Голос сердца - Лаудэн Дороти. Страница 18

Опять! Микаэла схватила стоящий у кровати фонарь, накинула платок на плечи и вышла во двор. Не исключено, конечно, что к ней, врачу, приехал кто-то, срочно нуждающийся в помощи, хотя пускаться в путь с больным ребенком в такую ветреную ночь, пусть даже при полной луне, казалось ей полным безрассудством.

Микаэла несколько раз подняла фонарь над головой, но так ничего и не разглядела. В ушах у нее все еще стоял услышанный крик, теперь ей казалось, что это точно плакал ребенок. Она подошла к сараю, стараясь не производить лишнего шума, открыла тяжелую дверь, но и там не заметила ничего необычного. Взгляд ее упал на кормушку для лошадей. Осторожно приблизившись к ней, она приподняла крышку.

В этой части сарая обычно стояла телега, поэтому кормушкой никогда не пользовались. Каково же было удивление Микаэлы, когда ей в глаза бросился предмет странной формы. Она без труда вытащила его наружу. Это оказалась самодельная лошадь-качалка из дерева, никогда, по всей видимости, не использовавшаяся по назначению. Тем не менее некоторые части игрушки рассохлись, скорее всего за давностью, и едва держались.

Вдруг Микаэла поймала краешком глаза голубоватую тень в углу и, издав от неожиданности сдавленный вопль, уронила лошадь обратно в кормушку.

— Доктор Майк? — Мэтью, спавший, по своему обыкновению, в сарае, где он устроил себе удобное спальное место, поднял голову с подушки. — Что-нибудь случилось?

— Нет… Нет, — выдавила из себя Микаэла, чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. — Мне послышался какой-то шум.

— Я же тебе обещал, — нахмурился Мэтью, — что мы с Ингрид не станем торопиться, и…

— Да ты тут ни при чем, — поспешила она успокоить сына. — Шум был совсем иной. Быть может, кошка…

— Кошек здесь нет! — все еще недовольный, пробормотал Мэтью, откинулся на подушку и натянул одеяло до подбородка. — Спокойной ночи.

Микаэле не оставалось ничего иного, как тоже отправиться спать. Что же это такое все-таки было? — мучительно соображала она. И почему она так перепугалась? Неужели ей тоже начали являться привидения?

Неотвязные мысли продолжали преследовать ее и в постели, не давая заснуть. Наконец она впала в дремотное состояние, иными словами — наполовину спала, наполовину бодрствовала. Вдруг у ее висков повеял свежий ветерок, и в тот же миг в углу комнаты возникла такая же голубоватая тень, какую она, по ее убеждению, только что видела в углу сарая. Тень задрожала и постепенно приняла очертания человека. Еще миг — и стало ясно, что это женщина. Высокая, стройная, с высоко поднятыми по моде волосами. Леди, с ног до головы.

Микаэла содрогнулась от ужаса.

— Кто вы? — с трудом выдавила она наконец из себя.

— Я Абигейл.

— Что вам угодно? — Голос отказывал Микаэле.

— Я хочу, чтобы вы покинули мой дом. — Привидение в упор смотрело на Микаэлу.

Вдруг, так же неожиданно, как появилось, привидение исчезло. Остался лишь отзвук его голоса в ушах Микаэлы.

Микаэла села на кровати и огляделась вокруг себя. Ее сердце дико колотилось, но в комнате было спокойно. И дети спали мирным сном. Неужто ей все это привиделось в кошмарном сне?

Утром Микаэла, ни слова не говоря детям, погрузила лошадь-качалку на телегу и поехала в город. Она рассчитывала застать Салли в кузнице Роберта и не ошиблась.

С лошадью под мышкой Микаэла вошла в кузницу в тот момент, когда Салли с Робертом выпрямляли обручи для кадок.

— Салли! — сказала она. — У меня к тебе просьба. Повернувшись к ней, человек с длинными волосами удивленно поднял брови при виде игрушки, которую он собственными руками смастерил несколько лет назад.

— Откуда она у тебя? — холодно спросил он.

— Я совершенно случайно нашла ее, а теперь хочу, чтобы ты ее починил.

— Интересно получается. — Лицо Салли приняло чуть насмешливое выражение. — Чтобы я отремонтировал дом, ты не желаешь. А хочешь, чтобы я починил эту теперь никчемную безделушку.

— Одно к другому не имеет никакого отношения, — возразила Микаэла. — Это не мой дом, он навсегда останется домом Абигейл.

— Абигейл умерла! — Салли нахмурился. — У нее нет ничего общего с этим миром.

У Микаэлы от удивления отнялся язык. Разве не Салли всего несколько дней назад доказывал ей, что мертвые участвуют в земной жизни? Тут она заметила, что Роберт, ставший поневоле свидетелем их разговора, испытывает из-за этого смущение и с радостью удалился бы, чтобы не мешать, да некуда.

— Так почему ты против ремонта дома? — настаивал Салли.

— Я очень ценю твое предложение, Салли, — примирительно сказала Микаэла. — Но нам с детьми, пока мы живем в твоем доме, за глаза хватит тех комнат, что есть. Больше нам не нужно.

— А неродившемуся ребенку не нужна эта игрушка. — Салли своими сильными руками высоко поднял массивную лошадь и с размаху бросил в горящий ярким пламенем кузнечный горн. Она разбилась от падения на тысячи мелких осколков, которые моментально занялись огнем.

Микаэла была потрясена. Почему она вдруг отправилась искать Салли, почему попросила его починить эту нелепую игрушку — она и сама не могла объяснить. Где-то глубоко в подсознании у нее шевельнулась мысль: она виновата перед Абигейл, виновата своим счастьем. Микаэла не понимала, из каких впечатлений родилась в ее голове эта нелепица, но ведь именно чувство несуществующей вины заставило ее принести сюда игрушку. И почему Салли так настаивает на ремонте* неужели он не понимает, что заставляет ее возражать против перестройки дома. Ведь такая перепланировка значит увеличение числа живущих в доме. Но долго таить обиду она не смогла — ей было жаль Салли, поведение которого красноречивее всяких слов говорило о том, что она также дважды поступила нечутко: сначала отказавшись от перестройки дома, а затем напомнив Салли о несчастном ребенке.

Микаэла пошла куда глаза глядят и неожиданно оказалась перед кладбищем Колорадо-Спрингс. Исполнившись решимости, она отворила маленькую калитку и подошла к могиле с надгробной надписью: «Абигейл Салли». Из последующих цифр явствовало, что Абигейл умерла в двадцать шесть лет, то есть в то время она была существенно моложе, чем Микаэла сейчас. Охваченная сочувствием, растроганная Микаэла сломала ветку с куста и положила на надгробие Абигейл. Затем она быстро повернулась и покинула кладбище.

Как только Микаэла вышла на главную улицу города, где-то поблизости раздался оглушительный шум. Он доносился со стороны лавки Лорена Брея, и, полагая, что там может понадобиться ее профессиональная помощь, Микаэла поспешила в том направлении. Против ее ожиданий, у дверей заведения толпились не взрослые, а дети. Они без устали вопили: «Ведьма! Ведьма!», а среди них, облитая водой, стояла неподвижная как столб Дороти Дженнингс.

Впрочем, в центре образованного детьми кольца она была не одна. Вокруг нее бегал взволнованный Брайен, умоляя товарищей замолчать и подкрепляя свои просьбы легкими тычками кулаков.

Микаэла была еще далеко, когда миссис Дженнингс повернулась и, опустив голову, медленно прошла в лавку. Поколебавшись несколько секунд, Брайен побежал за ней, а остальные дети вмиг дали деру, так что возникший неожиданно гвалт столь же неожиданно и прекратился.

Микаэла последовала за миссис Дженнингс и Брайеном, опасаясь, как бы он в ее отсутствие чего-нибудь не выкинул. И снова ей пришлось признаться самой себе, что за своими личными делами она забывает о воспитании детей. Ее долг сейчас — хотя бы извиниться перед миссис Дженнингс.

Миссис Дженнингс сидела за письменным столом, а перед ней стоял Брайен, судя по его виду с трудом боровшийся со слезами. Она смотрела на него в упор, но без злости, скорее с отчаянием и грустью, а более всего — с непониманием.

— Что я тебе сделала плохого, Брайен? — тихо спросила она, не сводя с него своих удивительных глаз. — Зачем ты выманил меня за дверь, чтобы дети могли осыпать меня бранью?

— Это было совсем не так, — всхлипнул Брайен, и первые слезы покатились по его щекам. — Я этого не хотел. Поверьте мне, миссис Дженнингс, не хотел.