Шальная музыка - Черненок Михаил Яковлевич. Страница 7

— А кто из вашего двора еще любит музыку?

Дима ладонью потер нос:

— Дядя Федя на гармошке играет. Когда с получки надерется, громко поет, как он на почте служил ямщиком.

— Выпивает дядя Федя?

— Не знаю. Это бабушка, как услышит песню, говорит: «Опять Федька с получки надрался».

«Музыкальный» вопрос оказался малышу не по зубам. Слава хотел было попросить Диму, чтобы тот познакомил со своей бабушкой, которая «каравулит» его во дворе и наверняка знает о мальчишках, заглядывавших в окно к хромому музыканту. Но в это время к скамейке подошла энергичная старушка в длинной, будто с чужого плеча, вязаной кофте. Окинув Голубева пристальным взглядом, она строго спросила:

— Почему, гражданин, с ребенком заигрываешь? Умыкнуть хочешь?..

Голубев засмеялся:

— Соображаю, кому бы такого джигита под контроль сплавить.

— Ты мне зубы не заговаривай!

— Честное слово, не ворую. — Слава достал из нагрудного кармана рубашки служебное удостоверение. — Я в милиции, бабуся, работаю. Сам воров ищу.

Старушка, прищурясь, заглянула в развернутые корочки. Будто читая по слогам, шевельнула губами и подобрела:

— Это другой табак, а то — джигит… Тут такие джигиты мельтешат, того и гляди, чего-нибудь стибрят. Да и люди теперь всякое говорят…

— Не слушайте пустые разговоры.

— Здоров живешь! Как не слушать? Из пустого не придумают. Видать, что-то было на самом деле, коль говорят. Сам-то чего, прошлогодний снег здесь ищешь?

— Из тринадцатой квартиры через форточку магнитофон утащили.

— О, батюшки! У хромого музыканта?

— У него.

— Когда?

— Четыре дня назад, пятнадцатого числа.

— Это, стало быть… В понедельник?..

— Так, выходит.

— Жалко инвалида. Очень приветливый, ласковый паренек. — Старушка вдруг подняла со скамейки любопытно притихшего внука и поставила его на землю. — Топай, Димочка, домой. Мама оладушков испекла, тебя поджидает.

Мальчик с неохотой, но беспрекословно пошел к подъезду.

— Хороший малыш, послушный, — глядя ему вслед, сказал Голубев.

Старушка присела на скамейку. Чуть помолчав, вздохнула:

— В таком возрасте все хорошие да послушные, а подрастут — закусывают удила.

— Вас как зовут, бабуся?

— Федосьей Андреевной. — Старушка опять вздохнула. — Своровали, говоришь, у инвалида музыку?

— Своровали.

— Вот несчастье… Это, так и знай, кто-то из подрастающего молодняка набедокурил. Помешались ныне молодые на музыке. Вот, к примеру, возьми мою внучку Татьяну, старшую Димину сестру В восьмом классе учится. Считай, невеста. А прибегает из школы и… загудело все в квартире. Такую оглушительную музыку заводит, хоть из дому убегай. На прошлой неделе подарила ей ко дню рождения десятирублевку. Купи, мол, сама себе подарок. И что, думаешь, купила?.. — Старушка протянула сморщенную ладонь. — Вот такую, меньше моей ладошки, фитюльку с музыкой. «Пленка» — называется. А на той пленке: то ли черти горох молотят, то ли ведьмы с подвывом горшки об пол бьют. Покачала я головой: «Эх, Татьяна, не жаль тебе было спалить десятку за такое дерьмо?» Она от удивления глаза таращит: «Ты что, бабуленька?! Это настоящий американский рок!» Вот и поговори с ней…

— Где Татьяна купила эту музыку? — заинтересовался Слава.

— В магазине, должно быть.

— В магазинах такое не продают.

— Ну, видать, жулик какой-то Татьяну облапошил.

— Федосья Андреевна, — спросил Голубев, — подростки часто в окно к хромому музыканту заглядывают?

— Почти каждый день пялются. Музыкант сам с ними заигрывает.

— Из вашего двора мальчишки?

— Нашенские.

— А чужие здесь бывают?

Старушка задумалась:

— В понедельник… или во вторник, не могу точно вспомнить, два посторонних стригунка, лет по двенадцати, на черемуху за ягодой хотели взобраться. Я прикрикнула, чтоб сучья не обломали. Их как ветром со двора выдуло.

— Не они ли в форточку залезли?

— Кто их знает. Шустрые были мальчуганы. Один конопатый, как сорочье яйцо, у другого личико чистенькое.

— Одеты как?

— Оба в школьной форме.

— Волосы какие?

— Конопатый — светленький, другой — чернявый. Подстрижены коротко. Видать, перед началом школьного года в парикмахерской были.

— Вы в какое время обычно во дворе находитесь?

— Считай, целыми днями тут вот сижу. Только после обеда, когда Дима на часик засыпает, отсутствую… — Старушка вдруг придвинулась к Голубеву и понизила голос: — Слушай-ка, а ведь в понедельник утром появлялся в нашем дворе подозрительный мужчина. Годов ему этак… возле сорока. Роста приличного, белесый и круглолицый. Одет хорошо. Белые наутюженные штаны; рубаха, видать, заграничная — с разными картинками вдоль и поперек; на макушке расписная тюбетейка. Другими словами, если по одежке судить, человек интеллигентный. Но руки рабочие. И улыбка нехорошая, от уха до уха. А во рту, поверь моему слову, сплошь золотые зубы…

— Что этот мужчина здесь делал? — быстро спросил Голубев.

— Музыканта хотел дождаться, но тот поздним вечером домой заявился.

— Долго ждал?

— Во двор он зашел около десяти. Аккурат я с Димой из квартиры вышла. С полчаса посидел со мной на этой вот лавочке. Потом где-то по райцентру часа два мотался. Вернулся уже после обеда. Еще минут двадцать о разных пустяках со мной поговорил. Признаться, я без охоты с ним разговаривала и прямо высказала, мол, чего-то ты, гражданин, не вызываешь у меня доверия. Он не обиделся. «Тебе, — говорит, — мать, прокурором надо работать. Но в данный момент подозрения твои ошибочны». — «А какая нужда приспичила к хромому музыканту?» — спросила. «Дружки мы с ним. Хочу подработку дать». После этих слов закурил папиросу и быстренько испарился. Вечером, когда музыкант домой прибыл, рассказала ему о «дружке». Тот удивился: «Нет у меня, бабушка, такого друга, с золотыми зубами».

— Не испугался?

— А чего пугаться? Только плечами передернул.

— Как он вообще, музыкант?..

— Безотказный, услужливый паренек. По ремонту музыки большой спец. Соседи распознали, ну и зачастили к нему с просьбами насчет неисправных телеков да прочего радио. Наше бытовое обслуживание без радости встречает клиентов. Придешь в бытовку, а там то нахамят, то запчастей нету, то очередь такую создадут, что и до морковкиного заговенья не дождешься починки. А музыкант придет в дом, покумекает возле неисправного телека, смотришь, тот разом и заиграл как новенький… — Старушка помолчала. — И, главное, вроде из чистого интереса неисправности устраняет, денег за починку с соседей не берет. Только материалы просит оплачивать. Ну это и понятно: не станет же мастер из собственного кармана еще и запчасти доставать. Скажи, не так?..

— Так, — согласился Слава.

Разговор со старушкой вдохновил Голубева. Он почувствовал внутренний подъем еще и оттого, что инвалид Зуев был, кажется, порядочным человеком. Вообще-то Слава не делил потерпевших на положительных и отрицательных, но порядочных людей, когда волею случая или злого умысла на них обрушивалось несчастье, жалел больше. Поэтому при раскрытии преступлений, где пострадали невинные люди, Голубев работал вдохновеннее и напористее.

Взяв мысленно на заметку «золотозубого в тюбетейке», как про себя окрестил Слава мужчину, показавшегося Федосье Андреевне подозрительным, он поинтересовался у старушки, в какое время прибыл Зуев домой в понедельник вечером.

— Сразу после ужина со стороны железнодорожного вокзала пришел. Налегке, без багажа, — ответила Федосья Андреевна.

— Бывало, и с багажом появлялся?

— Иногда подкатывает к подъезду на такси. То какие-то коробки привозит, то, видала, телевизор как-то выгружал.

— А клиенты к нему на машинах не приезжают?

— Теперь машин развелось, не сразу поймешь, кто к кому едет.

— Когда вы последний раз видели музыканта?

Старушка, будто считая, принялась загибать пальцы:

— После ужина во вторник Дима тут в песочке копался, а я на лавочке так же сидела. Аккурат в это время музыкант и появился с красивенькой барышней Поздоровался со мной. Я пошутила: «Никак невесту подхватил?» Он сконфузился: «Сестренку, бабушка, на вокзале встретил. Из Новосибирска приехала». Вот и все.