Путешествие с вилкой и штопором - Мейл Питер. Страница 27

Проехав еще несколько километров по безбрежному зеленому морю, мы оказались в Шато Лафит-Ротшильд, на родине самого прекрасного и аристократического напитка в мире. Само шато тоже было прекрасным и аристократичным: оно стояло на вершине пологого холма и смотрело оттуда на газон, ровный, как бильярдный стол, на парк, на озеро с фонтаном и на ряд гигантских плакучих ив вдалеке. Как и подобает такому знаменитому замку, оно встречало марафонцев настоящим оркестром из двадцати музыкантов.

На этом изысканном фоне особенно экзотично смотрелись некоторые участники. Мимо нас по очереди пробежали семеро гномов (Белоснежку они, вероятно, потеряли на предыдущем point de degustation), толстый шмель, невеста в черных очках и с роскошными усами, а вслед за ними у стола с бутылками остановился джентльмен, одетый… сразу и не поймешь кем.

На голове у него красовался сверкающий, изумрудного цвета парик, к груди при помощи какой-то упряжи крепился монументальный женский бюст, а вся остальная фасадная часть была скромно прикрыта фартучком. Правда, на вид сзади скромности, видимо, не хватило. На голой спине спортсмена была нарисована стрелка, указывающая на столь же голые ягодицы, а на тех жирно чернела цена: «400 франков».

Нимало не смущаясь своим внешним видом, джентльмен потягивал из бокала «Лафит-Ротшильд», с удовольствием слушал исполняемую оркестром сонату и, казалось, ощущал себя в полной гармонии с окружающим миром. Он пробежал уже двадцать пять километров и намеревался пробежать еще двадцать, если только ничего не случится с фартучком.

А через несколько минут нам удалось взглянуть на Шато Лафит-Ротшильд с высоты пяти сотен футов. Я испытывал смешанные чувства, когда разглядывал его с вертолета. C одной стороны, мы явно вели себя нескромно и без спросу совали нос в чужую частную жизнь, обычно скрытую от публики высокими стенами и зелеными изгородями. Наверное, нам следовало отвернуться или зажмуриться. Но с другой стороны, это было так интересно! Да и вид в это солнечное утро открывался просто великолепный.

Никогда раньше мне не доводилось лицезреть ничего подобного. Замки с их башенками и крутыми черными крышами казались крошечными островками в безбрежном, идеально подстриженном океане виноградников. Сотни и сотни акров укрощенной природы. Есть ли еще где-нибудь в мире место, где на таких пространствах земля возделана так любовно, так тщательно и так элегантно?

По песчаным дорожкам, кое-где прорезающим виноградники, ползла бесконечная лента пестро окрашенных насекомых — марафонцы растянулись уже на несколько миль. Отсюда, с небес, казалось, что они совсем не двигаются. Словно кто-то рассыпал на дороге пакетик разноцветных конфетти.

Развернувшись над Жирондой, вертолет доставил нас почти к самой трибуне. Гонка продолжалась уже четыре часа, и сейчас непрерывный поток спортсменов бежал, шел или едва ковылял по красной дорожке, ведущей прямо к финишу, к райскому блаженству на массажных столах и новому притоку углеводов, за которые отвечала внушительная команда поваров.

Мы решили, что поедим тут же, у финишной линии, но от ланча нас постоянно отвлекали новые спортсмены, заканчивающие гонку. Вот, пыхтя и отдуваясь, прибежал Ясир Арафат. Следом за ним финишировал непонятный персонаж с накладными ягодицами, прикрытый чем-то наподобие «бабы» на чайник. Потом появилась Клеопатра со сдвинутым на ухо париком, а за ней человек, у которого еще оставались силы разговаривать по мобильному телефону.

Прошло еще полчаса, а они все шли и шли: Микки-Маус, группа чертей в черных плащах с рогами и трезубцами, пятеро пухлых младенцев, держащихся за руки, трио шотландцев в беретах и клетчатых юбочках, жандарм, прикованный к своему пленнику, пара врачей, толкающих коляску с очень бодрым пациентом, радостно приветствующим толпу, и, наконец, вызвав настоящую овацию, показалась огромная бутылка вина на ножках. Vive le Medoc!

После ланча нам пришлось передвигаться осторожно, глядя себе под ноги, чтобы не наступить на распластанное тело. Некоторые, обессилев, разлеглись на газоне, другим не хватило сил, и они рухнули прямо на асфальт. Счастливчики с выражением блаженства на лицах приходили в себя под руками опытных массажистов. Все городские кафе были переполнены монахами, троглодитами и волосатыми херувимами, восстанавливающими силы. Pommes brites, пиво, багеты, сыры и сосиски исчезали со столов, едва их успевали поднести официанты. И это была только разминка. За обедом все опять налягут на макароны.

Через пять часов после старта участники еще продолжали пересекать финишную линию: бодрый пес, тянущий на поводке обессилевшего хозяина, британский полицейский, Бахус, официант в цилиндре, Адам с Евой. Нам рассказали, что чемпион Франции пришел к финишу первым с результатом два часа двадцать минут, но все-таки в этой гонке не было победителей и проигравших. Викторию праздновали все.

В тот вечер мы обедали с двумя участниками соревнования. Один из них, Пьер, приехал из Лиона, второй, Джерард, прилетел из Вашингтона, и для обоих этот марафон был далеко не первым. Оба они согласились, что он выгодно отличается от всех остальных. Все, начиная с предстартовой заправки углеводами и кончая массажем на фините, было организовано безукоризненно. Дух праздничного веселья и удивительно дружелюбная атмосфера делали это соревнование уникальным и незабываемым.

Джерард поднял бокал, в котором плескалось «Шато Линч-Баж» 1985 года.

— En plus [97], — заметил он, — были очень удачно подобраны освежающие напитки.

9

Среди летающих пробок в Бургундии

— Делай что хочешь, но главное — не забывай сплевывать, — напомнил я Садлеру, — иначе мы не дотянем до понедельника.

Я стану смотреть на тебя, — пообещал он. — Будем сплевывать одновременно, как в синхронном плавании.

Мы приехали в Бургундию на самый известный в мире винный аукцион — тот, что ежегодно проводится в Боне. Жены, решив, что мужчин нельзя отпускать одних, увязались за нами. Для меня это был уже второй аукцион: несколько лет назад я побывал здесь со своим другом, Chevalier du Tastevin, рыцарем лозы, и тогда на собственном горьком опыте усвоил главное правило выживания — непременно сплевывать. Забрызганные красным вином брюки и обувь — это не такая уж высокая цена за здоровую печень, способность логично мыслить и связно говорить и репутацию культурного человека, умеющего «держать градус».

Самое грустное, объяснил я Садлеру, то, что выплевывать придется как раз те напитки, которые больше всего хочется проглотить. За этот долгий уик-энд нам будут предложены для дегустации десятки, а то и сотни лучших французских вин — тех самых, чьи названия и трехзначные цены украшают винные карты лучших ресторанов. А здесь они льются щедро, будто лимонад в жаркий день. И тем не менее обязаны сплевывать. Винное изобилие продолжается три дня подряд, но, если глотать все, что будет предложено, можно не дотянуть и до второго.

Традиция винных аукционов, как ни странно, началась с больницы. B 1443 году Николя Рулен, канцлер герцога Бургундии Филиппа Доброго, основал в Боне госпиталь — Hospices de Beaune— и подарил ему пару виноградников, чтобы обеспечить медицинское заведение постоянным источником дохода. Еще несколько состоятельных и добросердечных бургундцев последовали его примеру, и даже сейчас, пять веков спустя, все расходы больницы оплачиваются за счет лозы. Каждый год в третье воскресенье ноября Hospices de Beauneпродает свое вино на аукционе, а за два дня до этого все местные виноделы начинают устраивать дегустации.

На одну из них мы были приглашены в первый же вечер. Рене Жакесон, владелец виноградника в Жевре-Шамбертен, устраивал у себя дома diner degustation [98]. Начинался он в личном cave [99]месье Жакесона.