Проклятый манускрипт - Ванденберг Филипп. Страница 39

Объяснение Афры еще больше усилило недоверчивость извозчика.

— В память? — переспросил он. — Но на пергаменте не написано ни строчки!

— Так отдайте же его наконец! — пришел девушке на помощь Ульрих.

Извозчик неохотно подчинился требованию. Проворчав себе под нос что-то неразборчивое, он отдал Афре пергамент, вскарабкался на козлы и хлестнул коней плеткой.

Когда фургон тронулся, он повернулся и, обращаясь к Афре, сказал:

— Вы не издеваетесь надо мной? Что это за память такая? Чистый лист бумаги!

— Кто знает? — многозначительно ответила Афра, и на ее лице появилась вымученная улыбка.

Глава 5

Тайны собора

Жители Страсбурга толпами валили к мосту Мучеников. Каменное сооружение было переброшено через Иль, эту лениво текущую реку, которая разделялась на юге на две части, сливавшиеся на севере снова воедино, при этом оба рукава напоминали по форме зельц. Мост находился неподалеку от собора, который раз в месяц становился сценой для зловещего представления, привлекавшего людей всех возрастов.

Утром заседал суд Шайсмайера. Он приговорил продавца поддельного вина, фальшивомонетчика, нечестного мясника, выдававшего кошачье мясо за зайчатину, и горожанина, который, не сопротивляясь, позволил жене себя избить, к окунанию в реку. Кроме того, ходили слухи, что сегодня будут топить красотку, которую исповедник обрюхатил за алтарем собора Святого Стефана.

По дороге к большому кафедральному собору Афру поглотила толпа. Девушка не знала, что будет, но скопление большого количества народа разбудило ее любопытство. Жители Страсбурга стояли вплотную друг к другу по оба берега реки и, вытянув шеи, пытались рассмотреть, что происходит. Робкие лучи солнца дарили весеннее тепло. От лениво текущей реки, о которой никогда нельзя было сказать, в какую сторону она течет, поднималось невообразимое зловоние сточных вод. А если присмотреться повнимательнее, можно было увидеть дохлых животных: кошек, крыс, а также отходы и экскременты. Но никто не присматривался. Все с нетерпением уставились на мост, в центре которого стояли деревянные леса с длинным рычагом, немного похожим на кран, который использовали при строительстве кафедрального собора. На меньшем конце рычага была закреплена корзина. Она напоминала клетку, в которой на рынке продают обычно птицу и домашних животных.

Когда городской палач в черной мантии и в колпаке, закрывавшем голову, взобрался на большую колоду, служившую помостом, зеваки резко замолчали. Шестеро стражников обходились с мужчинами, недавно приговоренными на площади перед ратушей, довольно грубо. Толкая и пиная их, они выстроили их в ряд перед палачом. Потом палач прочел имена осужденных и приговор за их злодеяния, встреченный криками и аплодисментами, а также неодобрительными возгласами.

Самое легкое наказание досталось продавцу поддельного вина — одноразовое окунание. С него должны были начать. Двое стражников схватили его и заперли в клетку. Четверо остальных повисли на длинном плече рычага так, что клетка взлетела в воздух, развернули рычаг к реке и опустили клетку в воду.

Все вскипело, забулькало, вспенилось, и в мгновение ока продавец поддельного вина вместе с клеткой исчез в неаппетитном бульоне из фекалий, называвшемся рекой. Городской судья отсчитал про себя до десяти, разжимая один за другим пальцы высоко поднятой руки. Затем незадачливого винодела вынули из вонючего Иля.

Женщины, стоявшие в первом ряду, завизжали и стали стучать в крышки кастрюль. Раздались крики:

— Продолжать! Продолжать! Искупайте обманщика в дерьме!

Процедура повторилась с остальными двумя осужденными, причем мяснику пришлось вытерпеть самое серьезное наказание — четырехкратное окунание. Когда злодея вынули из Иля после четвертого раза, на него было жалко смотреть. Весь покрытый грязью и отходами, мясник даже не мог открыть глаза. Стоя на коленях, он цеплялся за прутья клетки и жадно ловил ртом воздух. Когда стражники вытащили его из клетки, его стошнило прямо на мост.

— Больше не станет продавать дохлых кошек вместо зайчатины! — крикнула разъяренная матрона.

А высокий мужчина с красным лицом сжал кулаки и прокричал через головы стоявших впереди него:

— Слишком мягкое наказание! Этого негодника нужно было повесить!

Его окрик нашел немалую поддержку. И тут же все закричали:

— Хотим увидеть, как его повесят!

Прошло довольно много времени, прежде чем яростные крики прекратились. Вдруг стало тихо, настолько тихо, что слышно было скрип запряженной ослом тележки, ехавшей от площади к мосту. Зеваки молча расступились, образовав коридор. Только время от времени слышались ахи-охи. Многие зрители при виде телеги поспешно крестились.

На ней лежал связанный мешок. Было нетрудно заметить, что в нем находится кто-то живой. Слышались тихие стоны. Из мешка виднелись ярко-рыжие волосы, завязанные в конский хвост. Слуга в красных одеждах втащил осла, на последних десяти метрах упрямо отказывавшегося повиноваться, на середину моста.

То, что произошло вслед за этим, повергло Афру в ужас. Едва телега остановилась, к ней подошли двое стражников, сняли трепыхавшийся мешок, раскачали и через перила моста бросили в реку. Некоторое время мешок плавал в вонючей воде, потом поднялся, как тонущий корабль, и не успели все и оглянуться, как он скрылся под водой.

Зеваки молча глазели на роскошные волосы, какое-то время еще плывшие по течению. Уличные мальчишки тут же устроили себе развлечение — они стали кидать в них камни, пока и это последнее напоминание о красавице не исчезло под водой.

Исполнение последнего приговора прошло почти не замеченным. Скучным голосом городской судья быстро прошепелявил: священник воспользовался пожертвованиями верующих в личных целях и за это приговорен епископским судом к лишению правой руки. Охранник бесстрастно укутал ампутированную руку в лохмотья и, размахнувшись, запустил в реку.

Сознание того, что она стала свидетельницей казни, заставило Афру расплакаться. Она рассерженно прокладывала себе путь через толпу в направлении Соборной площади. Почему, думала она, должна была умереть девушка, а с головы похотливого исповедника ни волоска не упало?

По дороге к собору Афра проходила по переулку, где все дома были в саже. Последствия огромного пожара, уничтожившего четыре сотни домов, до сих пор не были устранены. Неприятно пахло строительным мусором и обуглившимися балками.

Она знала, где искать Ульриха: в Соборном переулке, ведущем прямо к западному фасаду собора. Сидя на камне, он проводил целые дни и даже вечера, любуясь тем, как красный песчаник с Вогез, из которого строился собор, окрашивался на закате в роскошный пурпурный цвет.

Уже три месяца Ульрих фон Энзинген почти ежедневно ходил в резиденцию епископа Вильгельма фон Диета. Но каждый раз ему сообщали, что его преосвященство еще не возвратился из своего зимнего путешествия.

Все знали тайну о том, что епископ Страсбургский, игрок и пьяница без сана, был назначен на этот пост не вследствие своей учености, не говоря уже о набожности, а исключительно благодаря своим голубым кровям и протекции Папы римского. Поэтому никого не изумляло, что зимы его преосвященство проводил в теплых итальянских землях вместе со своей конкубиной. Неудивительно, что он враждовал с собственным соборным капитулом, и в первую очередь с деканом Хюгельманном фон Финстингеном, который сам стремился стать епископом.

Хюгельманн, образованный человек, обладатель безупречной внешности и таких же безупречных манер, решительно отказал Ульриху, когда тот, ссылаясь на письмо епископа Вильгельма, предложил себя в качестве архитектора собора. Управление строительством соборов уже более ста лет находилось вне компетенции епископов, право решения этих вопросов принадлежало городскому совету. А совет только что назначил нового зодчего и велел ему построить над западным фронтоном башню такой высоты, чтобы затмила все существующие.