Орел-завоеватель - Скэрроу Саймон. Страница 11

Последовала непродолжительная агония, и животное затихло. А вот охотника била нервная дрожь, вызванная как перевозбуждением, так и отчасти жалостью к убитому лесному красавцу. Оказалось, что, убивая людей, чувствуешь себя по-другому. Совсем по-другому. Правда, не очень-то ясно, почему убийство животного так остро переживается им. Наверное, попросту с непривычки. Нет, ему, конечно, случалось свернуть голову курице, но он еще никогда не охотился, а тут этакая туша, да еще столько клубящейся в воде кровищи. Того и гляди стошнит.

Он снова посмотрел вниз, себе под ноги. Потом вверх — на берег реки, с которого он сбежал. Потом кинул взгляд за реку — на противоположный берег.

— Интересно…

Оставив оленя, Катон двинулся к дальнему берегу, где на фоне ярко-оранжевого неба отчетливо чернели деревья. Идти было страшновато, ибо весьма нелегко, а тем более в сумраке, определять, какая перед тобой глубина. А глубина эта все возрастала, и течение ускорялось, однако, когда юноша осторожно, шажок за шажком, добрался до середины реки, вода дошла ему только до бедер. Потом поток стал снова мелеть, и очень скоро он уже смотрел на занятый легионами берег реки с противоположного, вражеского.

Пригнувшись, он затаился в сумеречных тенях. Солнце зашло, на вечернем небе проступили звезды, а у реки все было тихо. Не было видно ни часовых, ни патрулей, лишь лесные зверушки шныряли в зарослях, шелестя листвой. Удостоверившись, что его никто не заметил, Катон вернулся к реке, перешел ее вброд и потащил тушу оленя туда, где оставил свой охотничий лук.

На губах юноши играла довольная улыбка. Сегодня шестую центурию ожидал славный ужин, а завтра и у всего легиона появится основание благодарить ее оптиона.

ГЛАВА 7

Орел-завоеватель - i_006.png

— Ты уверен, что это то самое место, оптион?

— Так точно, командир.

Веспасиан устремил взгляд за реку, на дальний берег. Рассвет еще не наступил, и очертания деревьев почти сливались с ночным небом. Противоположный берег тонул во мраке, и единственным звуком, доносившимся оттуда через воду, было уханье филина. Позади легата на тропе плотно сгрудилась молчаливая масса настороженных, напряженных легионеров. Ночные марши всегда считались одной из тяжелейших сторон армейской жизни: ни малейшего представления о том, далеко ли ты продвинулся, частые остановки, когда колонна застопоривается или попросту натыкается на другую, а также постоянно гложущий страх наскочить на засаду. Корректировка взаимодействий подразделений в таких обстоятельствах превращалась в фикцию, и потому армейские командиры старались всячески уклониться от маневров во мраке, стремясь приурочить начало движения хотя бы к предрассветному часу. Однако план атаки, разработанный Плавтом и его штабом, требовал, чтобы Второй легион переправился через реку как можно раньше, желательно под покровом ночной темноты.

Когда Веспасиану доложили, что менее чем в двух милях от походного лагеря легиона обнаружен брод, он отнесся к этому скептически, ибо в такую удачу трудно было поверить. Легат подверг юного оптиона основательному допросу, но паренек стоял на своем. Кроме того, этот юноша уже успел неплохо себя зарекомендовать, был на хорошем счету и не слыл болтуном. Вроде бы, его словам можно верить. Однако, с другой стороны, нельзя сбрасывать со счета опасность, что раз уж незнакомый с местностью человек обнаружил этот брод с такой легкостью, то о его существовании, скорее всего, знают и бритты. А если знают, то вполне могут устроить у брода засаду.

«Впрочем, — угрюмо подумал легат, глядя через плечо в сторону редеющей на горизонте мглы, — времени у нас мало, и упускать такую возможность мы не имеем права. Если все обойдется, переправимся здесь, нет — двинемся выше по течению на поиски другого места. Правда, чем дальше придется идти, тем меньше у всех нас останется шансов успешно нанести тройной, задуманный Плавтом удар».

— Центурион!

— Да, командир!

Макрон мигом возник откуда-то из темноты.

— Возьми своих людей, отправляйся за реку и пошарь по тому берегу, на полмили в каждом из направлений. Если не наткнешься на варваров и не обнаружишь ничего подозрительного, пришли ко мне гонца с донесением. Лучше всего Катона, он толково доложит, что там к чему.

— Есть, командир.

— Если у тебя возникнут какие-нибудь опасения или сомнения, не рискуй понапрасну, а отходи назад, за реку. Ясно?

— Так точно, командир.

— И действуй как можно быстрее. Скоро рассвет, и темнота уже не сможет нас укрывать.

Когда шестая центурия, растянувшись гуськом, стала спускаться по тропе в реку, Веспасиан передал по колонне приказ сесть и отдыхать. Людям следовало поберечь силы, очень скоро они им понадобятся. Потом он снова повернулся к реке, глядя, как движется еще плохо различимая темная человеческая масса, и вслушиваясь в казавшийся невероятно громким, способным переполошить всю округу плеск потревоженной ею воды. Напряжение спало, лишь когда Макрон и его люди добрались до противоположного берега и все стихло.

Когда все люди Макрона выбрались из реки, центурион приглушенным голосом принялся отдавать приказы. Центурия разбилась на группы, каждой из которых был выделен для разведки свой сектор. Подтвердив, что задание понятно, легионеры отряд за отрядом стали исчезать среди деревьев.

— Катон, ты со мной, — произнес шепотом Макрон. — Идем.

Бросив последний взгляд на другой берег реки, молчаливый и темный на фоне начинавшего постепенно сереть горизонта, Катон повернулся и осторожно двинулся в лес. Поначалу его слух тревожили звуки, свидетельствующие о движении других групп, — хруст веток, шорох подлеска, скрип снаряжения. Но звуки эти мало-помалу стихали — разведчики, приноровляясь к новым условиям, расходились все дальше и дальше. Катон, очень стараясь не отставать от своего центуриона, не спотыкаться и не производить особого шума, при всем при этом отсчитывал каждый шаг, чтобы точно знать, когда они удалятся от реки на предписанные Веспасианом полмили. Лес, поднимавшийся вверх пологими склонами, казался бесконечным. Потом неожиданно подлесок поредел и деревья расступились, образовав небольшую прогалину. Макрон остановился, пригнулся и подался вперед, напряженно всматриваясь.

Слабый свет, уже пробивавшийся сквозь кроны деревьев, позволил Катону разглядеть кое-какие особенности рощи, в которой они оказались. Поляну обступало кольцо древних корявых дубов, сучья которых унизывали сотни человеческих черепов. Пустые глазницы и ухмылки смерти в своем неестественном множестве окружали находящийся в центре прогалины и сооруженный из тяжелых каменных глыб примитивный алтарь. Что-то темное и расплывчатое пятнало бока валунов. От всего этого веяло таким мраком, что оба римлянина невольно поежились, и вовсе не из-за утреннего холодка.

— Дерьмо! — прошептал Макрон. — Что за место такое… гадкое?

— Не знаю… — тихо отозвался Катон.

Роща тоже казалась почти сверхъестественно тихой. Каким-то образом в ней приглушался даже первый предрассветный щебет птиц. При всей своей приверженности рациональному представлению о мироустройстве Катон не мог не впустить в себя гнетущую атмосферу зловещей дубравы и отделаться от необъяснимого страха. Это место явно не подходило ни римлянам, ни каким-либо другим представителям цивилизованных стран.

— Наверное, все это связано с каким-нибудь варварским культом. Капище друидов… или что-то подобное.

— Друиды! — Тон Макрона выдал его тревогу. — Нам лучше убраться отсюда… да побыстрей.

— Да, командир.

Держась края поляны, Макрон с Катоном осторожно прокрались мимо дубов, увешанных внушающей суеверный страх атрибутикой, и продолжили путь сквозь заросли. Ощутимая волна облегчения омыла их, когда они оставили капище позади. С тех пор как римляне впервые столкнулись с друидами, мрачные легенды об их ужасной магии и кровожадных ритуалах передавались из поколения в поколение. От малейшего мысленного возврата к увиденному и того и другого пробирал холодок. Некоторое время они шли молча, и лишь когда впереди между деревьями показались просветы, Катон подал голос.