Проклятый манускрипт - Ванденберг Филипп. Страница 86

Следующие строки ответили на ее вопрос. Словно в лихорадке, Афра продолжала читать: «Меня заинтересовало не содержание книги — оно показалось мне слишком непонятным и несистематизированным, — нет, мой дух ученого подхлестнул сложенный пергамент без видимой информации. Такой человек, как я, которому не чуждо написанное слово, знает об особенностях пергамента и о том, что хранить его в книге, не используя, многие годы — грех против искусства письма и дорогого разглаженного овечьего и козьего меха. Более того, мне пришла в голову мысль, которая пришла бы в голову каждому алхимику, — что на пергаменте может быть тайное послание. Дальнейший процесс я могу вам не описывать. Вы пользуетесь той же жидкостью, иначе вы не смогли бы прочесть эти строки».

На груди у Афры словно лежал тяжелый камень, мешавший ей дышать, поэтому она выпрямилась и глубоко вдохнула. Ей показалось, что письмо, которое она проявила, начинает таять у нее на глазах. Но мелкий почерк алхимика мешал ей читать быстрее.

«С широко открытыми глазами и бьющимся сердцем я прочел письмо моего собрата Иоганнеса Андреаса Ксенофилоса, написанное в 870 году под влиянием угрызений совести в этом самом монастыре. При этом, я искренне сознаюсь, мир для меня рухнул — мой мир. Осознав приведенные Иоганнесом Андреасом факты по поводу CONSTITUTUM CONSTANTINI, я не могу и не хочу жить дальше. Да простит меня Господь Бог и будет снисходителен к моей душе. Аминь.

P. S. Кстати, я уверен, что вы знаете о значении пергамента. Иначе вы не поехали бы так далеко, чтобы завладеть им. Вопрос, как к вам попал этот опасный документ, я, вероятно, унесу с собой в могилу.

P. P. S. Пергамент я снова положил в книгу „Compendium theologicae veritatis“. Вы найдете этот труд не в библиотеке, где она, несмотря на отсутствие актуального содержания, и должна находиться, а в лаборатории на третьей полке, в первом ряду сверху. Не беспокойтесь, я никому не сказал о своем открытии ни единого слова. Аминь».

Последние слова читались с трудом. С одной стороны, оттого, что почерк алхимика становился все более неразборчивым, а с другой — потому что написанное продолжало исчезать, и Афра с трудом могла разобрать слова.

Что же, думала она, могло заставить брата Иоганнеса настолько отчаяться, что он сам лишил себя жизни? Это, должно быть, была та же причина, по которой Папа велел ложе отступников использовать всю свою власть и силу, чтобы завладеть пергаментом.

Афра поспешно сложила пергамент так, что он стал величиной с ладонь, и положила в нагрудный карман. Потом бросилась вниз по лестнице к крестовому ходу. От двух монахов, погруженных в себя, которые, спрятав руки в рукава, в ногу ходили по двору туда-сюда, Афра укрылась за колонной. На цыпочках девушка прокралась к входу в лабораторию.

Третья полка, первый ряд! Описание, данное алхимиком, было простым и однозначным. Афре пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться до книги. Когда фолиант наконец оказался у нее в руках, пальцы Афры дрожали, словно осиновые листки. Она открыла книгу — пергамент!

Афра взяла его в руки и спрятала в камзол. Книгу поставила на место.

Брат Иоганнес! Ей захотелось увидеть его еще раз. Афра тихонько прошла к двери, ведущей в комнату для экспериментов. Брат Иоганнес?

Труп исчез. Все было на своих местах. И только алхимика и след простыл.

Внезапно на нее накатила волна панического страха. Она бросилась прочь из комнаты, пробежала через всю лабораторию и взбежала вверх по винтовой лестнице. Оба монаха куда-то пропали. Было тихо. Только ветер шумел в стенах.

Чтобы не вызвать подозрений, Афра весь день делала вид, что работает в библиотеке. Когда брат Маурус стал закрывать библиотеку перед вечерней и велел поторопиться, Афра вздохнула с облегчением.

На постоялом дворе появились новые люди — бородатый старик со взрослым сыном, точной копией своего отца, только роскошная шевелюра была у старика полностью седой. Оба были из Флоренции и направлялись на Сицилию.

Во время общей трапезы в трактире Афра заговорила с флорентийцами. Старший, очень разговорчивый человек, сообщил, что они потеряли целый день пути, так как их задержали войска Папы. Его святейшество — при этом старик насмешливо поклонился — отправился в Констанцу, местечко к северу от Альп, где созывается церковный Собор, вместе с более чем тысячей кардиналов, епископов, старших пасторов, обычных клириков и необычных монахинь. Чтобы Иоанн XXIII со своей свитой мог быстрее передвигаться, все улицы на его пути были закрыты для передвижения. Им даже запретили стоять на обочине дороги, когда мимо проезжала свита Папы. При этом старик презрительно сплюнул и растоптал плевок ногой.

К счастью, бородач вскоре объявил, что он устал, а молодому уже ударило в голову вино. В любом случае, оба поднялись, словно по команде, и, не прощаясь, ушли к себе в комнату.

Как обычно, брат Атаназиус прислушивался к разговору. Едва флорентийцы ушли, как он подсел за стол к Афре.

— Вы выглядите устало, господин. Это работа с книгами вас так уморила?

Афра, слушавшая хозяина постоялого двора только вполуха, кивнула с отсутствующим видом. Мысленно она была с братом Иоганнесом, читая его таинственное прощальное письмо, которое вместе с пергаментом было у нее на груди.

— Вы слышали, что Папа Иоанн созвал церковный Собор?

— Слышал, брат Атаназиус. И именно в Германии. Что это значит?

Монах пожал плечами, потом налил вино из кружки в два бокала и пододвинул один из них через стол к Афре.

— Папа, — начал он, — может созывать церковный Собор там, где ему заблагорассудится. Но, конечно же, место, где соберутся епископы и кардиналы, должно быть связано с проблемой, которую они призваны решить.

— И что это значит в случае с Констанцей?

— Ну, очевидно, в Германии назрел некий животрепещущий вопрос, который ставит перед римской церковью трудную задачу. Странно.

— Что странно, брат Атаназиус?

— Брат, вернувшийся несколько недель назад из Пизы, был первым, кто рассказал нам о церковном Соборе, созванном Иоанном XXIII. Он сказал, что в Италии все только и говорят, что об этом событии. И все гадают о настоящих причинах, побудивших его это сделать. Потому что официально на повестке дня два вопроса устранение раскола — как вы знаете, на данный момент у святой матери Церкви сейчас есть трое представителей Бога на земле.

— Это не новость. А вторая тема?

— Прискорбное явление в наш просвещенный век. В Праге появился злобный еретик, теолог, да еще к тому же и ректор тамошнего университета. Его зовут Гус, Иоганнес Гус. Он проповедует против богатства церквей и монастырей, словно мы и так недостаточно бедны. Люди бегут за ним, словно за крысоловом.

— Но ведь церковь действительно чудовищно богата, и не во всех монастырях ситуация такая же, как в Монтекассино. Ваш монастырь тоже знавал лучшие времена.

— Это, пожалуй, правда, — задумчиво ответил брат Атаназиус, — это, пожалуй, правда. В любом случае, пару лет назад Папа отлучил Иоганнеса Гуса от церкви, надеясь тем самым положить этому конец. Но получилось прямо противоположное. Наверняка люди стали прислушиваться к Гусу еще больше, а чехи вот-вот отколются от римской церкви.

— Если этот Гус и его учение так важны для римской церкви, то почему же церковный Собор не созвали в Праге?

— В этом-то все и дело! — Брат Атаназиус подлил еще вина. — Никто не может понять, почему церковный Собор будет именно в Констанце. — Монах глотнул еще вина и уставился в никуда, словно надеясь получить там объяснение.

Во время этого разговора Афра все никак не решалась поинтересоваться, что произошло с братом Иоганнесом, — она боялась спросить хозяина прямо. Одно девушка знала точно: завтра, рано утром, она покинет монастырь Монтекассино и отправится в путь.

Когда она встала из-за стола, монах удержал ее за рукав.

— Я должен кое-что вам сказать, — сказал он заплетающимся языком.

Афра посмотрела в его пьяное лицо, на глаза Атаназиуса набежали слезы.