Откровения (ЛП) - Боуден Оливер. Страница 26
Почему-то Эцио чувствовал, что так и должно быть. Как только последние отблески света и голоса тамплиеров стихли, Эцио решил зажечь свечу. Вытащив ее из сумки вместе с трутницей, ассассин, молясь чтобы ничего не выронить, высек искру.
Свеча загорелась. Выждав мгновение и убедившись, что за ним не следят, Эцио двинулся по извилистому коридору. К ужасу Эцио, он привел его на перепутье. Выбрав один из коридоров, Эцио пошел по нему и уперся в глухую стену. Вернувшись по собственным следам назад, он подумал, что это может оказаться настоящий лабиринт. Эцио вошел в другой темный коридор, уводивший дальше вглубь. Ассассин надеялся, что запомнил дорогу назад, и что хозяйке книжной лавки можно доверять. Наконец впереди Эцио увидел тусклый отблеск, не ярче света светлячка.
Он шел по коридору, пока тот не вывел его в небольшую круглую комнату с куполообразным потолком, который терялся в тенях. Вдоль стен с равными интервалами стояли полуколонны. Стояла тишина, прерываемая лишь звуками капающей воды.
В центре комнаты на небольшом каменном столе лежала сложенная карта. Эцио развернул ее и увидел точнейший план Константинополя, в центре которого был четко обозначена торговая лавка братьев Поло. На карту были нанесены четыре линии, и каждый полученный таким образом сектор содержал какой-либо ориентир.
На полях карты были написаны названия двенадцати книг. Из них четыре были по одной размещены в каждом из секторов карты. Их названия были написаны зеленым, синими, красными и черными чернилами.
Эцио бережно сложил карту и убрал в сумку, а потом посмотрел на то, что лежало в центре стола.
Это был резной каменный диск не более четырех дюймов в ширину. Диск был тонкий, сужался к внешним краям, и был сделан из камня, который Эцио принял за обсидиан. Точно по центру в диске было отверстие в полдюйма в диаметре. Поверхность диска покрывали рисунки, некоторые из которых Эцио уже видел на страницах Кодекса, которые собирали его отец и дядя. Солнце, чьи лучи упирались в протянутые к миру руки, странные человекоподобные существа неопределенного пола с огромными глазами, губами, лбами и животами, что-то похожее на трудные для понимания математические символы и расчеты.
Диск светился.
Осторожно почти благоговейно Эцио взял его в руки. Он ощутил то же самое чувство, как когда в последний раз держал Яблоко. Он уже догадывался, что держал в руках.
Когда Эцио повертел диск в руках, свечение усилилось.
«Che succede? — подумал Эцио — Что происходит?..»
Свечение стало почти непереносимым, ярче солнечного. Эцио пришлось закрыть глаза, и тут комната взорвалась ураганом света.
ГЛАВА 27
Эцио одновременно был в комнате и не был. Он не был уверен — грезит ли он наяву или впал в некое подобие транса.
Но он точно знал, где и когда он был. За годы до его рождения, в конце двенадцатого века. Пока его несло сквозь закрученные облака и лучи внеземного света, в его сознании возникла дата — год 1189 от рождества Господа нашего. Свет, в конце концов, стал угасать, и Эцио увидел вдалеке крепость, в которой сразу узнал Масиаф. Облака перенесли его ближе, и Эцио услышал звуки ожесточенного боя. Он увидел, как в смертельной схватке сошлись пехотинцы и всадники. Потом услышал топот копыт. На площадь на всем скаку въехал молодой ассассин, одетый в белое.
Эцио смотрел, пока не утратил самого себя, свою личность… Произошло что-то такое, что показалось ему отчасти знакомым. То было сообщение из прошлого, которое он еще не знал, но которое было ему хорошо известно…
Молодой человек в белом, обнажив меч, верхом проскакал через ворота и ворвался в самую гущу схватки, где два здоровенных крестоносца уже собирались добить раненого ассассина. Наклонившись в седле, юноша легким ударом убил первого солдата, и лишь потом остановил разгоряченного коня и спрыгнул на землю в клубах пыли. Второй крестоносец развернулся к нему лицом. В одно мгновение молодой человек вытащил метательный кинжал и швырнул его в крестоносца. С убийственной точностью кинжал вонзился противнику в шею, туда, где заканчивался шлем. Враг упал на колени, а потом рухнул лицом в пыль.
Молодой человек бросился на помощь товарищу, лежащему под деревом. Меч раненого выскользнул у него из руки. Прислонившись спиной к стволу, раненый человек дотянулся до лодыжки и скривился от боли.
— Как ты? — быстро спросил юноша.
— Сломал ногу. Ты прибыл в последний момент.
Молодой человек наклонился, помогая товарищу встать. Обхватив его за плечи, он помог ему добраться до лавки у стены.
Раненый посмотрел на него.
— Как твое имя, брат?
— Альтаир, сын Умара.
Лицо раненого прояснилось.
— Умар. Хороший человек, погибший достойно, так же, как жил — с честью.
Из гущи боя к ним, покачиваясь, подбежал третий ассассин, уставший и окровавленный.
— Альтаир! — воскликнул он. — Нас предали! Враг захватил замок!
Альтаир ибн Ла'Ахад закончил перевязывать рану товарища, а потом, похлопав его по плечу, успокоил:
— Жить будешь, — и повернулся к подошедшему, недружелюбно на него посмотрев. — Плохие новости, Аббас. Где Аль Муалим?
Аббас покачал головой.
— Когда крестоносцы прорвались, он был внутри. Мы больше ничем не сможем ему помочь.
Альтаир ответил не сразу. Он стоял, повернувшись лицом к замку, возвышающемуся на скалистом утесе пятьюстами ярдами выше. Он думал.
— Альтаир! — прервал его размышления Аббас. — Нужно отступать!
Альтаир спокойно повернулся к нему.
— Слушай. Когда я закрою ворота замка, атакуйте крестоносцев с фланга и уведите их в ущелье на западе.
— Это безрассудство, — зло огрызнулся Аббас. — У тебя нет ни шанса!
— Аббас! — сурово ответил Альтаир. — Смотри, не ошибись.
Запрыгнув в седло, ассассин поскакал к замку. Альтаира глубоко печалили сцены разрушений, которые он встречал на пути. По обеим сторонам дороги стояли жители деревни. Какая-то женщина подняла голову и крикнула: «Будь прокляты эти крестоносцы! Пусть они все падут от твоего меча!»
— Оставь молитвы священникам, сестра.
Альтаир пришпорил коня, но потом замедлил скорость, увидев, как крестоносцы грабят деревню и преследуют жителей, которые сбежали из осажденной крепости и теперь пытались скрыться в деревне. Три раза Альтаиру пришлось тратить драгоценное время и силы, чтобы защитить жителей от бесчинств франков, которые называли себя Воинством Христовым. Но когда он снова отправился в путь, пришпорив коня, вслед ему неслись слова благодарности и одобрения.
— Благослови тебя Аллах, ассассин!
— Я уже думал, что умру! Спасибо тебе!
— Утопи этих крестоносцев в море, раз и навсегда!
Наконец, он добрался до распахнутых ворот. Посмотрев наверх, Альтаир увидел другого ассассина, который лихорадочно пытался разобраться с лебедкой, опускающей ворота. Возле одной из башен стоял отряд ассассинов.
— Почему врата все еще открыты? — спросил Альтаир.
— Обе лебедки заклинило. Замок кишит врагами.
Альтаир осмотрел двор и увидел отряд крестоносцев, устремившихся в его сторону.
— Удерживайте позицию, — приказал он командиру отряда.
Убрав меч в ножны и спешившись, Альтаир полез вверх по внешней стене к товарищу, пытающемуся освободить лебедки. Когда они взялись за дело вдвоем, им удалось частично опустить ворота — те со скрежетом рухнули вниз на несколько футов.
— Почти удалось, — произнес Альтаир сквозь стиснутые зубы.
Напрягая мускулы, они снова попытались освободить вторую лебедку, накрутившуюся на зубцы шестерни. Наконец им это удалось. Решетка обрушилась прямо на сошедших в схватке ассассинов и крестоносцев. Ассассины успели отступить, но отряд крестоносцев оказался разделен на две части. Половина из них остались за опустившимися воротами.
Альтаир спустился по каменным ступеням, ведущим со сторожевой башни на центральный двор крепости. Тела ассассинов лежащие тут и там говорили о том, что еще недавно тут шел ожесточенный бой. Оглядев укрепления и крепостную стену, Альтаир увидел, как дверь Главной Башни распахнулась, и оттуда вышли люди, при виде которых у ассассина перехватило дыхание. Отряд элитных крестоносцев, окруживший Главу Братства — Аль Муалима. Старик был в полубессознательном состоянии. Двое устрашающего вида солдат держали его под руки. А еще с ними был человек с кинжалом, которого Альтаир знал. Крепкого сложения мужчина с темным непроницаемым взглядом и глубоким уродливым шрамом, пересекавшим щеку. Тонкие его волосы были подвязаны черной лентой.