Орел-завоеватель - Скэрроу Саймон. Страница 42

Катон уставился на поле боя, усеянное порубленными телами и оглашаемое криками раненых, едва ли способных поверить в то, что они еще живы. Теснившиеся вокруг уцелевшие воины его центурии в недоумении уставились друг на друга.

— Какого долбаного хрена они задумали? — растерянно пробормотал кто-то.

Катон лишь устало покачал головой и вложил меч в ножны.

Прибывшие с Веспасианом легионеры, изменив направление своего движения, сформировали заслон между отступавшими бриттами и прискорбно малым количеством десантников первой волны.

— Они что, испугались ребят, переправившихся с легатом? И задали драла? Да быть такого не может!

— Ясное дело, не может, — согласился Катон. — Их спугнуло что-то другое. Что-то еще.

— Эй, смотрите туда! Налево.

Катон обернулся в указанном направлении и увидел появившиеся из-за речной излучины и стремительно приближавшиеся темные фигуры.

— Это кавалерия, только вот наша или не наша? Сдается мне, все-таки наша.

Через некоторое время сомнений не осталось — верховые скакали под римскими штандартами. Плавт не напрасно послал всадников вверх по реке, на поиски брода. Конные когорты батавов весьма кстати появились на фланге у бриттов, как раз вовремя, чтобы спасти поредевшие центурии Второго легиона от поголовного избиения. Но спасители не были встречены ликующими криками: у измученных, вымотанных людей на это не осталось сил, и они, осознав, что смерть им больше не угрожает, просто валились наземь там, где стояли. И все солдаты шестой центурии, те, разумеется, кому посчастливилось уцелеть, тоже растянулись прямо на истоптанной множеством ног, залитой кровью и покрытой грязью береговой кромке, от чего их командира, Катона, удерживало лишь чувство долга. Как исполняющий обязанности центуриона он не мог позволить себе расслабиться, пока не произведет перекличку, не установит размеры потерь и не подготовит отчет для легата. Он знал, что обязан все это проделать, хотя теперь, когда отпала необходимость с нечеловеческим напряжением защищать свою жизнь, мысли его стали путаться, голова не хотела работать, а ему самому больше всего на свете хотелось прилечь. Даже сама мысль о возможности отдохнуть навевала сонливость, веки опускались все ниже, тело непроизвольно начало крениться вперед, и он наверняка рухнул бы ничком, если бы пара крепких рук не уперлась в его плечи.

— Катон!

— Что? Что? — пробормотал он заплетающимся языком, пытаясь разлепить веки.

Те же руки как следует встряхнули его, выводя из вызванного усталостью ступора.

— Катон! Какого долбаного хрена ты сделал с моей центурией?

В заданном вопросе слышалась горечь, но знакомый ворчливый тон, к которому юноша так привык за последние месяцы, мог принадлежать только одному человеку. Не веря ушам, Катон открыл-таки глаза и уставился на вопрошавшего.

— Макрон?!

ГЛАВА 27

— Рад, что ты все еще узнаешь меня… в этаком-то виде! — ухмыльнулся Макрон и похлопал своего оптиона по плечу, стараясь, правда, не задевать волдыри.

Катон молча воззрился на воскресшего центуриона. Весь в крови, вымазанный с головы до ног болотной грязью, тот и впрямь весьма смахивал на ходячего мертвеца, и для Катона, только что яростно разившего бриттов в неукротимом стремлении отомстить за смерть любимого командира, появление живого, ухмыляющегося Макрона явилось столь сильным потрясением, что он, к тому же находящийся на пределе изнеможения, просто не мог осознать случившегося и тупо таращился перед собой, разинув рот.

— Катон?

Макрон участливо покачал головой. Покачнулся и оптион, голова его свесилась, правая рука бессильно болталась вдоль тела. Вокруг во множестве валялись окровавленные тела римлян и бриттов. Река уносила к морю расплывающиеся по поверхности кровавые пятна, а заодно с ними и немалое число трупов, а над всем этим царством смерти ярко сияло солнце. После страшного шума сражения наступившая тишина воспринималась только что вышедшими из его горнила людьми как нечто странное, и самые обыкновенные мирные звуки, например щебет птиц, ввергали их в состояние, подобное шоку.

Неожиданно Катон осознал, что он тоже весь покрыт грязью и чьей-то кровью, и со дна его желудка поднялась волна тошноты. Прежде чем центурион, мигом сообразивший, что творится с его оптионом, сумел отпрянуть, того вырвало прямо ему на грудь. Центурион поморщился, однако, увидев, что ноги юноши подгибаются, покрепче сжал ставшие ватными плечи, чтобы тот мягко опустился на колени.

— Ну, малый, — добродушно проворчал он. — Облегчайся, коли приспичило.

Катона выворачивало снова и снова, пока внутри него ничего не осталось, но он продолжал тужиться, изрыгая желчь. Наконец спазмы отпустили, и он смог набрать воздуха в грудь. Теперь из его рта в лужу блевотины под ногами стекала лишь тонкая струйка слюны. Вконец измученный молодой человек едва ли осознавал свое положение. Усталость и напряжение последних дней взяли верх, ни тело, ни сознание с ними уже не справлялись. Макрон погладил юношу по спине, но тут же смущенно огляделся. Ему очень хотелось проявить сострадание, утешить и по возможности успокоить измотанного паренька, однако подобные нежности, да еще на глазах у подчиненных, могли быть неправильно поняты. Наконец Катон сел и опустил голову между рук, грязь и кровь на его лице уже подсыхали. Его худощавое тело тряслось, однако какой-то резерв внутренних сил позволял ему оставаться в сознании.

Макрон понимающе кивнул, ибо в какой-то момент каждому солдату случается оказаться в столь аховом положении. Опытный центурион знал, что юноша растратил все свои силы, преступил грань своих возможностей и что требовать от него в таком состоянии выполнения каких-то обязанностей просто нелепо.

— Отдохни, парень. О ребятах не думай, я о них позабочусь. А тебе сейчас надо отдохнуть.

В какой-то момент казалось, что оптион попытается возразить, но ему на это не хватило сил, и он, кивнув, медленно опустился на травянистый берег. Глаза юноши закрылись сами собой, он мгновенно уснул. Некоторое время Макрон молча смотрел на него, потом снял с ближайшего убитого бритта плащ и бережно накрыл спящего юношу.

— Центурион Макрон! — прозвучал громкий, удивленный голос Веспасиана. — А я слышал, будто ты погиб.

Макрон поднялся на ноги и отсалютовал.

— Тебя информировали неправильно, командир.

— Догадываюсь. Расскажи, как было дело.

— Да тут и рассказывать-то особо нечего. Меня сбили на землю, я прихватил одного из них с собой, а варвары, благо темень, сочли нас обоих мертвыми. Они бросили нас и ушли, а я выбрался из-под трупа и отправился искать легион. Ну и нашел… и поспел как раз вовремя, чтобы прыгнуть на судно, отбывавшее со второй партией атакующих. Мне подумалось, командир, что Катону и парням может потребоваться моя помощь.

Веспасиан бросил взгляд на свернувшегося калачиком оптиона.

— Как с пареньком, все в порядке?

Макрон кивнул:

— С ним все нормально, командир. Просто переутомление.

За спиной Веспасиана прибывшие с ним трибуны и прочие штабисты вели подсчет уцелевшим десантникам, и Макрон, подумав, уж не вознамерился ли легат взвалить на Катона что-то подобное, нахмурился.

— Командир, парнишка совсем вымотался. Пока не отдохнет, толку от него не будет.

— Да не ершись ты, — рассмеялся легат. — Я вовсе не собирался тревожить беднягу. Просто хотел убедиться, что с ним все нормально. Сегодня утром он неплохо послужил своему императору.

— Так точно, командир. Он молодец.

— Позаботься, чтобы он как следует отдохнул. И займись своей центурией. Все твои люди проявили себя наилучшим образом. Пусть тоже отдохнут. До конца нынешнего дня легион как-нибудь обойдется без них.

Веспасиан улыбнулся центуриону и добавил:

— Действуй, Макрон. Хорошо, что ты вернулся!

— Спасибо, командир. Я и сам рад, — улыбнулся в ответ центурион.