Южная звезда (с иллюстрациями) - Верн Жюль Габриэль. Страница 3

И мистер Уоткинс подкрепил торжественность заключительного приговора, опрокинув в рот стакан с остатками джина.

Молодой инженер, смешавшись, не нашел что ответить. Видя это, его собеседник пошел дальше.

— Поразительные вы люди, французы! — продолжил он.— Ей-ей, вы ни в чем не сомневаетесь! Как же так? Вы, словно с луны свалившись, являетесь три месяца назад в Грикваленд, в самую глубинку. И вдруг, зайдя в очередной раз к честному человеку, который о вас слыхом не слыхивал и за эти девяносто дней не успел с вами и десяти раз повидаться, объявляете: Джон Стэплтон Уоткинс, у вас очаровательная дочь, прекрасно воспитанная, всеми признанная жемчужиной края и единственная наследница вашей собственности в алмазных рудниках Копье, богатейших в Старом и Новом Свете! Меня же зовут Сиприен Мэрэ, я из Парижа, инженер с четырьмя тысячами восемьюстами франками жалованья! И потому будьте добры отдать вашу юную красавицу мне в жены, чтобы я мог увезти ее на свою родину, а вы больше не услышали бы о ней ни звука, разве что издалека — по почте или телеграфу!… И вы находите это естественным?… Я нахожу это поразительным!

Сиприен поднялся, бледный как полотно. Взяв свою шляпу, он собрался покинуть комнату.

— Да, поразительным,— повторил фермер.— Увы, я не умею золотить пилюлю, куда уж мне!… Я, сударь, англичанин старой складки! Каким вы меня видите! Я был беднее вас, да, гораздо беднее! Каких только ремесел я не перепробовал! Был юнгой на торговом судне, охотился на бизонов в Дакоте, копал руду на шахте в Аризоне, пас овец в Трансваале! Знавал жару и холод, голод и усталость! В течение двадцати лет заработанного в поте лица едва хватало на сухую корку, заменявшую мне обед! Когда я женился на покойной миссис Уоткинс, матери Алисы, которая была дочкой бура [10], француза по происхождению — как и вы, между прочим,— у нас у обоих не было чем козу накормить! Но я работал! Я не терял мужества! Теперь я богат и намерен воспользоваться плодами своих трудов! И прежде всего я намерен сохранить при себе мою дочь, чтобы она заботилась о моей подагре и развлекала меня музыкой — вечерами, когда взгрустнется! И если она когда и выйдет замуж, то только здесь, за местного парня, такого же богатого, как она сама, фермера или владельца рудника вроде нас, так чтобы и речи не заходило, чтобы уезжать и жить, помирая с голоду, на четвергом этаже, в стране, куда у меня в жизни ни малейшего желания не было ногой ступить! Она выйдет замуж за Джеймса Хилтона, к примеру, или за кого другого из того же теста! Претендентов хватает, уверяю вас! Короче, найдется еще добрый англичанин, что не убоится стакана джина и не откажется выкурить в моей компании трубочку!

Сиприен уже держал руку на ручке двери, собираясь покинуть зал, где он задыхался.

— Но зла на меня не держите!— воскликнул мистер Уоткинс.— Я на вас нисколько не в обиде, месье Мэрэ, и всегда буду рад вас видеть в качестве жильца и друга! Постойте, ведь как раз сегодня вечером мы ждем кое-кого к обеду! Не хотите ли присоединиться?…

— Нет, спасибо, сударь! — холодно ответил Сиприен,— Мне нужно к открытию почты, чтобы взять накопившуюся корреспонденцию.

И он вышел.

— Поразительный народ эти французы… просто поразительный! — повторял мистер Уоткинс, раскуривая свою трубку о тлевший конец просмоленной веревки, всегда находившейся у него под рукой.

И налил себе большой стакан джина.

Глава II

В АЛМАЗНЫХ ПОЛЯХ

В отповеди мистера Уоткинса наиболее унизительным молодому инженеру показалось то, что он сам не мог не найти в ней много разумных соображений. Размышляя об этом, Мэрэ даже удивлялся, как это ему заранее не пришли в голову те возражения, которые привел фермер, и как это он, не поразмыслив, рискнул нарваться на столь грубый отказ.

До сего времени молодой инженер никогда не думал о дистанции между девушкой и им, которую создавало различие в их состоянии и происхождении. Привыкнув рассматривать минералы лишь с точки зрения химической науки, он видел в алмазах лишь простые образцы углерода, полезные для музея Горной школы. Кроме того, живя во Франции в более культурной среде, нежели окружение Уоткинса, он совершенно упустил из виду торговую ценность богатых копей, принадлежавших фермеру. Поэтому ему ни на миг не приходила на ум мысль о неравенстве между дочерью владельца Вандергаарт-Копье и французским инженером. А если бы эта мысль у него и возникла, то он, как парижанин и бывший ученик Политехнической школы, вероятнее всего, решил бы, что именно ему предстоит вступить в так называемый «мезальянс» [11].

Резкий отказ мистера Уоткинса означал болезненное пробуждение от этих иллюзий. Сиприен был слишком здравомыслящим человеком, чтобы не признать его обоснованность, и слишком порядочным, чтобы возмутиться приговором, который он признавал, по сути, справедливым. И все же как раз теперь, когда приходилось отказаться от Алисы, он еще острее почувствовал, насколько дорога стала она ему за эти три месяца.

Действительно, со дня их знакомства, а это значит — со времени его приезда в Грикваленд, прошло всего три месяца. Каким далеким оно теперь казалось!

Тогда, высадившись на берег вместе со своим другом Фарамоном Бартесом — старым товарищем по коллежу, который вот уже в третий раз ехал в Южную Африку поохотиться для собственного удовольствия,— Сиприен расстался с ним в Капе. Фарамон Бартес отправился в страну басуто [12], где он рассчитывал набрать небольшой отряд чернокожих воинов, которые сопровождали бы его в его охотничьих экспедициях. Сиприен же купил место в тяжеловесном фургоне, запряженном четырнадцатью лошадьми, который на дорогах Вельда выполняет роль дилижанса, и двинулся в путь до Поля Алмазов.

Этот дилижанс — большая колымага со скамьями на двенадцать мест, покрытая брезентом, с четырьмя огромными колесами. Лошадьми, запряженными попарно (порой запрягают и мулов), управляют двое кучеров, сидящих бок о бок на передке; один держит вожжи, в то время как его помощник размахивает очень длинным кнутом из бамбука, похожим на гигантское удилище.

Пять или шесть огромных ящиков — настоящая химическая и минералогическая лаборатория, с которой он не захотел расстаться,— составляли снаряжение молодого ученого. Однако в дилижансе разрешается иметь не более пятидесяти килограммов багажа на пассажира, и поэтому пришлось скрепя сердце переставить драгоценные ящики в телегу, запряженную быками, которые тащились в Грикваленд со скоростью эпохи Меровингов [13].

Дорога идет через Бофорт, красивый городок, построенный у подножия Ньевельдских гор, пересекает их цепь, достигает штата Виктории и приводит наконец в Хоптаун — Город Надежды — на берегу реки Оранжевой, а затем в Кимберли и к главным алмазным месторождениям, до которых отсюда всего несколько миль. Путешествие через пустынный Вельд занимает восемь или девять дней, мучительных и однообразных. Пейзаж на всем протяжении пути самый удручающий: красные долины, камни, рассеянные словно всходы морен, серые скалы, пронзающие поверхность почвы, редкая желтая трава, сухой обглоданный кустарник. Ни культурных растений, ни природных красот. Изредка может встретиться жалкая ферма, владелец которой, добившись от колониальных властей концессии [14] на землю, берет на себя обязанность давать приют проезжающим. Но гостеприимство это всегда самое убогое. На своеобразных постоялых дворах не бывает ни постелей для людей, ни подстилки для лошадей. С трудом сыщется несколько коробок пищевых консервов, проделавших небось не одно кругосветное путешествие и продающихся на вес золота! Вот почему, из соображений пропитания, лошадей оставляют в поле, где им ничего не остается, как искать пучки травы меж камнями. Но зато когда наступает пора отправляться, собрать их оказывается не так-то просто.