Графиня Монте-Кристо (Мадемуазель Монте-Кристо) - Магален (Махалин) Поль. Страница 6
Люди обычно говорят о таких: «Это хороший человек!» Но, испытывая потребность в настоящем друге, мы вряд ли постучимся к ним в дверь.
Доктору Туанону было сорок лет. Стараясь скрыть залысину на лбу, он зачесывал вперед длинные черные волосы.
Обладая франтовскими манерами, проявляя хороший вкус в одежде и в выборе лошадей, Туанон пользовался довольно большим успехом у женщин.
Торговый агент Жан-Батист Матифо, уроженец Перигора, был противником более серьезным, хотя и не обладал устрашающей внешностью.
Сухое смуглое лицо без всяких признаков растительности придавало ему вид преждевременно состарившегося человека, а чрезвычайно светлые волосы казались почти седыми.
Узкогрудый и сутулый, с тонкими руками и ногами, он плохо слышал и постоянно моргал подслеповатыми глазами. Высокий дрожащий голос, заикающаяся речь и неприятный перигорский акцент отнюдь не придавали ему привлекательности. Таков был портрет Матифо.
Как мы уже отметили, энергичность отчасти возмещала Шампиону отсутствие мужества. Ни в чем не опровергая заявления Матифо, он быстро воскликнул:
— Ты не ошибся и рассчитал все довольно верно, но что же из этого?
— Ах, дорогой Шампион, я вовсе не ожидал этого от тебя! — плаксиво заявил Матифо. — Разве мы с тобой не старые школьные товарищи и не друзья детства? С нашей помощью (а без нас тебе все равно не обойтись) ты собираешься прикарманить миллион двести пятьдесят тысяч франков и предлагаешь за все услуги какие-то жалкие двадцать тысяч! Поистине, после этого я просто не знаю, кому еще можно доверять!
Воздев руки к потолку, доктор повторял, как загипнотизированный:
— Миллион двести пятьдесят тысяч франков! Миллион двести пятьдесят тысяч франков!
— Пошли отсюда, Туанон! Покажем этому неблагодарному, что еще не растеряли своего достоинства. Такая плата достойна лакеев! Посмотрим, чего ему удастся добиться без нас!
— Но чего же ты хочешь? — вскричал Шампион, совершенно теряя голову.
— Ничего! — с достоинством ответил Матифо.
— Скажи мне свои условия и мы их обсудим!
— Кажется, ты становишься благоразумным, — отозвался Матифо и, снова окунув палец в бокал, продолжил свои расчеты на столе. — Делим миллион двести пятьдесят тысяч на три и получаем четыреста шестнадцать тысяч шестьсот шестьдесят франков. Именно такая сумма причитается на долю каждого из нас. Но мы же не любим мелочиться, не так ли, Туанон? Мы не будем торговаться, подобно этому человеку, и удовлетворимся круглой суммой в четыреста тысяч франков на брата.
— Четыреста тысяч проклятий! — вскричал Эркюль, взбешенный спокойствием Матифо. — Если вы отказываетесь от двадцати тысяч, то тем хуже для вас. Двадцать тысяч — отличный куш!
— Мудрое замечание. Да, двадцать тысяч франков — прекрасный куш, но четыреста тысяч гораздо лучше.
— Если вы отказываетесь участвовать в этом деле, то лучше скажите сразу, — коротко бросил Шампион. — В конце концов, я справлюсь и без вашей помощи.
— В таком случае, — любезно заметил Матифо, — мы тоже займемся своим делом и сделаем своим сообщником некоего изгнанника, укрытого неподалеку.
Шампион в отчаянии склонил голову. Он был побежден, но все же не смог удержаться от крика, сравнимого лишь с душераздирающим рыданием матери, лишающейся своего ребенка.
— Эти негодяи хотят разорить меня! — громко завопил он.
— Мы хотим разорить тебя? — повторил Матифо, пожимая плечами. — И как ты можешь говорить такое! Мы лишь хотим обогатиться, но отнюдь не желаем разорять тебя.
Ты сам прекрасно понимаешь, что мы с доктором не настолько безумны, чтобы требовать от тебя немедленной уплаты этих денег наличными. Это было бы слишком глупо и дерзко. Как бы успешно мы ни провели это дело, у него все равно останется скверный оттенок, и мы поступили бы крайне неосторожно, если бы дали возможность кому-нибудь заподозрить нашу заинтересованность в тех событиях, которые должны произойти здесь этой ночью. Туанон, например, прибыл в замок в качестве врача, а я здесь для того, чтобы потребовать оплаты по опротестованному векселю. Нам вовсе не надо, чтобы кто-нибудь знал о том, что каждый из нас стремится получить треть наследства графини Элен де Ранкон. Поэтому тебе сейчас нечего бояться, что мы потребуем свою долю в ближайшем будущем.
— Но что же тогда вам нужно от меня сейчас? Спрашиваю вас об этом уже в третий раз!
— О, почти ничего, или, лучше сказать, сущая безделица. Ты просто должен официально засвидетельствовать, что каждый из нас имеет долю в твоем предприятии в сумме четырехсот тысяч франков. Для доктора это отличный доход, ибо в другом месте ему никогда не получить таких денег, да и мы с тобой не останемся в накладе, — продолжал Матифо, подмигивая Шампиону, — с твоим умом и моим деловым талантом мы заработаем миллионы.
— Хорошо, пусть будет так, — со вздохом согласился Шампион, подумав про себя: «Мне во что бы то ни стало надо избавиться от этих кровопийц».
— Так ты подпишешь эти контракты? — спросил Матифо, вытаскивая из кармана два гербовых бланка. — Они уже юридически оформлены, надо лишь проставить дату. Подумай только, теперь ты являешься прямым наследником!
Шампион придвинулся к лампе, чтобы прочесть документы, и Матифо, глядя на него, подумал:
— Какой дурак! Он ведь даже не подозревает, что в нужный момент я обведу его вокруг пальца. Подписывай, старина! Таскай для меня каштаны из огня, но не надейся, что они достанутся тебе. На этом деле я заработаю миллион!
Туанон в этот миг не думал ни о чем. В глазах его не отражалось ничего, кроме жадности, а губы сами собой продолжали тихонько шептать:
— Миллион двести пятьдесят тысяч франков!
ГЛАВА IV
Четвертый огонек
Теперь войдем в комнату, выходящую окнами в сад. Все окна обширного помещения, кроме одного, закрыты плотными шторами из дамаста; полог над кроватью сделан из того же материала.
В кровати лежит женщина, светловолосая головка которой покоится на подушке с кружевной отделкой.
Она спит и, видимо, видит какой-то приятный сон, ибо с ее улыбающихся губ одно за другим срываются два имени: Жорж и Октав. Эти имена, объединенные во сне, доказывают ее чистоту и невинность.
Говорит она, без всякого сомнения, с усопшим другом и говорит о том, кому грозит сейчас смертельная опасность, но по-видимому, надежда не оставляет ее, ибо губы молодой женщины продолжают улыбаться.
Да, на пунцовых губках графини Элен де Ранкон играет нежная легкая улыбка. Не станем же тревожить ее мирный сон, ибо давно уже глаза ее не знали ничего, кроме слез.
Но когда-то все было иначе!
С тех пор прошло только пять лет, но как долог кажется этот срок Элен.
Когда-то она, резвое шаловливое дитя, беспечно играла в отцовском доме, но даже слепая любовь отца не смогла испортить характера этого доброго и милого ребенка. Хотя окружающие наперебой старались исполнить любой ее каприз и предугадать каждое желание, но сердце маленькой Элен оставалось по-прежнему чистым и открытым добру.
Рабочие на фабрике отца просто обожали ее, даже самые бедные и несчастные из них с удовольствием смотрели на дочь хозяина, любуясь ее красотой и грацией.
Шли годы. Однажды на фабрику приехал красивый молодой человек. Едва достигнув двадцатипятилетнего возраста, он уже обладал серьезностью и рассудительностью гораздо более зрелого человека.
Вечером, сидя за столом, Элен поняла из разговора отца с их гостем, что тот прибыл для изучения производства на фабрике господина Ромье.
Юности свойственно любопытство и Элен невольно задалась вопросом, почему этот молодой человек столь серьезен и печален. В его присутствии она испытывала невольную робость, хотя бессознательно тянулась всем сердцем к графу Жоржу де Ранкону.
Вскоре ей удалось узнать его тайну.
В чужой стране остались могилы его родителей, умерших в эмиграции, этим и объяснялся печальный вид молодого графа.
Перед Жоржем, несмотря на молодость, стояла трудная задача — восстановить былой блеск знатного имени и семейное благосостояние. Вот почему он был так серьезен.