Ацтек. Том 2. Поверженные боги - Дженнингс Гэри. Страница 39

Вершина холма, где я стоял, поросла «старейшими из старых» кипарисовыми деревьями, иные из которых имели стволы настолько толстые, что, пожалуй, их не могли бы обхватить и двенадцать человек, и настолько высокие, что серо-зеленая перистая листва деревьев сливалась с лазурным небосводом. Оглядевшись по сторонам, я приметил искусно замаскированные кустами толстые глиняные трубы, по которым подавалась вода для орошения садов и снабжения раскинувшегося внизу города. Насколько мне удалось разглядеть, трубы эти тянулись издалека, с вершины еще более высокой горы, где, надо думать, и находился чистый источник.

Я был настолько очарован, что не раз и не два останавливался, чтобы полюбоваться разнообразными садами и парками, через которые пролегал мой путь, так что добраться до подножия холма мне удалось лишь ближе к закату. Там по дорожкам, усыпанным белым гравием, прогуливались богато одетые знатные мужчины и женщины, благородные воины в головных уборах из перьев и благообразные старцы. Каждый из них приветствовал меня кивком или любезным словом как своего, но мне было неловко беспокоить этих важных особ расспросами насчет того, куда именно в этом удивительном месте мне надлежит явиться. Потом я приметил юношу примерно моих лет, который, по-видимому, не был занят каким-либо неотложным делом. Стоя рядом с молодым оленем, который только что начал отращивать рога, он праздно почесывал бугорки между его ушами. Уж не знаю, чешутся ли только что проклюнувшиеся рожки, но оленю, похоже, подобное внимание доставляло удовольствие.

– Микспанцинко, брат, – приветствовал меня молодой человек, и я предположил, что это один из многочисленных отпрысков Несауальпилли, принявший меня за очередного внебрачного сына правителя. Но потом он заметил мою вместительную корзину и сказал: – Ты, наверное, новичок по имени Микстли?

Я подтвердил это, поприветствовав его в свою очередь. – Меня зовут Уишкоцин, – представился мой новый знакомый.

(Имя это означает Ива.) – Знаешь, у нас тут уже не меньше трех Микстли, так что для тебя, видимо, надо будет придумать другое прозвание.

Не ощущая особой нужды в еще одном имени, я сменил тему: – Слушай, я в жизни не видел, чтобы олени разгуливали свободно, без всяких вольеров, и не боялись людей.

– Они попадают к нам еще детенышами: обычно охотники подбирают их, если самка убита, и доставляют сюда. Ну а здесь для них всегда находят кормилицу, которая выкармливает их своим молоком. Оленята растут среди людей и, видимо, себя тоже считают людьми. А ты, Микстли, наверное, только что приплыл? Проголодался? Устал?

На все три вопроса я ответил утвердительно: – Да, да и да. Только я ничего не знаю: ни чем мне здесь предстоит заниматься, ни даже куда нужно идти.

– Кто все знает, так это первая супруга моего отца, – промолвил юноша. – Пойдем, я отведу тебя к ней.

– Спасибо тебе, господин Ива, – поблагодарил я его. Выходит, я не ошибся, этот юноша действительно был одним из сыновей правителя.

Пока мы с ним шли по территории, прилегающей к дворцу (олень тоже увязался за нами), молодой принц рассказывал мне о самых примечательных сооружениях, мимо которых пролегал наш путь. Показав на огромное, с трех сторон обступавшее цветущий внутренний двор двухэтажное строение, Ива пояснил, что в левом крыле расположены его собственные покои и комнаты всех остальных детей правителя, в правом размещаются сорок наложниц юй-тлатоани, а помещения центрального флигеля отведены советникам Чтимого Глашатая – мудрецам, неотлучно его сопровождающим, находится ли он в городе или в загородном дворце. Там живут также поэты, художники и ученые, которым владыка покровительствует. Вокруг здания красовалось множество окруженных садами уютных беседок с мраморными колоннами. Там мудрецы могли без помех предаваться размышлениям и творчеству, прозревать будущее или медитировать.

Сам дворец властелина Тескоко ни размером, ни пышностью убранства не уступал дворцам Теночтитлана. Длина фасада этого двухэтажного здания составляла самое меньшее тысячу шагов. Здесь находились тронный зал, палаты Совета, залы для придворных увеселений, караульные помещения и так называемый зал правосудия, где юй-тлатоани регулярно принимал своих подданных, дабы выслушать их жалобы или прошения. Тут же размещались личные покои Несауальпилли и покои его жен.

– Там целых три сотни комнат, – сказал принц, а потом с ухмылкой добавил: – Соединенных между собой множеством тайных ходов и лестниц. Таким образом, мой отец может посещать любую жену, не вызывая при этом зависти остальных.

Когда, оставив оленя, мы вошли в центральные ворота, стоявшие по обе их стороны часовые (а это, разумеется, были не простые воины) вытянулись в струнку, держа свои копья остриями вверх. Ива провел меня через просторный зал, увешанный гобеленами из перьев, после чего по широкой, устланной тростниковыми циновками лестнице мы поднялись к изысканным покоям его мачехи. Вот так и получилось, что вторым человеком, с которым я познакомился на новом месте, оказалась госпожа Толлана-Текиуапиль, та самая первая и любимейшая супруга правителя и благороднейшая из знатных женщин аколхуа, о которой старик упоминал на холме. Когда мы появились на пороге, эта высокая красавица разговаривала с каким-то угрюмого вида молодым человеком, но одарила нас улыбкой и жестом пригласила войти.

Принц Ива представил ей меня, и я наклонился, чтобы совершить обряд целования земли. Госпожа Толлана, однако, собственноручно подняла меня с колен и в свою очередь представила молодому человеку с нависавшими бровями:

– Мой старший сын, Иштлильшочитль. Я снова преклонил колени, ибо в данный момент передо мною находился сам принц Черный Цветок, официально провозглашенный наследником титула и трона Несауальпилли, правителя Тескоко. У меня начала слегка кружиться голова, и не только оттого, что мне без конца приходилось то преклонять колени, то подниматься. Ведь как-никак нечасто бывает, чтобы сын простого каменотеса за один день познакомился сразу с тремя столь знатными особами. Черный Цветок кивнул мне, слегка приподняв черные брови, после чего он и его сводный брат покинули комнату.

Первая супруга осмотрела меня с ног до головы, а я тем временем украдкой и сам разглядывал ее. Возраст госпожи мне определить не удалось, хотя, надо думать, она уже достигла средних лет. Судя по облику принца Черного Цветка, ей было никак не меньше сорока, но на прелестном добром лице госпожи я не углядел ни морщинки.

– Микстли, верно? – промолвила она. – Право же, у нас тут многовато юношей, которых так зовут. А полные имена я плохо запоминаю.

– Некоторые зовут меня Тоцани, госпожа. – Ну нет, ты гораздо больше крота. Ты и сейчас уже высокий юноша, а ведь тебе еще расти и расти. Я буду звать тебя Кивун.

– Как будет угодно моей госпоже, – отозвался я, в душе облегченно вздохнув. – Такое же прозвище и у моего отца.

– Раз так, нам обоим будет нетрудно его запомнить, верно? Ну что ж, пойдем, я покажу тебе твои покои.

Должно быть, госпожа Толлана дернула за веревочку колокольчика или чего-то в этом роде, поскольку, когда мы вышли из комнаты, ее уже ждали два рослых сильных раба с креслом-носилками. Они поставили паланкин на пол, а когда она уселась, подняли и бережно, не допуская ни малейшего наклона, спустили его вниз по лестнице и понесли за ворота дворца, в сгущавшиеся сумерки. Третий раб бежал перед паланкином со смолистым сосновым факелом, а четвертый нес позади особое знамя, свидетельствовавшее о высоком ранге госпожи. Я рысил рядом с носилками, остановившимися у того самого здания с тремя флигелями, которое уже показывал мне Ива. Госпожа Толлана завела меня внутрь, мы поднялись по лестнице и после нескольких поворотов оказались в дальней части левого крыла.

– Заходи, – пригласила она, открывая дверь, сделанную из кожи, натянутой на деревянную раму и покрытой для прочности лаком.

Раб внес факел внутрь, чтобы осветить мне путь, но я замешкался и лишь засунул внутрь голову, неуверенно пробормотав: