Путешествие с вилкой и штопором - Мейл Питер. Страница 42

Нас встретила молодая пара, Мартина и Макс, которая отвечала в «Уше» за все. Они показали нам комнату и рассказали о программе на ближайшие три дня. Каждое утро до одиннадцати часов в столовой сервируется un brunch copieux [143]. Мартина заверила нас, что его должно хватить до пяти часов, когда нам предложат чай. Обед начинается в половине восьмого, и его будет готовить Макс. «Это не cuisine minceur, — объяснил он, — но все равно еда очень здоровая. Я почти все готовлю на гриле». Он показал на устройство для барбекю у дверей кухни, очень похожее на печурку на колесах, в которой виноградари Прованса сжигают обрезанную лозу. В первый вечер нам будет предложен на выбор суп-пюре из картофеля и лука-порея или фуа-гра на первое, сибас или утиная грудка на второе и два десерта на третье. Мы легко простили Максу то, что он не готовит minceurблюд.

Весь день мы исследовали дом и окрестности. Главное здание, построенное в 1859 году каким-то бароном из Бордо как охотничий домик, вполне можно было фотографировать для журнала « Interiors» или « Cote Sud» [144]. В элегантных комнатах были широкие кровати с пологом, настоящие камины, старинная и простая мебель и полы из широких досок медового цвета. И главное, в них действительно хотелось жить, а такое не всегда можно сказать об очень фотогеничных домах.

Выйдя на улицу, мы по деревянной тропинке дошли до Атлантического океана. Кроме нас на пляже оказался только одинокий рыбак с удочкой, стоящий по пояс в пене. И еще чайки. Мы могли бы пройти по сто километров в одну и другую сторону и все время шли бы по песку. Мы могли бы плыть на запад до самой Америки. Или, погуляв полчасика, мы могли бы вернуться на веранду, выпить чаю и сидеть там, любуясь на солнце, опускающееся в океан. Выбор оказался нетрудным.

В «Уше» может одновременно жить не больше шести человек, и до сих пор мы не видели здесь других гостей. Только за обедом выяснилось, что, кроме нас, здесь обитает еще одна пара. Мы поздравили друг друга с тем, что нам посчастливилось попасть в этот « paradis-sur-mer» [145], как они выразились, и уселись за столик у камина, где нас уже ждали бокалы вина. Как и весь остальной дом, столовая могла бы служить образцом уюта и безупречного вкуса. Все здесь ласкало глаз: каменный пол теплого желтого оттенка, беленые балки на потолке, огонь свечей, отражающийся в хрустальных бокалах, льняные скатерти и салфетки, тонкий фарфор. Столь продуманный интерьер сделал бы честь любому столичному ресторану, не говоря уж об охотничьей хижине, затерянной в дюнах.

Через стеклянную дверь веранды мы видели, как Макс в белом поварском колпаке колдует над барбекю. Мартина подложила в камин полено, долила нам в бокалы вина и открыла новую бутылку, которую мы выпьем за обедом. Все было прекрасно в этом лучшем из миров.

Макс недаром носил поварской колпак — он оказался истинным виртуозом открытого огня. Розовые ломтики утиной грудки, веером разложенные на тарелке, были сочными, нежными и пахли дичью, костром и лесом — результат, к которому я всегда стремился, но ни разу не смог добиться, когда затевал барбекю. Возможно, дело в том, что надо жечь старое дерево и сосновые шишки, а не готовый уголь. A может, достаточно будет купить высокий белый колпак. Или проработать несколько лет на кухне у Жерара и научиться всему, что знает Макс. B «Уше» он готовил все: от супов и фланов до десертов и фруктовых кексов, которые подавались к утреннему чаю. Когда мы уезжали, жене очень хотелось увезти его с собой.

Обед завершился сырами с Пиренеев, кофе и любимым местным успокаивающим средством — большой рюмкой арманьяка. Его справедливо называют бренди с деревенским характером. В нем чувствуется слабый карамельный привкус, и он ударяет по мозгам, точно мул бархатным копытом. Одна доза гарантирует восемь часов глубочайшего, безмятежного сна.

Меня разбудили две ссорящиеся под окном чайки, и я сразу же вспомнил, что сегодня перед le brunchмы собирались пройти хотя бы часть пути до Биаррица. Когда мы вышли из дома, белый как вата утренний туман еще окутывал дюны и смягчал шум прибоя. Одинокий рыбак — возможно, тот же оптимист, что вчера, — подбоченясь, стоял на берегу и не спускал глаз с поплавка, точно надеялся гипнозом выманить сибаса из океанских глубин.

Мы ушли с пляжа и по тропинке, на которой тут и там валялись пучки водорослей, отправились в дюны, сплошь поросшие низким зеленым кустарником. Вокруг не было видно ни строений, ни телефонных столбов и вообще никаких следов человеческого присутствия. При одинаковом населении территория Франции в три раза превышает площадь Британских островов, и здесь, в отличие от Англии, еще можно увидеть огромные пространства, на которых правит только природа.

Мы шли уже больше часа и по-прежнему видели вокруг все тот же волнистый зеленый ковер, убегающий к Пиренеям. Туман рассеялся, и солнце уже жгло вовсю, а от ходьбы по песку у нас ныли мышцы ног. Мы решили, что Биарриц подождет и что уже заслужили завтрак.

В отличие от англичан и американцев, которые уже за завтраком стараются выбрать всю дневную норму холестерина, французы по утрам едят мало. Вместо яичницы с беконом, сосисок, фасоли, вафлей и тостов они обычно ограничиваются тремя «к»: кофе, круассан, курение. Дело в том, что они приберегают силы для ланча (есть теория, что из-за скудного завтрака все французы первую половину дня проводят в плохом настроении, но по моим личным наблюдениям это верно только в отношении официантов и шоферов такси).

Но в «Уше» нас ждал, как и обещала Мартина, un brunch copieux: печеные яблоки, йогурт, яйца во всех видах, тарелки с байонской ветчиной и сыром, поджаренный на гриле деревенский хлеб, домашние варенья с кухни в Эжени и два завернутых в серебряную фольгу теплых пакета величиной с небольшую буханку: прародители всех круассанов добрых восемь дюймов длиной, пухлые, легкие и сдобные. Жевать их не требовалось — они сами таяли во рту.

Мы съели все, а потом долго гуляли по дюнам, избавляясь от набранных калорий. Так проходили все наши дни в «Уше»: морской воздух, превосходная еда, farniente. Всю эту неделю нас кормили и баловали так, как никогда в жизни.

Мы вернулись домой, и на следующий день мне позвонила Одиль. Ей не терпелось узнать, как прошло мое обращение в низкокалорийную веру.

—  Alors? Как все прошло? Как ты себя чувствуешь?

— Отлично, Одиль. Как будто мне опять восемнадцать. Все было чудесно.

— Ты похудел?

— Не знаю, я не взвешивался. Но я расслабился, отдохнул, полон энергии и здоровья. И знаешь, мы там совсем не голодали.

— Вот видишь? Я же тебе говорила! Начнешь есть здоровую пищу, перестанешь пить вино и — voila! — станешь новым человеком. Расскажи, чем вас там кормили?

— Уткой, бараниной, цесарками, паштетами, сырами, маслом, яйцами, иногда фуа-гра, картофельным супом, огромными круассанами на завтрак…

На другом конце трубки повисло мертвое молчание.

— …и винцо там было неплохое. И арманьяк тоже. Вот его тебе надо непременно попробовать. Очень полезно.

Одиль засмеялась:

—  Toujours l’humour anglais [146]. А если серьезно?

Недаром говорят, что труднее всего бывает поверить в правду.

Заключительное блюдо

Хорошую еду гораздо приятнее есть, чем читать про нее. Для тех, кто захочет сам побывать на тех праздниках и пообедать в тех ресторанах, о которых я написал, сообщаю некоторую полезную информацию. К сожалению, назвать точные даты фестивалей и ярмарок невозможно, потому что каждый год они немного сдвигаются, но на такой случай даю адреса и номера телефонов. Свяжитесь с организаторами по телефону или факсу (далеко не все французские деревни подключены к Интернету), и они вам с удовольствием все расскажут. Им нравится, когда на их праздники приезжает много людей, а потому, уверен, ответ будет быстрым и точным. Удачи! Надеюсь, вы получите не меньше удовольствия, чем я.