7 и 37 чудес - Можейко Игорь Всеволодович. Страница 57

Стандарты красоты меняются не только от столетия к столетию, от страны к стране, но и в течение какого-нибудь десятка лет. Но есть некоторые особо высокие произведения искусства, которые побеждают и моду, и вкусы, и столетия. Венера Милосская, Венера Боттичелли, Нефертити прекрасны всегда и для всех. То же и с девушками Сигирии.

Художник хотел создать красоту. Он сделал это и победил время.

Вот почему я убежден, что в Сигирии не было ни группы мастеров, ни школы со своими канонами и законами. Был один мастер.

Как Микеланджело, месяцами расписывавший Сикстинскую капеллу, изогнувшись в напряженной позе под потолком на лесах, но работавший и работавший, чтобы победить материал, чтобы вырваться из власти условности и создать неповторимое, так и мастер Сигирии, наверное, месяцами раскачивался на ненадежных лесах над недоступной нишей и смелыми мазками писал галерею своих красавиц. Неважно, как он их назвал, как он объяснил царю, что за женщины ожили у ворот его дворца. Может, он и в самом деле сказал, что это апсары или богини молний. От названия не менялось существо фресок – они были земные, они не призывали к смирению и размышлениям о бренности жизни, они могли заставить даже самого скучного из людей любить жизнь и радоваться ей.

Художник, громя все каноны и законы, писал знакомых ему, земных и желанных женщин. Нет среди них одинаковых лиц, нет одинаковых фигур, и руки с тонкими пальцами настолько подвижны, пластичны и выразительны, что нельзя отделаться от впечатления движения, медленного и грациозного танца.

Несколько лет назад какой-то маньяк захотел убить красавиц Сигирии и, прежде чем его остановили, успел нанести фрескам значительный вред. Маньякам не по нраву великие произведения – вспомните, на кого нападали они: «Ночной дозор» Рембрандта, «Джоконда».

Давно исчезла память о гордом царе, и погиб его город, но фрески остались. Вряд ли царь Кассапа дозволил бы художнику писать их, если бы знал, что город его будет славиться только ими: царям обидно сознавать, что власть искусства превышает власть царей и правительств.

Но ничего не поделаешь. Сколько раз в истории в таких поединках побеждало искусство.

Часть 5. Юго-восточная Азия и Дальний Восток

Паган

Пять тысяч храмов

Летом 1975 года на Бирму обрушилось очередное жестокое землетрясение. Особенно пострадал древний город Паган. В газетах, сообщавших о бедствии, появились названия, ранее вряд ли известные многим: разрушен храм Ананда, погибла, упав в Иравади, пагода Бупая…

У меня же они вызывали в памяти величественные силуэты на фоне утреннего неба, прохладные, уходящие арками вверх гулкие залы храмов и шорох травы у коренастых пагод.

Уже началось восстановление поврежденных храмов, и многое будет спасено. Многое, но не все…

Паган известен куда меньше, чем он этого заслуживает, хотя он – один из самых удивительных памятников человеческой культуры. И коли уж существуют пропагандисты других чудес света, то пусть на мою долю выпадет прославлять Паган, и эта страсть моя да зачтется мне в будущем существовании (так говорят буддисты) за доброе дело.

Бирма лежит южнее Китая и восточнее Индии. Всю ее, с севера на юг, пересекает могучая река Иравади. Река сбегает с тибетских нагорий, пересекает зеленые холмы севера страны, разливаясь по широкой долине, орошает сухие равнины центра Бирмы и вливается, разбившись на множество рукавов дельты, в Индийский океан.

В самом центре страны, в сухом поясе, на берегу Иравади, стоит чудесный город Паган. Его основали вернее всего первые племена бирманцев, пришедшие в страну, называемую теперь Бирмой, тысячу лет назад.

В 1044 году Паган стал столицей Бирмы, которая тогда именовалась Паганским царством, и через двести пятьдесят лет, в конце XIII века, после того как государство развалилось под ударом монгольских войск, город был оставлен жителями.

Сгнили и рассыпались деревянные дворцы и дома, заросли сухой травой и кактусами улицы, высохли пруды и водоемы, но храмы и пагоды города, числом около пяти тысяч, стоят до сих пор.

Мало кто слышал о Пагане за пределами Бирмы, сравнительно немногие побывали там. Причин несколько. И то, что Бирма долгие годы лежала в стороне от основных торговых путей, и то, что даже в Бирме Паган не очень доступен – к нему нет железной дороги. И, наконец, пока Бирма была колонией, Пагану не уделяли особого внимания: Бирма считалась окраинной провинцией Британской Индии, и индийские памятники и храмы, более известные, затмевали далекий Паган.

Но Паган не скрыли непроходимые джунгли, как случилось с храмами Ангкора и пирамидами майя, его не засыпали пески пустынь, как Хара-Хото или Хорезм. Уже 700 лет, как Паган перестал быть столицей Бирмы, но он и сейчас одно из самых чтимых в стране мест, и со слов «Это случилось в Пагане» начинается каждая вторая бирманская сказка.

Первым из европейцев увидел Паган великий путешественник Марко Поло. Хотя некоторые историки и сомневаются, был ли он там, Марко Поло, находившийся тогда на службе императора Хубилай-хана, внука Чингисхана, оставил в своей книге отчет о войне монголов с Паганом и описание самого города.

Потом прошла почти половина тысячелетия, прежде чем Паган вновь увидели европейские путешественники. Но если на долю Марко Поло выпало счастье застать город живым, то англичанин Сайме, зарисовавший некоторые из храмов Пагана, в конце XVIII века увидел мертвый город. Правда, Паган еще не был ограблен английскими туристами и разномастными искателями приключений.

В первой половине прошлого века Паган посещали англичане – миссионеры, офицеры, шпионы, дипломаты. Англия старалась покорить Бирму, и потому английское правительство было заинтересовано в сборе сведений об этой стране. О Пагане писали между прочим: древности и красоты не интересовали деловых людей, они нередко выражали сомнение в том, что город построен самими бирманцами, бирманцев принято было изображать полудиким народом, которому необходимо срочно приобщиться к европейской цивилизации.

Вслед за разведчиками, как только в 1885 году Бирма была покорена, последовали не ученые, а грабители. Это были и солдаты, поднимавшие из пыли статуэтки, и офицеры, увозившие домой статуи покрупнее, и лжеархеологи, пытавшиеся вывезти в европейские музеи целые стены фресок.

Ученые занялись Паганом только в начале нашего века. До того как Бирма добилась независимости, они исчислялись единицами, и, хотя историки многое узнали о Пагане, он во многом оставался еще городом таинственным и неразгаданным.

Сегодня в Пагане открыт музей, ежегодно ведутся раскопки и реставрационные работы, сюда приезжают на практику бирманские студенты – архитекторы, художники, филологи, искусствоведы, сюда стремятся попасть туристы. И с каждым годом Паган становится все известнее, и слава его, упрятанная в веках, возвращается к нему вновь.

…Я помню свое первое утро в Пагане. Солнце еще не встало, и воздух за окном был густого голубого цвета. К окнам маленькой гостиницы, стоящей посреди города, сбежались храмы Пагана. Они стояли, куда ни посмотришь, голубые и фиолетовые, с отблесками наступающего дня на вершинах. Совсем рядом поднимался к небу, к перистым облакам, шпиль Татбиннью. От земли до верхушки зонта – семьдесят метров, но вся эта громада кажется легкой, как дворец из сказки, сложенный за одну ночь. Здесь, без сомнения, потрудились добрые волшебники.

Захватив южные земли Бирмы, населенные монами, первый царь Пагана, Анируда, свез в свою новую столицу мастеров со всех концов государства. Паган должен был превзойти города всех известных Анируде земель. С этого времени каждый царь Пагана, чтобы возвеличить свое имя, строил большой храм и несколько малых. От царей старались не отставать вельможи, министры, полководцы, богачи.

Паган стал одним из крупнейших культурных центров Азии. Его университеты видели в своих стенах студентов из дальних стран. Здесь учились ланкийские и тамильские принцы, бонзы из Тьямпы и пилигримы из Китая. В Пагане было несколько библиотек, и здание одной из них – единственное дошедшее до нас светское строение Пагана.