Графиня Монте-Кристо (Мадемуазель Монте-Кристо) - Магален (Махалин) Поль. Страница 47

— О Боже, Ты знаешь, что я поклялась никогда больше не испытывать ненависти ни к одному человеку, оставив для своих горестей и печалей лишь один день в году, этот самый день. Все остальные дни я решила пожертвовать своим несчастным сестрам во Христе. Я всегда давала щедрой рукой, разбрасывая повсюду семена милосердия и сострадания. Так что же заставляет этих жалких насекомых снова и снова вставать на моем пути? В такие минуты мне кажется, что голос гнева и мщения говорит мне снова и снова: «Ты по-прежнему женщина, Элен, и ты ничего не забыла, так сокруши же их, отомсти за погибших, отомсти за себя!»

Говоря это, она опустилась на скамеечку для молитвы и, борясь с сомнениями, протянула руки к распятию, молясь, подобно Иисусу на Масличной Горе: «О Господи, отверзи от уст моих чашу страдания!»

Жозе молча стоял, скрестив руки на груди, и с нежным сочувствием наблюдал за молящейся женщиной, мольба которой нашла путь и к его сердцу.

Прошло еще много времени, прежде чем графиня Монте-Кристо окончательно пришла в себя. Долгое время она ничего не могла сказать, губы ее чуть шевелились и лишь вздохи отчаяния и рыдания вырывались из ее груди.

Наконец она открыла глаза и, усилием воли стряхнув с себя отчаяние, воскликнула:

— Иди же, Жозе, иди, сын мой. Наш небесный отец читает в наших сердцах, Он, которому известно все, знает, что мы не хотели этой новой битвы, Он знает, что мы не стремились стать судьями в своих интересах, что мы не жаждали мести. Нет, наша цель гораздо благороднее и бескорыстнее. Если Господь ставит этих негодяев на нашем пути, то это значит, что Он хочет наказать их, выбрав нас орудием своей воли. Прощение раскаявшимся, возмездие коснеющим в греховном упрямстве!

— Да будет так! — воскликнул Жозе, поспешно выходя из комнаты.

Миновав оранжерею, он вышел из дома графини Монте-Кристо и сел в наемную карету.

Через двадцать минут виконт был в тенистой аллее, где мы уже встречали его, беседующим с госпожой Потель. На этот раз она тоже не заставила себя долго ждать и, держась за дверцу кареты, передала виконту ключ от садовой калитки.

— Что слышно о Луи, господин виконт? — спросила вдова, протягивая молодому человеку маленький кошелек. — Это для него; боюсь, как бы он снова не взялся за свое.

— Не бойтесь, госпожа Жакмен, мы постоянно наблюдаем за ним. Я сегодня же увижусь с его хозяином и вечером сообщу вам все новости.

Сказав это, виконт де ла Крус приказал извозчику отвезти себя на Вандомскую площадь. Выйдя из экипажа, он пошел в направлении бульваров и вскоре очутился в магазине Клемана.

Занятый работой Клеман весело напевал по старой привычке, приобретенной им еще в Браконском лесу.

— Луи Жакмен сейчас здесь? — спросил Жозе, дружески хлопая его по плечу.

— Нет, он еще пьянствует, — ответил Клеман и раздраженно добавил, — раньше он напивался всякий раз, как ее увидит, а сейчас пьет оттого, что нигде не встречает ее.

— Бедняга! — прошептал Жозе.

— Мне кажется, он сошел с ума, — продолжал Клеман. — Вчера я решил разыскать его и как ты думаешь, где он был? Сидел совершенно пьяный в грязной забегаловке за одним столом с весьма подозрительным итальянским бродягой, называющим себя сеньором Чинеллой!

— Вот оно что! — воскликнул Жозе.

— Да, причем они делили между собой какие-то деньги, должно быть, кого-то ограбили. Если хочешь, мы можем еще раз попытаться спасти его, но, по-моему, это будет пустой тратой времени, он просто неисправим.

— Напротив, — подумал Жозе, — кажется, сейчас самое время прийти ему на помощь!

ГЛАВА XX

Лежижан

На двери одного из домов на Монмартрской улице висела медная табличка, на которой черными буквами было написано:

«Э. Лежижан, посредник и

торговый агент»

Войдя в эту дверь, посетитель попадал в прихожую, вся обстановка которой состояла из одной длинной скамьи. В противоположных концах прихожей находились проволочные ограждения, на одном из которых красовалась надпись «Кассир», а на другом «Контора».

Посетители обычно направлялись в контору, представлявшую собой комнату довольно скромных размеров, в которой сидело трое молодых клерков, непрерывно что-то пишущих стальными перьями на линованной бумаге с восьми часов утра до пяти вечера.

Прямо напротив входа находилась вертящаяся дверь с надписью «Управляющий».

В этой конторе совершались всевозможные сделки и проворачивались самые разные дела: покупались квитанции на заложенные вещи и старые кашемировые шали, шла продажа вина и угля, сыновья богатых родителей могли получить здесь солидные ссуды, а испытывающие денежные затруднения дамы закладывали тут свои бриллианты или души.

Дверь святилища с надписью «Управляющий» редко открывалась для клиентов, однако для некоторых особ она никогда не закрывалась.

К числу этих привилегированных посетителей относились мелкие парижские лавочники и торговцы, содержатели меблированных комнат и ростовщики, с успехом высасывающие кровь из своих клиентов независимо от их пола и возраста, а также несколько богатых владельцев недвижимого имущества, которые, не относясь к числу клиентов, являлись акционерами предприятия.

Фактически господин Э. Лежижан был управляющим официально несуществующего и нигде не зарегистрированного банка.

Владельцы недвижимости предоставляли в его распоряжение свои дома, торговцы мебелью — мебель, портные и модистки — одежду, а ювелиры и владельцы магазинов — драгоценности, кружева, кашемировые изделия, экипажи, лошадей, а также, в большей или меньшей степени, свои души.

Лежижан контролировал буквально все, руководил всеми операциями, организовывал деятельность предприятия и брал на себя всю ответственность.

В пять часов вечера контора, как обычно, закрылась. Старый кассир снял нарукавники и, надев шляпу, вышел на улицу. Три клерка, захлопнув книги и побросав письменные принадлежности, с шумом выбежали на крыльцо, лишь один Лежижан по-прежнему сидел у себя в кабинете, явно ожидая какого-то посетителя. В комнате он был не один — в темном углу на диване сидел маленький человечек тщедушного телосложения, одетый с элегантностью старого щеголя. Костюм его состоял из голубых брюк, синего фрака с золотыми пуговицами и желтого жилета; на голове незнакомца красовался белокурый парик.

Наскучив ожиданием, Лежижан вскочил с кресла и начал нетерпеливо расхаживать по комнате.

— Так значит полковник должен сообщить нам сегодня весьма важные новости? — осведомился человек в синем фраке.

— Я уже двадцать раз говорил вам, что сегодня решается судьба брака Матифо и мы наконец узнаем, выйдет из этого что-нибудь или нет!

— Я это знаю, — заметил собеседник Лежижана, — но только никак не могу понять причину…

Резко остановившись посреди комнаты, Лежижан бросил на маленького человечка ужасный взгляд, полный ярости и презрения.

Задрожав от страха, тот пробормотал запинающимся голосом:

— Я вовсе не желаю противоречить вам, дорогой друг, я просто хотел бы получить от вас кое-какие объяснения…

— Вы просто дурак, Туанон, — небрежно бросил ему Лежижан, возобновляя свое хождение по комнате.

Доктор Туанон — ибо этот маленький человечек действительно был нашим старым знакомым — встретил оскорбительный эпитет без всяких возражений.

— Кем бы вы были без меня? — продолжал тем временем Лежижан. — Вы бы так и остались жалким провинциальным врачом с доходом не более двухсот франков в год, вынужденным ездить к больным в дождь и снег. Да, да, ваша участь была бы именно такова. Вместо всего этого вы стали уважаемым столичным доктором, ваша клиника никогда не пустует, а ваши бесплатные консультации создали вам выгодную репутацию филантропа. Помимо своей доли в нашем предприятии, вы зарабатываете не менее тридцати тысяч франков в год. Так неужели после всего этого у вас есть еще причины жаловаться и критиковать мои планы?

— Но я вовсе не жалуюсь и не критикую вас, дорогой друг, я хочу только знать…