Возрождение (ЛП) - Боуден Оливер. Страница 15

– Матовая полировка, – пояснил Леонардо. – Как на римских доспехах. Что-то, что поглотит блеск от солнца, и не отразит его обратно.

Эцио поднял оружие и повертел в руках. Тонкое, но крепкое лезвие было прекрасно сбалансировано. Эцио никогда не видел подобного. Кинжал с пружинным механизмом, который легко можно спрятать на запястье. Все, что нужно сделать – это согнуть запястье, и выскочит клинок.

– Я думал, что ты мирный человек, – произнес Эцио, вспомнив птиц.

– Мной властвуют идеи, – решительно ответил Леонардо. – Всегда. А теперь… – добавил он, доставая молоток и зубило из ящика с инструментами. – Ты же правша? Отлично. Положи безымянный палец правой руки на эту колоду.

– Что ты делаешь?

– Прости, но это необходимо. Владелец клинка должен доказать свою преданность оружию.

– Что это значит?

– Он будет работать только в том случае, если отрубить тебе палец.

Эцио моргнул. В его голове пронеслись картины из прошлого: он вспомнил, как Альберти уверял его отца в дружбе, и как потом Альберти убеждал его после ареста отца, вспомнил казнь и свой собственный побег. Он стиснул зубы.

– Давай!

– Может лучше использовать топор? Разрез будет чище, – Леонардо вытащил из-под стола еще один ящик. – А теперь давай палец, сюда.

Эцио окаменел, когда Леонардо занес топор. Он зажмурился и услышал, как лезвие пронеслось вниз, и – бац! – вонзилось в деревянную колоду. Боли не было. Он открыл глаза. Топор воткнулся в колоду. В дюйме от его невредимой руки.

– Ах ты, ублюдок!

Эцио был шокирован и разъярен столь безвкусной шуткой.

Леонардо поднял руки вверх.

– Тише! Это же было весело! Жестоко, согласен, но я просто не смог удержаться. Я хотел убедиться в твоей решимости. Видишь ли, изначально механизм действительно требовал жертву. Это было связано с древней церемонией инициации, как я полагаю. Но я внес пару изменений. Так что можешь оставить свой палец себе. Смотри, клинок из-за них выскакивает легко, и я сделал так, чтобы при выходе лезвия, эфес поворачивался. Все что тебе нужно – это помнить, что запястье надо изогнуть в момент выхода лезвия. Так твой палец останется при тебе. Но можешь носить перчатки – клинок очень острый.

Эцио был слишком восхищен – и благодарен, чтобы продолжать злиться.

– Это невероятно, – проговорил он, несколько раз пощелкав лезвием, пока не убедился, что механизм работает превосходно. – Потрясающе!

– Правда, – согласился Леонардо. – Но ты уверен, что у тебя больше нет похожих страниц?

– Прости…

– Ладно. Слушай, если вдруг отыщешь еще, принеси их мне.

– Даю слово. Сколько я тебе должен за…

– Не стоит. Это было очень поучительно. И не…

Их перебил оглушительный стук в входную дверь мастерской. Леонардо поспешил ко входу, так как Аньоло и Инноченто выглядели испуганными. Человек по ту сторону двери заорал:

– Открывайте! Приказ флорентийской стражи!

– Минутку! – отозвался Леонардо, и добавил Эцио, понизив голос, – Останься здесь.

Потом открыл дверь и остановился, преградив стражнику путь.

– Вы Леонардо да Винчи? – спросил стражник звучным, грозным, официальным тоном.

– Чем я могу вам помочь? – отозвался Леонардо, выходя на улицу и заставляя стражника отступить на шаг.

– Я уполномочен задать вам пару вопросов.

Леонардо исхитрился не дать стражнику войти.

– А что случилось?

– Поступило сообщение о том, что вы общаетесь с врагом города.

– Я? Общаюсь? Нелепо!

– Когда вы в последний раз виделись или разговаривали с Эцио Аудиторе?

– С кем?

– Не притворяйся идиотом. Мы знаем, что ты близко общался с Аудиторе. Продал его матери свою мазню. Может немного освежить твою память?

Стражник ударил Леонардо в живот тупым концом алебарды. С громким криком боли Леонардо согнулся и рухнул на землю, а стражник пнул его.

– Теперь ты согласен сотрудничать? Ненавижу художников. Сборище гомиков.

Это дало Эцио время, чтобы незаметно выйти наружу и подкрасться к стражнику со спины. Улица оказалась пуста. Задняя часть потной шеи стражника была не защищена. Эцио поднял руку, приводя механизм в действие, клинок беззвучно выскочил. Одним ловким движением раскрытой правой руки, Эцио вонзил клинок в шею врага. Недавно заточенное лезвие легко и без сопротивления вошло в тело. Стражник умер раньше, чем тело упало на землю. Эцио помог Леонардо подняться.

– Спасибо, – проговорил художник с дрожью в голосе.

– Извини, я не должен был его убивать, но…

– Иногда у нас нет иного выбора. Но я ожидал подобного…

– О чем ты?

– Я был замешен в деле Сальтарелли.

И тут Эцио вспомнил. Джакопо Сальтарелли работал натурщиком. Несколькими неделями ранее его анонимно обвинили в занятиях проституцией, и Леонардо, вместе с еще тремя художниками, попали на скамью подсудимых. Дело было закрыто за недостаточностью доказательств, но от пятна на репутации уже нельзя было избавиться.

– Но здесь не преследуют за гомосексуализм, – сказал он. – Кажется, немцы придумали кличку для таких мужчин. Они называют их флорентийцами.

– Официально я все еще вне закона, – буркнул Леонардо. – 'Ты все еще можешь отделаться штрафом. С такими людьми у власти, как Альберти…

– А что с телом?

– О, – проговорил Леонардо. – Это же просто удача. Помоги мне втащить его внутрь, пока никто не увидел. Я положу его с остальными.

– Удача? С остальными?

– В подвале достаточно прохладно. Они сохраняться в течение недели. Госпиталь предоставляет мне один-два трупа, а если потребуется, то и больше, для опытов. Все неофициально, конечно. Я вскрываю их и изучаю, это помогает мне в исследованиях.

Эцио взглянул на друга с еще большим любопытством.

– В чем?

– Думаю, я говорил тебе, что мне нравится разбираться, как устроены вещи.

Они внесли тело внутрь, и два ассистента Леонардо утащили его через дверь вниз по ступенькам.

– Но что если они пришлют кого-нибудь следом, – выяснить, что с ним случилось?

Леонардо пожал плечами.

– Я все буду отрицать,– он подмигнул. – У меня есть в городе влиятельные друзья, Эцио.

Эцио пришел в замешательство.

– Ну, если ты вполне уверен…

– Только не рассказывай никому о случившемся.

– Не расскажу. Спасибо тебе, Леонардо. За все.

– Не за что. И не забудь, – в его глазах вспыхнул огонек голода, – если найдешь другие страницы из Кодекса, принеси мне. Кто знает, какие новые изобретения могут быть описаны на них…

– Обещаю.

Эцио проделал путь в дом Паолы в приподнятом настроении, хотя не забывал, что необходимо скрываться в толпе, когда шел на север через город.

Паола с радостью встретила его.

– Ты задержался больше, чем я ожидала.

– Леонардо любит поболтать.

– Я надеюсь, это не все, чем он занимался?

– Нет. Взгляни!

Он показал ей клинок на запястье, выдвинув его показным жестом из-под рукава, и мальчишески улыбнулся.

– Впечатляет.

– Да, – Эцио выглядел восхищенным. – Конечно, нужно еще потренироваться. Мне бы хотелось оставить при себе все пальцы.

Паола помрачнела.

– Эцио, похоже, ты все обдумал. Я дала тебе знания, а Леонардо – новый клинок. – Она вздохнула. – Теперь все, что от тебя требуется – сделать дело.

– Да, – тихо согласился Эцио, его настроение испортилось. – Вопрос только в том, как лучше подобраться к мессеру Альберти.

Паола задумалась.

– Герцог Лоренцо возвращается. И он не обрадуется казни, которую провел в его отсутствие Альберти. Но он бессилен оспорить решение гонфалоньера. Однако, завтра ночью в монастыре Санта-Кроче пройдет выставка последних работ Маэстро Верроккьо. Весь высший свет Флоренции будет там, включая Альберти. – Она внимательно посмотрела на Эцио. – Я думаю, тебе тоже нужно быть там.

Эцио узнал, что помимо остальных скульптур, будет выставлена бронзовая статуя Давида, библейского героя, с которым ассоциировала себя Флоренция, расположенная между двумя Голиафами – Римом на юге и жадными до земель королями Франции на севере. Она была создана по заказу семьи Медичи и должна была быть установлена во Дворце Веккьо. Маэстро начал работу над ней три или четыре года назад, и ходили слухи, что голова статуи была создана на основе головы одного из молодых учеников Верроккьо, – а точнее с Леонардо да Винчи. В любом случае, это вызвало сильное волнение, и люди уже обсуждали, что именно одеть на это важное мероприятие.