Мили ниоткуда (Кругосветное путешествие на велосипеде) - Сэвидж Барбара. Страница 12

За эти четыре дня случилось несколько мелких происшествий. На третий день, во время девяностомильного пробега от Терраса до Хейзелтона, просчитавшись в своих запасах, мы остались без еды. Ко времени приезда в Хейзелтон нас обоих била жуткая дрожь, так как в течение семи часов во рту не было ни крошки. После подобного эксперимента пришлось увеличить запас арахисового масла и брать дополнительную коробку макарон с сыром.

Когда мы выбрались из Хейзелтона на следующий день, У Ларри на велосипеде сломалась металлическая рейка, державшая рулевой ранец. Ларри привязал ранец с рейкой к рулю двумя нейлоновыми стропами, которыми привязывал спальник к багажнику. Сооружение продержалось двадцать миль, пока мы не добрались до Смитерса, где рейку приварили. В тот же день, днём, двигаясь по краю дороги, где нет покрытия, Ларри не справился с управлением и наехал на камень, погнув переднее колесо.

Но, если не считать этих проблем, поездка от Принс-Руперта до Хьюстона прошла идеально. Погода стояла жаркая и солнечная, движение транспорта почти отсутствовало. К вечеру, после прохождения восьмидесяти миль, в мышцах скапливалась усталость, но это мало напоминало прежние наши мучения. Для полноты испытанных за день ощущений чувство усталости стало необходимым.

Каждый вечер мы устраивали лагерь в лесу, у реки или ручья. Ставили палатку на пружинящей подстилке из папоротников, сосновой хвои и свежей травы, а вокруг нас суетились дятлы, серые сойки и поползни. Поставив палатку, готовили обед, купали друг друга в холодной воде, которая обычно текла с соседнего ледника. Запах готовящейся еды восхитительно сочетался с ощущением свежести. Темнело не раньше одиннадцати, и после еды мы вытягивались на папоротниках, болтая в воде ногами, читали или вспоминали прошедший день. На протяжении этих четырёх дней я всегда ждала наших вечеров — чувствовалась удивительная близость, возникшая между нами и дикой природой.

После Хьюстона ручьи и водопады исчезли, деревья стали приземистей, а горы и долины сменились холмами. Как раз около Хьюстона мы познакомились с канадцем Крисом, единственным велосипедистом, встреченным на Йеллоухед. Крис был высоким худым парнем лет за двадцать. Он ехал через Канаду в Ньюфаундленд; из Принс-Руперта стартовал около недели назад.

— Похоже, вы тоже направляетесь в Скалистые горы,— улыбнулся он.— Не возражаете, если поеду с вами? Мне неохота путешествовать в одиночку. Большую часть времени приходится скучать.

— Нисколько,— кивнул в ответ Ларри.— Мы будем рады составить тебе компанию.

Около часа Крис ехал и болтал с нами (объясняя, как взял на лето отпуск, чтобы проехаться по стране), прежде чем понял, что не выдерживает нашего темпа, и предложил нам двигаться вперёд.

— Слушайте, вы едете гораздо быстрее меня, так что, может, обгоните? Ехать с моей скоростью вам вряд ли в удовольствие, это точно. Я остановлюсь в кемпинге в Бёрнс-Лейк, может, и вы там встанете, тогда и поговорим, когда я подъеду.

Мы с Ларри попали в Бёрнс-Лейк около шести вечера. Крис притащился тремя часами позже. Его было жаль. Он напомнил мне, как я выглядела первую неделю путешествия в конце каждого дня: изнурённая и сгорбленная от мучений. Я попыталась выразить ему своё сочувствие, когда он опустился за наш стол на стоянке, но признать, что измучен или озабочен болями в мышцах, он отказался. Вместо этого он спросил, не можем ли мы поделиться с ним харчами. К тому времени, как он прибыл в Бёрнс-Лейк, все продуктовые магазины были уже закрыты, и он остался без провизии.

— Мне просто надо заморить червячка, и всё,— сказал он, обращаясь к Ларри.— Если съем что-нибудь, то приду в норму.

Ларри протянул Крису корзинку со всем нашим провиантом и предложил угощаться. Вскоре мы обнаружили, что совершили большую ошибку. Крис угостился на славу — из всего, что у нас было, осталось полдюжины яиц и пакетики с чаем. Почти уничтожив наши запасы, Крис раскатал свой спальник рядом с нашей палаткой, забрался внутрь и завернулся в водонепроницаемый мешок. Ему и в голову не пришло поблагодарить нас за еду или предложить разделить взнос за стоянку.

Утром Крис попросил кусок яичницы. Сам же оттяпал добрую половину и большую часть нашего чая. Я пыталась врубиться в ситуацию. В конце концов, уговаривала себя я, он меньше недели в пути и страдает от болей и изнурения в сочетании с подавленностью и постоянным голодом.

— Сегодня я попытаюсь продержаться с вами весь день,— заявил Крис, когда мы выехали на хайвэй после завтрака. Но не прошло и часа, как он стал отставать, и мы не видели его до позднего вечера, когда он с трудом дополз до стоянки в Вандерхуфе. Страдание и усталость проступали на его лице ещё явственней. Он прислонил свой велосипед к нашему столу и рухнул на одну из скамеек, опустив руки и лицо на стол. Присев рядом, я снова попыталась утешить и приободрить его:

— Крис, не стоит так переживать. Сначала трудно. Я знаю. Мне тоже понадобилось время, чтобы набрать форму. Поначалу я, как и ты, отставала, и каждую ночь мне казалось, будто сил не осталось. Но что тебе нужно, так это попытаться и...

Крис вскинул голову, и от его взгляда слова застряли у меня в глотке. Я подумала, что он сейчас закричит.

— Послушай,— почти прошептал он.— Меня абсолютно не угнетают ни боль, ни смертельная усталость, которые я испытываю всё время. Переживу. Я знаю, постепенно это пройдёт. Вот что действительно меня гложет, так это то, что ты, женщина, можешь работать педалями дольше и быстрее меня, мужчины. Не важно, что я только начал, а ты уже к этому привыкла. Я — мужчина; я должен превосходить любую женщину вне зависимости от того, в какой я форме. Но знаешь что? Весь ужас в том, что ты способна ехать в два раза быстрее меня. Можешь ты понять, как это меня подавляет? Можешь? Говорю тебе, моё эго никогда не смирится с тем, что женщина может быть лучшим велосипедистом, чем я. Я этого не приму. Чёрт, сегодня утром я принялся крутить педали так быстро, как только мог, а ты обошла меня, как столб.

Крис обхватил голову руками и опять уткнулся в стол. Совершенно не помню, что я испытывала к нему после этого. Может, пожалела, а может, и нет. В его голосе совсем не было раздражения, только сожаление и подавленность. За остаток вечера мы не сказали друг другу ни слова.

Ночью похолодало и пошёл дождь, и утром, когда Крис высунулся из своего кокона, то напоминал мокрую крысу. Волосы спутались, одежда намокла, под глазами легли тени, губы посинели. Но он был слишком горд, чтобы признать, что его кокон со своими обязанностями не справился.

— Похоже, ты на грани замерзания. Давай сюда и выпей горячего чая. Это поможет тебе оттаять,— сказал Ларри, ставя чашку на стол.

— Я в-в п-порядке.— Крис заикался, не в силах удержать дрожь.

— Мне так не кажется,— ответил Ларри — Давай, прими это питьё.

Крис протянул руку к пластиковой чашке. Кожа у него на руках была ярко-розовой, а пальцы окоченели и не гнулись. Ларри подошёл, согнул ему ладонь, вставил чашку и помог обхватить её пальцами. Рука Криса так тряслась, что, едва Ларри отпустил чашку, как горячий чай выплеснулся им обоим в лицо. Когда мы покидали после завтрака лагерь, Крис всё пытался поднять себе температуру тела. Пролетело два дня прежде чем он нас нагнал.

Десятого июля, за день до того, как мы достигли Скалистых гор, на нас обрушился потоп. Время для этого выдалось не самое удачное. В тот день мы уже преодолели семьдесят миль, чтобы добраться до городка Мак-Брайд, нужно было пройти ещё двадцать. Последний город мы проехали полтора дня назад, и наши запасы подходили к концу.

В четыре часа мы встали у ручья отдохнуть и перекусить, прежде чем отматывать последние двадцать миль до Мак-Брайда. Это была наша первая попытка пройти за день более восьмидесяти миль. Уже чувствовалось утомление, но, так как в запасе оставалось ещё семь часов светлого времени, казалось, мы с лёгкостью одолеем оставшиеся мили. Напрасно казалось.

Проехав четыре мили, мы увидели стену. Облака, висевшие над нами целый день, не проливая ни капли, слились впереди с деревьями и дорогой, образовав тёмную преграду.