ульрих фон Энзинген поднял руки ладонями кверху, словно хотел сказать: доказать я не могу, но многое говорит в пользу такого предположения. Но он промолчал.

Какое-то время на площади было тихо, ужасно тихо, а потом стало слышно глухое многоголосое бормотание, перешедшее в бурю, которая разразилась гневными выкриками и громким возмущением, Граждане Ульма разошлись во мнениях.

— Пусть строит свои девять этажей! — кричали одни, собравшиеся вокруг богатого купца. — Мастер Парлер был в сговоре с чертом, вот он его и забрал!

Другая партия, во главе с бородатым стариком, возражала:

— Если пять — такое опасное число, как говорит мастер Ульрих, то почему же он не построил семь этажей или восемь? Мне кажется, что Ульрих фон Энзинген подтасовывает числа, как ему удобно. Говорить он может все что угодно.

Так, слово за слово, разгорелся спор. Одни называли оппонентов дураками, которых Господь обделил самым малым даром — рассудком. Другие обвиняли противников в том, что они состоят в сговоре с дьяволом, что он им ближе, чем святая мать Церковь. В ход пошли даже кулаки.

Афра попыталась уйти от обезумевшей толпы в безопасное место и спряталась за грудой необработанного камня. Когда она наконец выглянула из укрытия в поисках Ульриха фон Энзингена, того и след простыл.